Дмитрий Миронов: А в Эрмитаж я так и не попал

[i]Разбор полетов нашей команды на чемпионате мира по хоккею наконец завершен. Точку в питерском деле Якушева и К° поставил исполком хоккейной федерации. Вернее, даже не точку — угрюмый лаконичный крест. Под ним навеки упокоились все наши мечты и надежды-2000, разбитые и сваленные в кучу, как никому уже не нужный хлам.В памяти остались лишь перепутанные, надрывные эпизоды питерской драмы. А к ним — диктофонные записи с голосами игроков и тренеров нашей команды. Вот, например, одна из таких записей — беседа с защитником из «Вашингтон Кэпиталз» Дмитрием Мироновым, человеком бывалым, которому в этом году стукнет уже 35.Свой первый в жизни мировой чемпионат Миронов, воспитанник ЦСКА, отыграл в далеком, как сон, 1991 году, еще при Тихонове.Мы встретились с ним накануне матча со шведами, для России уже ничего не решавшего, и все полчаса, пока шла беседа, я пытался услышать от него наконец исчерпывающий ответ на один, по сути, вопрос: [/i]— Нет, между собой мы разговаривали, конечно, иначе, как и положено людям, делающим мужское дело. Если вышли на лед, значит, каждый должен горбатиться на всю катушку. По принципу «один за всех, и все за одного».— Именно в Питере — нет.— Вы меня не так, наверное, поняли. Горбатились в Питере как раз все, но сливки все время срывали наши соперники. Даже не знаю, как это назвать: везение, невезение, а может, колдовство какое-то — не знаю, в общем.— Так я разве спорю? Везет, как говорится, сильнейшему. Надеюсь, те ребята, которые соберутся в команде через год, на следующий чемпионат мира, уже не допустят тех ошибок, что делали мы в Петербурге. Каких? Действительно, каких… Ну вот давайте так порассуждаем. Допустим, идет игра. Мы — атакуем. Висим на воротах соперника с первой минуты и до последней.Перебросали его раза в два, а то и в три. Но все равно проиграли.Отсюда вопрос: как нам после этого действовать в следующем матче? Атаковать опять? Упрямо лезть напролом? Или все-таки отойти назад, в оборону, и терпеливо дожидаться, пока соперник, раскрывшись, сам не допустит роковую ошибку, и поймать его на контратаке? — Я? А я не тренер, понимаете, в чем все дело. Мне сказали выполнить такую-то задачу, написали, что и как, — я пошел и выполнил ее. Все… — Согласен. Но видите, как у нас — все еще живы стереотипы старой системы: вперед, и с песней! Только так, а не иначе. Мы непременно должны доминировать, давить, как бы матч ни складывался. Хотя, наверное, можно было и по-другому как-то попробовать. Обидно… — Один — вряд ли.— Вообще-то, команда и тренер — это единое целое. И резать его пополам не стоит. Конечно, думать можно по-разному. Я же рассуждаю так: вот те самые 20 человек, и я в их числе, кто в Петербурге выходил на лед и проигрывал, они-то и виноваты прежде всего. И дело тут даже не в тренере. Это я прекрасно понимаю.— В принципе, ничего удивительного. Слава богу, кататься на коньках везде уже научились, как, впрочем, и шайбу бросать. Во многих странах полно талантливых парней, которым есть что показать на льду. Вот вы сказали о швейцарцах, а ведь зубы у них давно прорезались. Году еще в 92-м году, кажется, вон когда, мы проиграли им товарищескую игру. Они уже тогда были на льду довольно ершистыми. И было бы странно, не прибавь они за столько лет. А по итогам питерских баталий я лично сделал такой вывод: сидя на заднице в обороне, очень удобно скользить по турнирному льду. В контратаке шайбу забили, а потом всей пятеркой, как ежи противотанковые, окопались на синей линии. Все просто, как лапоть. Главное — выстоять. Выстояли, значит, все — победа в кармане.— Да, кстати, именно так.— Но мы же пытались, вы разве не видели? — Ошибаетесь — перестраиваться мы как раз пытались. И между собой обо всем договаривались в перерывах.— Ну это были уже свои тактические задумки внутри пятерок.— Да, было такое. На кого? Не скажу. Зачем вам это знать? Это наши, чисто внутренние дела, и писать о них, по-моему, совсем необязательно.— Согласен.[b]— Ну вот, может, тогда есть смысл вновь взять на вооружение прежнюю, условно говоря, советскую систему подготовки к крупнейшим турнирам? Да, тогда игроки месяцами парились на сборах.Скрипели. Проклинали на чем свет долю свою подневольную. Но ведь выигрывали! Я понимаю, что реально к ней вернуться уже невозможно, и говорю это, скорее, чисто гипотетически.[/b]— Лично я против. Даже гипотетически. Вы себе просто не представляете, что это такое: месяцами сидеть, как в казарме, на базе. В четырех стенах. Не видеть толком ни жену, ни детей. Вы не знаете, как это давит. Знали бы, не предлагали. Весь мир, если на то пошло, давным-давно отказался от этой казарменной практики, как от отжившего свое анахронизма. А вы предлагаете, задрав штаны, бежать во вчерашний день. Нет уж, увольте. Люди, считаю, должны видеть мир и все то прекрасное, что в нем есть. Вот я, например, не был в Петербурге 10 лет. Так хотел в Эрмитаж попасть — увы, не получилось.— Наверное, всю жизнь оставшуюся. Ведь он для меня, скорее всего, был последним. Через год я с хоккеем заканчиваю. Возраст, однако. Пора, как говорится, уступать дорогу молодым... На этом запись обрывается. Диктофон пленку зажевал...