Голубая чашка Маши Гайдар

[b]Не Думой единой…– Мария, после долгих раздумий вы отказались от второго места в списке Союза правых сил по выборам в Мосгордуму. И объяснили это тем, что не сможете «эффективно» там работать. Редкое заявление для политика! Обычно никого не смущает недостаточный уровень собственного профессионализма.[/b]– А если это людей обычно не смущает, то очень плохо. Люди идут в политику за должностью, положением, чтобы развивать свой бизнес, а не для того чтобы конкретно что-то изменять и улучшать. Этот путь неправильный. В этом кроется большое количество проблем, которые мы сегодня имеем с государственным управлением.[b]В Россию через Боливию– Почему-то в биографиях Егора Тимуровича, размещенных в Интернете, упоминаются три его сына – Петр, Иван, Павел, но ничего не говорится о дочери – Марии Егоровне. Что за проблемы?[/b]– Никаких проблем, просто время было сложное, семья сложная. У меня была фамилия Гайдар – до какого-то возраста, я точно не помню. Потом начался 1990-й год. Папа тогда активно занимался политической деятельностью. А у моей мамы и ее мужа возникло большое желание уехать из России, потому что здесь было очень плохо. И они решили уехать в Боливию и взять меня с собой. Папа был рад, что я в то время смогла уехать.– Они так выбрали. Еще рассматривалась Финляндия, но получилась Боливия. В то время для многих людей было важно просто уехать и не важно куда. Было ощущение, что сейчас все здесь рухнет, будет голод и нужно спасаться, уезжать. Я прекрасно помню абсолютно пустые магазины, очереди за молоком, за всем. По Москве бегали крысы. Все улицы – грязные, темные. Перед отъездом я поменяла фамилию. Но это было решение родителей: они посчитали, что так будет спокойнее, безопаснее. В детстве тебя особенно не спрашивают.– Все южноамериканцы гораздо темпераментнее русских: громко говорят, жестикулируют, выражают кучу эмоций. Если ты едешь в автобусе и говоришь по телефону, то все пассажиры начинают обсуждать твой разговор. Там это нормально. Но, например, город Ла-Пас находится на высоте 3,5 тысячи метров. И из-за отсутствия кислорода там живут вялые, спокойные, какие-то квелые и доброжелательные люди. А если спуститься вниз, ближе к уровню моря, то там уже люди гораздо активнее и более эмоциональны.– С Бразилией, с карнавалом?– Да, в Боливии было больше всего революций, военных переворотов. Это очень неблагополучная страна. Там есть маленькая прослойка людей, которая живет хорошо. Нормальный их стандарт – вилла, бассейн, теннисный корт, большой участок и много прислуги. А большинство населения живет в глиняных комнатах, где ютятся человек по восемь.– Мы жили там нормально. Скорее, как средний класс – не на вилле, но и не в глиняном доме. Мы жили в приличном скромном доме или в приличной квартире. Понимаете, людям, уехавшим из России в то время, казалось, что наполненные полки магазинов – это уже нечто феерическое.– У меня все спокойно складывалось. И в детском саду, и в школе. Не было никаких проблем, слез, рыданий и конфликтов. Спортом занималась.– В детстве, лет с пяти, – водными лыжами. А в Боливии пришлось бросить.– Ну, воду можно было найти, а водных лыж не было. Но спортом я всегда занималась. И если бы не бросила, то, возможно, могла бы добиться в этом успеха. Но – хорошо, что бросила. А то бы стало мешать учебе: днем тренировки, вечером – в бассейне, этим же надо серьезно заниматься.– Я сразу пошла в обычную школу и быстро выучила испанский. Это была не очень крутая, но по боливийским меркам, вполне хорошая школа. Но, конечно, у них уровень образования в сто пятьдесят раз ниже нашего. Поэтому мне нужно было заниматься по русской программе отдельно. Не говоря уже о русском языке, который я начала забывать. Уровень подготовки по математике, химии просто несопоставим с российским. Там очень серьезно преподавали лишь два предмета: музыку и пение – нужно было петь чуть ли не каждый день. И каждую неделю – религию.– Они серьезно к этому предмету относились, но не требовали от нас какой-то веры. Это больше носило информационный характер. Уроки по религии были достаточно интересные, обсуждались какие-то морально-этические темы.[b]Семья– С папой у вас сейчас нормальные отношения?[/b]– Да, мы общаемся. В Россию я вернулась в конце 1996-го и пошла в восьмой класс. Сейчас я снова взяла себе фамилию отца.– У меня факультет экономических и социальных наук. Это, скорее, не экономическое, а бизнес-образование. В начале третьего курса я пошла работать в «Видео Интернешнл» ассистентом менеджера. У меня был очень быстрый карьерный рост, особенно с учетом моего возраста. Я пришла ассистентом, но уже через полтора года стала старшим экспертом. Все удивлялись: как быстро я прошла эти ступени! Но мне интересно заниматься фундаментальной наукой. Мне нравится учиться, думать, анализировать и осмыслять, что происходит вокруг.