Елена Соловей: Актеров надо любить и баловать

– В прошлом году, на гастролях вместе с Театром имени Варпаховского, которому в этом году 10 лет. Я играла в двух его спектаклях: «Дядюшкин сон» по Достоевскому и «Семейный ужин» французского драматурга Марка Камолетти. Жду новых работ. – Нет, я даже не знаю, где он. Видимо, в Восточной Германии – папа там служил после войны. Но в паспорте у меня было записано: место рождения – Москва. В таких случаях всегда так поступали. – И папа, и мама. Оба дошли до Берлина. – Я закончила актерский факультет ВГИКа, моим педагогом был Борис Андреевич Бабочкин. С благодарностью вспоминаю его уроки. Он не был педагогом, учившим по системе – системой был он сам. Это актер драматической судьбы, заложник гениально сыгранного им образа Чапаева. Зрителям нужен был только Бабочкин-Чапаев! Лишь в конце жизни Борис Андреевич счастливо вернулся к зрителю в фильмах «Плотницкие рассказы», «Бегство Мистера Мак-Кинли», в спектаклях Малого театра «Браконьеры», «Правда – хорошо, а счастье – лучше». Своих учеников он очень любил, и мы были его будущим. – Да, мы играли в фильме Родиона Нахапетова «Враги». А познакомились раньше: Андрон Сергеевич Кончаловский пригласил меня в картину «Дядя Ваня» на роль Елены Андреевны. Иннокентий Михайлович играл дядю Ваню. А Борис Андреевич должен был играть Серебрякова, но отказался. Я была слишком молода для Елены Андреевны. Смоктуновский меня запомнил и замолвил словечко перед режиссером Малого театра Борисом Равенских, который ставил там «Царя Федора Иоанновича»... Иннокентий Михайлович был удивительный актер. Как можно рассказать о великом артисте? Чем больше человек, тем охотнее он делится собой с другими, тем терпимее к другим, тем щедрее. Мне повезло на встречи с великими. Одним из них был Смоктуновский.– Чехов – любимый писатель. Чеховская интонация для меня основана на бесконечном противоречии жизненных ситуаций, характеров. Жизнь не однозначна, в ней плохое переплетено с хорошим, злое – с добрым. К жизни нельзя подходить шаблонно, она должна преподносить сюрпризы. И Антон Павлович для меня, как ни странно, острый, злой писатель – чем он мне и нравится. И в жизни он был, мне кажется, человеком острым и даже злым. – (Смеется) Ну конечно! – Сняться в трех очень хороших картинах – согласитесь, немало. Но талисманом Михалкова был Юрочка Богатырев – снимался во всех его фильмах до своей безвременной кончины. – Для меня Никита Сергеевич был прекрасным, удивительным режиссером. Я говорю это не только потому, что он привел меня к большому зрителю. Просто он – большой режиссер! Он тонко чувствует актера, он – актерский режиссер. Он любит актеров, что очень важно. Ведь актеры – это большие дети, а детей надо любить и баловать. Актер – это всегда материал для режиссера – в кино ли, в театре. И хотя говорят, что в театре режиссер умирает в актере, в кино, мне кажется, от режиссера зависит очень много, если не все. Исходя из того, как он в целом видит тебя, режиссер соберет тебя по кусочкам из тысячи дублей и кадров, когда все уже отснято. – Мне никто ничего не подсказывал. Редко случается удивительное стечение обстоятельств, когда все складывается: сценарий, режиссер, оператор, художник, актеры. И тогда ты себя перестаешь чувствовать, ты себя уже не знаешь, ты живешь жизнью другого существа. В тебе просыпается кто-то другой. Это метафизика, но это так. То, что снято в кино, уже не ты! Я никогда не отождествляю себя с женщинами, которые живут на экране – они живут своей жизнью. И поэтому у меня нет тоски по ним, я их просто люблю. Но, повторяю, я не знаю, не могу объяснить, почему моя героиня так говорит, так двигается. – Да-да, вручили приз в 1981 году, в Каннах, при ослепительном свете юпитеров и под гром аплодисментов (смеется). Я об этом призе узнала потому, что мне позвонил Альгимантас Грикявичус: «А ты знаешь, что тебе приз в Каннах дали?» Ему об этом, тоже в телефонном разговоре, сказал какой-то чиновник Госкино. Итак, речь идет о картине литовского режиссера Грикявичуса по сценарию Витаутаса Жалакявичуса «Факт». А в Каннах она шла под названием «Группа крови ноль». Я сыграла там небольшую роль деревенской женщины Оны.