Андрей Панин: Ковчег построил любитель, а «Титаник» – профессионал

– У меня же режиссерское образование. И у меня в 23 года был собственный театр.– Все просто. Поступил заказ от НТВ. Сценарий мне понравился. Я решил, что это интересно, а проблемы буду решать по мере их поступления. Собственно, все это грани одного стакана. Где те люди, которые в свое время разубеждали меня идти в актеры?.. Так и здесь.– В общем, да, но монтаж не совсем точный, не совсем выверенный, недожатый. Плохо сделаны драки. Их, правда, всего две, бытовые. Но они должны смотреться. Это должно быть в динамике. А монтаж такой, что видно швы. Сериально в плохом смысле слова. Можно было доделать – но пока такой практики не существует. Деньги, деньги… Я на съемках прошел высшие режиссерские курсы с Ираклием Квирикадзе, лучшим монтажером Советского Союза. И это, конечно, очень интересно. Учишься на лету. Музыка у нас хорошая: Зубков, шлягерист, раз восемь «Золотой граммофон» брал. Мне его Коля Фоменко посоветовал, когда я за голову схватился: мол, нет композитора… Я же практически дуб дубом в этом смысле, что, где и как.– Жесткого продюсерского давления не было. Кое-что не дали, но такого, чтобы сказали: «так» или «не так», не было. Все было доверительно.– Да, ночью летал сниматься. Я предупреждал его, что не могу. Но он убедил меня, что это будет для него серьезная потеря. Ну я решил не подводить.– Многие люди помогали. Мы ведь долго выбирали место: Углич, Волгоград, Астрахань. На юге дождей бы не было. А почему возникла Тверская область? Я вспомнил, что у меня там живет товарищ Борька, любитель плотов. И все сомкнулось! Борька, собственно, плот и построил. Да много чего еще сделал.– В общем да. Несколько основных человек быстро сработались. А потом мы уже все на эту атмосферу ориентировались. Мы сидели перед мониторами – потому что перед камерой ничего не понимаем. И потом, актеров же всегда гоняют от камеры, так что по привычке я и не глядел туда. И Квирикадзе говорил: «Второй раз в жизни вижу режиссера, который не подходит к камере вообще! Первый – Коппола» ().– Ну-у, просто повадки у меня неприятные местами. Медвежьи. До последнего невозможно понять, что выкину. Могу бубнить, хи-хи, ха-ха, а потом… Увольняли людей. Раз, два, три замечание делается, и… чтоб больше человека не было! Но в конце концов получилась та самая группа, которая и должна была быть. Сериальная школа – жесткая. Хочешь научиться плавать – плыви к чертовой матери, и все!– Да был бы результат. А остальное по барабану. Мне один человек, много чего добившийся, сказал: «Будет период, когда тебя все любить начнут, потом год-два пройдет, начнут ненавидеть». Так и есть. Ну и что?– Это тяжело. Неприятно. Сидишь в кадре и следишь за коллегами, как они играют. А свои-то реплики забываешь сказать! Какое-то отставание по фазе бывало.– Каждый день что-то происходило. Плот же не останавливается. Совсем. Вернуть его нельзя. Сняли. Можно оттянуть метров на десять-двадцать минут за сорок. Но не бурлаки же. То есть мы должны были все время передвигаться по реке и все точки, где и когда играть, вычислять заранее. А тут то тебе река пересохла, то наоборот, разлилась. Кроме того, обычный плот делается на антеевских шинах, сверху дощатый настил. Он легкий и мобильный, но вместе с тем жесткий. А наш был декоративный – красивый, из бревен. И весил где-то в районе пяти тонн. И его, особенно при полноводной реке, несет так, что остановить невозможно.– Неприятненько. И плотогоны, опытные ребята, такие экстремальные дядьки лет за сорок, туристы-любители, уставали, да и воды наглотались с нами. Они ночью перегоняли плот. А придет он – не придет?..Вдруг туман… Экстрим бывал. В первый же день нас отпустили на длинный план просто прокатиться по реке с поворотом. Проверили реку. Сказали: «Туда не заводите, потому что дальше перекат, на мель можно сесть». В результате мы – бух! – встали. Стаскивали нас полдня. Такое течение кругом и камни, что не подобраться. Народ собрался, съехался.Прицепили к какому-то трактору. Думали, что быстренько поднимут, а это же пять тонн. Все женам стали звонить или писать. Я пишу Наташе: «Вот и все. Сели на мель. Если что, не поминай лихом». Ну, естественно, от нее чего ждать: «Совсем охренел? Утонешь – домой не приходи!» Феклистов пишет: «Все. Сижу на мели».А у него жена была в Италии. Отвечает: «Сань, сама на мели. Пришли хоть долларов триста». Однажды едем, и вдруг… мачта – хр-р-р… Что такое? Врезались в линию электропередач. Ну все, думаю: «Титаник» пошел!..» И первая мысль: «Может, в воду и – до берега? Трещит же, вдруг лопнет?» А Саша Феклистов говорит: «Так это ж электроудочка будет. Если это провод, все всплывем…» А у меня в голове все крутилось: «Зачем же я кеды снял? У меня же резиновая подошва. А кидаться сейчас надевать – как-то неловко… Ай, ладно, я вместе со всеми, как пойдет». Оказалось, это телефонная линия была. Какую-то деревню мы надолго телефонов лишили. МЧС приезжала.