Неизвестный Яшин
[i]Льва Ивановича Яшина мало кто знал лучше, чем Виктор Понедельник. Помимо футбола, у них была еще одна, но пламенная страсть — рыбалка. Они дружили, несмотря на некоторую разницу в возрасте. Слушая чуть глуховатый голос Понедельника с характерным южным выговором — годы, прожитые в Москве, не стерли первородного ростовского акцента, — приятно погрузиться в атмосферу тех лет. Все-таки был у тогдашнего времени какой-то особенный пафос.Романтический. И футбол той поры воспринимается сегодня, ну...почти как строительство московского метро. Даже странно, что до сих пор в столице нет станции с названием В чемодане Льва Ивановича, помимо спортивной амуниции, всегда были несколько пачек «Беломора» и пятидесятиграммовых «мерзавчиков» водки — болеутоляющее (безо всякой иронии). Все знают, что он с 14 лет пошел на завод вытачивать болванки для снарядов и получил медаль «За трудовую доблесть», но мало кому известно, что голодуха в детстве и извечная вратарская нервотрепка привели к развитию язвы. Он же страшно страдал! А с обезболивающим тогда было туго. Оставалось последнее средство — народное. Которое ему, впрочем, присоветовали вполне квалифицированные немецкие врачи.Он курил, не таясь тренеров, но стесняясь это афишировать. Перед объективом камеры его с папиросиной не заставишь позировать. Лев знал, что каждый жест его, каждое слово ловят мальчишки. К которым относился трогательно нежно. В этом тоже проявляется детскость его натуры. Он был очень солиден и немногословен всегда, кроме тех случаев, когда общался с детьми. С ними он был своим.Что характерно, никто не завидовал некоему кажущемуся привилегированному положению Яшина. Все воспринималось как само собой разумеющееся. И уж никто не думал копировать его поведение. Что позволено Юпитеру... А он, в свою очередь, никогда не выпячивал свое я. Никогда ни на кого не орал, как сейчас это принято во вратарском кругу. В крайнем случае в сердцах кепку о землю швырнет — и все. Он не любил трусов. В двухсторонних играх на тренировках, в дыр-дыр, он же в нападении играл. И не давал спуску тем, кто слабину показывал. Шел напролом. А голов забивал о-го-го! В сборную я попал после известного случая с Эдуардом Стрельцовым, когда они на пару с Ивановым в Бресте от поезда отстали. Обстановочка была та еще. Сидим мы, помню, в Спорткомитете, на Скатерном. Собрание сборной. И тут один из зампредов влетает и открытым текстом: «А ты, Стрельцов, у меня все равно сядешь, допрыгаешься». Далее, как говорится, «Остапа понесло»: «Вы, футболисты, вообще нарост на народном теле...» — остальное непечатно. Мы ни живы ни мертвы. Хотя здесь ну совсем ни при чем.А Яшин особенно на том фоне как-то очень тепло принял новичков, меня в том числе. Ненавязчиво стал нас, южан, опекать. Со временем мы подружились и дружили неразрывно до самой его смерти.Мы оба — рыбаки. Лев Иванович — удильщик со стажем. Он никогда не упускал возможности порыбачить. Будь-то Средиземное море, океан или какое-либо поросшее тиной подмосковное озеро. Рузу любил. И мог просидеть с удочкой от зорьки до зорьки.Наверное, постоянное вратарское напряжение требовало именно такой разгрузки, наедине с природой. Сидели мы всегда молча, изредка перебрасываясь короткими фразами.В Арике (Чили), где проходил четвертьфинал чемпионата мира 1962 года, мы ловили даже нечто типа пираний. Причем можно было что угодно на крючок надевать — дощечку, палочку: только забросишь — она сразу р-раз зубищами... А потом, когда местные рыбаки узнали Яшина, они нас в океан возили на яхте. В сопровождении целой флотилии. Чилийцы, по-моему, для него все были готовы сделать. Ловили тогда громадных рыбин, вроде тех, которые описывал Хемингуэй. Я таких никогда в жизни не видел.С рыбой связан один забавный эпизод. Яшин с Беккенбауэром решил организовать матчи ветеранов сборных двух стран. Это совпало, к слову, со страшным землетрясением в Армении, и весь сбор от турне пошел в фонд помощи жертвам трагедии. А накануне отъезда Лев мне звонит и говорит: «Витя, дай знать ребятам в Ростове. Пусть они рыбцов пришлют.