– Да, в 2001 году я приезжала в Москву – вместе с актером Алексеем Петренко мы были приглашены на пробы отца и матери Градовых. Но роль Мэри Градовой прекрасно сыграла Инна Михайловна Чурикова. Другую актрису я себе в этой роли не представляю!– Сейчас вот перечитываю Бунина и учу тексты к бунинскому вечеру, посвященному его предстоящему 135-летию со дня рождения.– Игоря Петровича Владимирова. Если бы не было его, не было бы и великой актрисы Алисы Фрейндлих. Это мое глубокое убеждение. Она бы осталась, конечно, потрясающей актрисой, но – другой, другого, что ли, масштаба. Актрису нужно проявить. Театр Ленсовета был создан специально для нее! Но и без нее не было бы такого режиссера – Игоря Петровича Владимирова. Они создали друг друга! Весь репертуар «Ленсовета», все роли Алисы Бруновны вошли в историю советского театра. У Игоря Петровича было чутье на актеров. У него начинали Алексей Петренко, Лариса Малеванная. Мой первый спектакль по пьесе Алексея Арбузова «Победительница» не был предназначен для меня. В театр я была приглашена, чтобы сыграть Анну Каренину. Но «Победительница» стала для меня первым и любимым спектаклем. Мы играли его шесть лет при полных аншлагах.Эту довольно-таки скучную, разговорную пьесу! Но Игорь Петрович, мнекажется, был одним из лучших постановщиков пьес Арбузова. Ленинград считают провинцией, но там легче обрести себя. С одной стороны, амбиций меньше, с другой – больше возможностей проявить себя. В Лениграде ставились спектакли, которые в Москве при тогдашней цензуре вообще появиться не могли. Вспомните хотя бы «Холстомера» и «Горе от ума», поставленные Товстоноговым в БДТ.– Москва – город моей юности, как же можно его не любить? Там и воздух какой-то удивительный. Возможно, это воздух нашей молодости. ВГИК, первые картины, совершенно удивительное ощущение жизни… А Ленинград – это зрелость, дом, семья. Из окон моего дома была видна Дворцовая площадь, дом на Мойке, в котором жил и умер Пушкин. Нет, если честно, Москву я люблю все-таки больше. Она такая широкая, неправильная, хлебосольная...– Решение далось непросто, тем более что у нас с мужем – творческие профессии, с которыми в Америке нелегко. Мы уехали в августе 1991 года. События того времени помогли принять столь нелегкое решение. – Трое! Дети живут отдельно от нас, по-американски. Нас с мужем для «сидения» с внуками почти не привлекают. К сожалению.– Школа наша небольшая, скорее – студия. Занятия раз в неделю, по субботам, три часа для маленьких, для старших – четыре. Мы преподаем русский язык, театр, музыку, изо и танец. За все платим сами, больше того, мы не гонимся за количеством. В группе, где больше 10 – 12 человек, работать трудно. Экзаменов при поступлении нет – кто раньше пришел, того и записываем, перед остальными родителями разводим руками. Но в 11–12 лет дети начинают от нас уходить – у них и у родителей возникают другие приоритеты: им нужно вливаться в современную жизнь, заниматься математикой, спортом, думать о колледже. А наше заведение – скорее, школа эстетического воспитания.– Да, но четырех часов занятий в неделю для поддержания языка мало. Вы не можете себе представить, какого объема тексты дети с удовольствием учатв театральном классе наизусть! «Алису в Стране Чудес», «Маленького принца», сказки Пушкина. Для детей, живущих в Америке, погруженных, если можно так выразиться, в англоязычную среду, это тяжело. Но русский язык, я думаю, должен у них сохраниться как безусловный рефлекс! И словарный запас – тоже. – Не жалею! Но поскольку вся моя сознательная жизнь прошла в России и все главное в моей жизни также произошло в России, то она – во мне. Это не часть моей жизни, это моя жизнь, ее никто не может у меня отнять! Мама моя похоронена в Москве... Скучаю ли я? Нет, поскольку той России, в которой я жила, уже нет. Хочется ощутить то давнее чувство жизни. А вообще никто не знает, что было настоящей жизнью: та или эта. И то и другое – моя жизнь! И для меня она этим и ценна.Да, иногда мне снится театр, мой дом в Ленинграде, Театр Ленсовета. И я блуждаю, хожу по гримеркам, никак не могу попасть на сцену (смеется). Но, знаете, жизнь в Америке не так проста. На тоску, скуку, ностальгию просто-напросто нет времени.