– Вот поэтому и подумал: «Опять!» Несколько жутких минут пережил. Пытаешься что-то сообразить – и ничего не соображаешь.– Конечно. А кто бы ощущал свое положение по-другому?– Ну, тут как в драке. Страшно до того и после. До того: «Ой, убьют!» После того: «Ой, могли убить!» А в драке – рука-нога, встал. Машинерия. Так и здесь.– Да. Кстати сказать, к ее достоинству, она не строила из себя жену режиссера. Она вела себя достойно и работала достойно. Но мы проходили длинные, длинные пробы. И в результате этих проб немножко отрепетировали.– Приятели-кавказцы говорят: друг – это отец, мать, сестра, брат, жена. Узкородственные отношения. У меня есть друзья, но все они «с тех» времен. Мне еще отец говорил, что последние настоящие друзья появляются в институтские годы. Похоже на правду. Период приобретений там заканчивается. Дальше начинаешь уже обороняться, на все смотреть осторожнее. Но есть масса градаций: друг, товарищ, приятель, знакомый.– Мне кажется, ни один комплекс меня не миновал. Насколько я красив? Насколько здоров? Нужен ли?.. А куда им, комплексам, деваться-то? Я легко впадаю в депрессию. А что, завтра могут перестать снимать. Запросто! Примеров тому несть числа.…– В каком-то смысле да. В соревновательном. Хочется же доказать обратное. И поэтому бездарность так опасна.– Растиньяки? Конечно. Можно взглянуть на наше правительство. На наше искусство. Достойные люди есть везде. Но в процентном отношении, естественно, количество пробивающихся провинциалов больше. И в Нью-Йорке так же, потому что отборные силы кидаются на завоевание этого славного града (). И кому-то что-то удается. А тот, кто живет в Москве, в парниковом варианте, менее активен и более беззащитен перед разными ударами судьбы. У таких некий инфантилизм развивается.– Удивительно, что уже предлагают снимать. С какого перепугу? Стра-анно! Откуда такое доверие? Были очень серьезные предложения. Думаю, первое – это дефицит кадров. Все пытаются кого-то найти. И если на горизонте возникает фигура, которая похожа на человека, который… может быть… Во-вторых, знают, что я не идиот.– Да, у меня курс во ВГИКе. Экспериментальный. Меня уговорили. Правда, я преподавал постоянно, с 23 лет. И во МХАТе работал на последнем ефремовском курсе.– Конечно. Их трудно понять. У них какая-то странноватая нагловатость. По губам не дали – так они начинают вести себя немножко как зверьки. А точно сформулировать, какие они, трудно. Поколение «пепси».– Нет. Сейчас мне неинтересно уже. Наелся театра. Я десять лет во МХАТе проработал. Думал, годик-два поработаю, а там пошло одно за другим. Я побаиваюсь репертуарных театров, потому что начинают втаскивать тебя в свой репертуар. А мне хочется независимости. Я уже поработал на искусство, пусть и оно на меня поработает. В штат не хочу. Конкретно на роль пошел бы. К тому же в антрепризе, в отличие от репертуарного театра, реальный и серьезный заработок.В Пушкинском театре я вообще копейки получал. А спектакли тяжелые, та же «Академия смеха». У меня сейчас остался один антрепризный спектакль у Абдулова. А так – со всеми расстался.– Все в этой жизни кончается. И в «Табакерке», в «Смертельном номере», уже не работаю. Хотя тоже очень любил его. Предложения из театров есть. Но мне желательны антрепризы. Есть предложения с очень хорошими актерами, с суперстарами. Но если браться за дело с серьезными людьми, нужен материал соответствующий, а не ура-антрепризка. И это самая большая проблема.…– Раньше не было профессии престижнее. Точнее, в иерархии имиджевых ценностей три призовых места можно было распределить так: дипломат, актер, товаровед (). А сейчас… Но, наверное, эта профессия сродни наркотику: ты можешь прожить несколько жизней, которые в реальности никогда сам не проживешь. А при моей монголоидной лености заставить себя самого встать и куда-то пойти – это уже катастрофа. Когда же влезаешь в работу – это совсем другое, можешь пахать хоть сутками. Наша профессия позволяет тебе не лезть на Эльбрус, не нырять, не быть последним идиотом, пардон, последним героем, выезжая на острова…– Судьба всегда дает какой-то шанс. Твоя задача его уловить. И большой грех, если не попадешь, не поймешь: плотником ты должен стать или сантехником. Поэтому повторю: не бойтесь начать делать вещи, которые вы не умеете делать. Ибо ковчег построил любитель, а «Титаник» – профессионал. К сожалению, это сказал не я. Но тем не менее это красиво.