Я хочу Беккенбауэра угостить». При этом надо знать: немцы ведь вообще не понимают, что такое вяленая рыба. Они считают ее непригодной к пище. Ну какие проблемы: я позвонил, мне прислали целый ящик рыбцов. Отборных, классических. Сливочное масло. Какой там омуль!..Сыграли мы в Гамбурге. Лев тогда уже не выходил на поле. Но матч все равно получился запоминающийся.Приехали все Левины друзья-вратари, просто игроки великие. Прибыл даже Мюллер из Америки, где у него собственный ресторан. По слухам, Герд пил прилично в последние годы, но тут был как огурчик.Потом отправились на родину Беккенбауэра, в Баварию. А там знаменитое местное пиво. На банкете нам подарили по двухлитровой оригинальной кружке на память. Лев мне тогда и говорит: «Витя, только ты можешь почистить рыбца по-настоящему». Ну я разделал все как положено. Шеф-повар в белом колпаке подал блюдо на тарелке. Немцы долго изучали угощение, но не трогали. Потом, следуя нашему примеру, отведали, и восторгу их не было предела. После официальной части мы часов до трех-четырех еще в номерах сидели: немцы с пивом, наши ребята с водочкой. От рыбцов только косточки остались. Так мы с Львом Ивановичем внесли вклад в дело продвижения исконно национального продукта в германский рацион.Да, Арика... Его ведь, Яшина, не только аплодисментами жаловали. Дома после того чемпионата Льва Ивановича встретили свистом на стадионе. Не били стекла в его квартире, как где-то писали, но освистывать освистывали. Ведь никто не знал, что там по сути произошло. А писать правду в те времена не было принято.И в Спорткомитете тогда шли жесточайшие дебаты: следует ли Яшина на пенсию отправлять? Здесь надо сказать сердечное спасибо Константину Ивановичу Бескову — не дал вратаря в обиду.Я в то время в госпитале лежал с травмой. И тут моему отцу позвонил Анатолий Сафронов из «Огонька» — они вместе начинали еще в ростсельмашевской многотиражке (и с ними, кстати, в компании Сергей Михалков).Как бы кто сейчас к Сафронову не относился, но человек он был талантливый. И к тому же — динамовский болельщик, в Леву был влюблен. Он попросил отца: «Володя, пусть Витя напишет заметки о чемпионате мира, как все там было».И я написал. Ни одна газета — ни «Советский спорт», ни «Комсомольская правда» — конечно, не смогли бы их напечатать. Хотя я сообщал вроде простые вещи, ничего не сочиняя. То, что еще в матче с Колумбией, где мы сыграли 4:4, Лева получил легкое сотрясение мозга. Ему надо было дать отдохнуть с Уругваем. Мы все равно уже выходили в четвертьфинал на чилийцев. А в том матче их центральный нападающий, сволочь, головой бьет Яшина. Опять сотрясение мозга, только уже куда более тяжелое.Доктор Алексеев по прозванию Бакалавр говорит Качалину: «Надо ставить Сережу Котрикадзе». А он, Серега, молодой, талантливый, как кошка, тогда был. Умница, трезвенник, как и Миша Месхи. Это позднее они все...Ну да не о том речь.Маслак к тому времени выбыл из строя. Ему левый крайний из сборной Коста-Рики в конце второго тайма так двинул ногой по лицу... Собственно, после этого Володя и оглох, он ведь со слуховым аппаратом сейчас ходит. А тогда оставили его в госпитале и не знали — выживет или нет. Левая половина лица была просто обезображена.И вместо того чтобы отправить парня домой лечиться, они, чиновники, привезли его после группового турнира в Арику. В целях экономии средств.Мы встречали нашего вратаря в аэропорту. Помню, как у Сереги желваки на скулах заиграли, когда искалеченный Маслак на трапе появился, а Яшин в секунду стал бледный, как мел. Эта история тоже не добавила никому настроения. Как можно было так поступить с человеком...И вот звонят в Москву, в Спорткомитет, в отдел пропаганды (никто же не мог взять на себя ответственность), а там говорят: «Нет, только Яшин». Можете себе такое представить? И вот все это я подробно описываю, хотя знаю, что ни в одной из газет не пройдет.Да... Начинаем играть с Чили, столкновение: Валя Иванов схватился с кем-то из хозяев. Судья, двенадцатый игрок против русских, конечно, дает штрафной. Кто-то из чилийцев бьет издалека, Лева стоит в ближнем углу и не видит мяча. Он не видит мяча... У меня все тогда внутри сразу рухнуло, понял: дальше не пройдем.