Помрачнение чувств

Зато с самого раннего детства приохотился слушать радио. У нас был миниатюрный (по тем временам) и прелестный по дизайну радиорепродуктор для одной-единственной программы проводной московской радиосети – светло-коричневая шкатулка, поставленная вертикально, с матерчатым в цветочек кружком посредине, за которым была мембрана. По сравнению с привычными в ту пору черными «тарелками» репродукторов времен войны, которые вечно хрипели, будто от хронического бронхита, наш выглядел чуть ли не сегодняшним «Sony».Мое ухо чутко воспринимало всю информацию, доставляемую в наш дом через это «окошко» в большой мир. И вот как-то рано утром я проснулся и первым делом кинулся к своему доброму другу – радио. Но вместо вожделенных «Приключений Буратино» с обожаемым Николаем Литвиновым во всех лицах я услышал государственно-скорбный голос Левитана, зачитывавшего официальный медицинский бюллетень «состояния здоровья товарища Сталина».Я ворвался в комнату родителей с криком: «Сталин болен!» Я видел его, как говорится, живьем. Меня, шестилетнего, в 1952 году папа взял на демонстрацию. Наша колонна шла от Союза писателей, членом которого был папа, с улицы Воровского (ныне, как встарь, Поварской).Весь путь до Красной площади он тащил меня на плечах. В момент прохождения мимо Мавзолея папа, придерживая меня левой рукой, правой стал ощутимо тыкать в бок, экзальтированно крича при этом: «Митя, смотри, смотри! Сталин!» Диву даюсь сегодня: ну как это интеллигентный человек, драматург и сценарист, знаток человеческих и литературных душ, у которого родной брат погиб на сталинской каторге за десять лет до этого, и вдруг…А сам-то я в те годы? Откуда только что бралось? Взять то же 7 ноября. Просыпаюсь утром, смотрю на часы – уже десять.Батюшки светы! А у меня красной звезды к празднику не нарисовано! Вечером пришли к родителям гости, так и я за столом тяну свой стаканчик с виноградным соком: «За здоровье Сталина и его слуг!» Точнее не скажешь…Сейчас опытные политтехнологи или психологи с легкостью разложили бы по полочкам этот поведенческий феномен, но тогда их не было, а всеобщее безумие – было.Вечером мы пошли смотреть салют к станции метро «Кропоткинская» (тогда она называлась еще «Дворец Советов»). Выйдя из-под арки, напоминающей легкую беседку в старинной усадьбе, мы уперлись в огромный забор, огораживающий заброшенную строительную площадку Дворца Советов. Через пять лет тут будет плескаться бассейн «Москва», а сегодня – вновь возвышается храм Христа Спасителя.Обогнув забор, мы остановились напротив Музея изобразительных искусств им. А. С. Пушкина, где на тротуаре суетился расчет огромного, шкворчащего вольтовой дугой, прожектора. Его голубой столб света устремлен в небо. Там, в черноте, он перекрещивается с другим таким же столбом света, и в этом перекрестье ярко высвечивается парящий над Москвой огромный портрет Сталина, вознесенный аэростатом.Через несколько минут раздаются залпы праздничного салюта. Настроение радостное. Завораживает россыпь зеленых, красных и белых огней, усеивающих небо. Они как северное сияние, которое видел, разумеется, только на картинке. И ты со всеми в едином порыве…И вот по радио сообщают – Сталин умер. Вскоре уже никуда нельзя было деться от звуков похоронного марша Шопена, он звучал постоянно. Накануне похорон (я простужен и лежу в постели) я попросил маму сделать мне траурный флаг. Думаю, что она не удивилась: большинство, подчеркиваю, большинство людей (даже я, ребенок!) были загипнотизированы одним лишь именем Вождя. И не думалось, что его волей, в любую минуту любой человек мог быть превращен в лагерную пыль…9 марта в 12 часов по всему Советскому Союзу на три минуты встали фабрики и заводы, люди и машины. Я тоже замер в своей детской кроватке по стойке смирно со своим красным флагом с черным бантом. За окном слышался вой тысяч автомобильных гудков. И было мне тогда без трех месяцев семь лет.Описывая свои ощущения марта 1953-го, я хочу показать, что параноидальное обожание вождя могло специально и не воспитываться в семьях. Оно просто было неотъемлемой частью окружающей среды, входило в состав воздуха, которым мы дышали. И только потом мы поняли, что воздух был смертельно отравлен. А кое-кто и по сию пору уверен, что это был живительный озон…