– Я с удовольствием пошла бы не в папин институт. Но у нас, к сожалению, очень мало институтов, в которых можно заниматься макроэкономическими исследованиями на серьезном уровне. Но для себя я рассматриваю это как временное место. Сейчас я буду искать что-то другое, чтобы отойти от папы подальше.– Как экономист я убеждена: то, что в тех условиях он делал, было абсолютно правильным. Нужно понимать, в какой ситуации тогда находилась страна и органы государственного управления. А с точки зрения чистой политики людям просто мало тогда объясняли, что делается, почему они должны сейчас испытать какие-то трудности и к чему это приведет… Папа этого не делал. У него не было на это времени, возможности.– Конечно. Со всеми. Петя – это мой старший родной брат – и по папе, и по маме. Мы в детстве жили вместе долго.– Петя – бизнесом, а Ваня – финансовой аналитикой, работает в крупной компании. Паша еще учится в школе.– Он работает в крупной международной компании. Ему сейчас исполнится 25 лет, и он для своего возраста очень успешный менеджер.– Конечно. Я очень его люблю как писателя. У него замечательные, добрые книжки. И сейчас я с удовольствием перечитываю его «Голубую чашку». Но я любила и другие его книги – «Тимур и его команда», «Чук и Гек». Они очень трогательные и психологически тонко написаны. Я перечитывала недавно с большим удовольствием.– Да, конечно, обязательно. Мы пока молоды, но в перспективе… Я бы хотела как минимум двоих детей, а лучше – троих.– Не смущает. Если отдыхает, то пусть отдыхает. А если не отдыхает, то тоже хорошо…[b]Мелочи жизни– Ведете светский образ жизни? Модные клубы посещаете?[/b]– Нет. Ну, я куда-то хожу иногда с друзьями – дни рождения отмечаем, праздники… Но даже назвать ни одного модного места не могу.– Ну, нет (). Я не знаю, как можно читать «Космополитен»! Все, что там есть, можно прочитать за 15–20 минут. Там в основном реклама, картинки и минимум информации. Достаточно лишь посмотреть на страничку и понять все, что там написано.– Кроме специальной литературы, читаю в основном классику. Современную литературу не очень люблю. Хороших книг мало.– Не мой писатель.– Акунин – замечательный стилист и меня восхищает, насколько он качественно обрабатывает детали. Закручивает сюжет, но в то же время у него нет неточностей. Я не читаю все его книги подряд, но от тех, что читаю, получаю удовольствие. Люблю еврейских писателей: Бабеля, Севеллу, Зингера. Сейчас перечитываю своего прадешуку Бажова. Люблю хорошую фантастику. Очень люблю братьев Стругацких. Раньше с удовольствием читала исторические романы: Цвейга, Томаса Манна. Достаточно много читаю.– Не то чтобы задевает… Журналистам просто не хочется вникать. А ведь это разные люди и разные истории. А журналисты ставят всех в один ряд: дочки известных людей идут в политику. И неважно, например, что Ксения Собчак никуда не идет, все равно и ее включают в этот список за компанию.– Мы общаемся, я к ней положительно отношусь. Но не могу сказать, что мы дружим.– На «десятке». Муж вчера починил. Сначала она долго стояла. Починили. Потом я на ней проехалась – опять сломалась. Отремонтировали. Потом еще проехалась – снова сломалась. «Десятки» ведь ломаются в двух случаях: когда на них ездишь и когда не ездишь.[b]Вредные привычки– Известно, что ваш папа из крепких напитков предпочитает виски. А вы что выбираете?[/b]– Колу лайт.– Не помню. Лет с 18. Но курение – это мое единственное вредное пристрастие. Я просто люблю курить. Все вспоминают: когда начинали курить, то первая сигарета не понравилась. А мне понравилось курить с первой сигареты. Но я, например, не получаю удовольствия от еды. Для многих людей это важно – поесть. А я просто ем и практически не замечаю что. Могу есть что угодно.– Нет. Я больше всего боюсь потери работоспособности, плохой работы головы. Курение не мешает думать.[b]Фамилия– Вам, наверное, не раз задавали такой дежурный вопрос: фамилия Гайдар вам помогает или мешает жить?[/b]– Я спокойно к этому отношусь. Даже когда чувствую негативное к себе отношение, то все равно спокойно воспринимаю: с этим ничего уже не поделаешь. Сказать, что мне это мешает, нельзя. Но особенно и не помогает. Так, привлекает внимание…– Интерес к моей фамилии появился после истории с Мосгордумой: вот Маша Гайдар, вот Жанна Немцова… А до этого, когда я занималась молодежным движением, прыгала на митингах, то почему-то никто из журналистов на это особенно не реагировал. Но я уверена, что если я буду активно заниматься общественной деятельностью – а я собираюсь это делать, – то это постепенно пройдет. Мой отец, когда его должны были назначить и.о. премьер-министра в правительстве, пришел в Верховный Совет, и там ему сказали: «Все мы знаем, что сделал ваш дед, а теперь послушаем, что скажете нам вы». И ничего: он сделал то, что считал нужным. Многие были с ним не согласны. Но никому не придет в голову сказать, что его знают или он добился чего-то, лишь потому что был внуком культового советского писателя.