Проходит еще какое-то время, и мы получаем почти такой же гол, издали.Потом, правда, отыграли один мяч и чуть не сравняли.А ведь все специалисты — все без исключения, с кем я говорил (кроме, понятно, нынешних, они ведь все великие), считали ту сборную сильнейшей за всю нашу историю, посильнее даже команды образца 60-го года.Там Валерий Воронин подошел, Каневский... Поэтому-то так и переживали все. Поэтому и болельщики свистели. А ведь чиновники-то просто спрятались за широкую вратарскую спину, в очередной раз сподличав.Были ли у него враги? На моей памяти, нет. Кроме тех же чиновников, может быть. Я хорошо отношусь к «Динамо», но когда Леву (при Богданове это, по-моему, было) отстранили от должности начальника команды...Это же на весь мир срезонировало — при его-то известности. Он тогда очень переживал. Это еще одной зарубкой на сердце легло. Он ведь никогда никому не жаловался, переживал молча, сердцем переживал.С Валей, его супругой, прекрасной женщиной, много раз на эту тему разговаривал. И мы в конце концов сошлись во мнении: уход из «Динамо» на нем крайне плохо сказался. Ведь он клубу жизнь отдал. Но нет пророков в родном отечестве, вот что худо. Ведь Лев Иванович, флаг мирового футбола, «Динамо» прославил в веках. Не хочу даже называть того тренера, который пришел тогда и сказал, что Яшин ему не нужен.Правда, председатель городского совета «Динамо», хорошим оказался человеком, ничего не скажешь, не дрогнул, остался настоящим мужиком. Поддержал. Мы часто потом с ним встречались. А с Яшиным... Это как с Хомичем, которого уволили из «Динамо» по параграфу «за утрату прыгучести»(!), после чего он уехал в минское «Динамо» и завоевал бронзовые медали.Это все на моих глазах происходило. Мы приехали в Венгрию на матч ветеранов. Принимали нас два брата, руководители автопредприятия и федерации футбола. Пушкаш специально прилетел из Испании. Они же с Левой закадычные были друзья. А Пушкаш, надо сказать, был к тому времени персоной нон грата в Венгрии — «ренегат».Так вот, замечательно принимали.Курортное местечко восхитительное с горячими природными источниками. А ночью часа в два-три — шум, прибегают ребята: «Льву Ивановичу плохо...» Тромб пошел. К чести венгров, они все возможное сделали: санитарные машины с эскортом полицейских примчались мгновенно. Но специалистов у них тогда под рукой не оказалось, заболевание-то ведь специфическое.В Институте Вишневского, где Лева лежал после операции, к нему с утра до вечера ходили делегации — с заводов, фабрик, со всей страны. Он очень уставал, но держался молодцом. Мы договорились с Валентиной, что она как-нибудь захватит меня с собой. Приходим. Палата на двоих.Он отказался от персональных апартаментов.Лев Иванович лежал закрытый простынями. Похудевший заметно, побледневший. Мы расцеловались. «Ну как?» — спрашиваю. «Да нормально.Вот сейчас Надя Бабкина со своими девчатами приходила. Настоящий концерт устроили». Он и вида не подал, каково ему.Лев с ходу представил меня соседу по палате, по-моему, отставному полковнику: «Вот, — говорит, — Витя Понедельник, который гол забил в Париже». Сосед начал допытываться подробностей. Я вяло рассказывал.Мне было не по себе и как-то неудобно. А Валентина шепчет: «Ты рассказывай, рассказывай. Ему отвлечься надо». И я стал вспоминать, увлекся.А Лев лежал, тоже припоминал все и улыбался...Потом мы с Яшиным — он уже без ноги — в Тольятти на футбольный турнир съездили. Он ни за что не хотел стоять в стороне от жизни. И вот я смотрю сейчас в даль: Лев Яшин, Эдуард Стрельцов, Игорь Нетто — великие, но никогда не выпячивали свое величие. Воспитаны так. Время, что ли, такое было.Никогда я не видел, чтобы вокруг Льва стелились какие-нибудь подхалимы. Он этого не принимал. Думаю, жучки всякие его просто побаивались.Зато простые люди часто обращались за помощью, писали письма как к государственному человеку, депутату какому-нибудь. И он никому не отказывал.Один безногий болельщик был из Горького. Приезжал в Москву на тележке, знаете такой, самой примитивной, с маленькими колесиками, руками отталкиваться надо. Мускулистый был. А ноги на лесосплаве потерял, чуть ли не в зоне. Так Лев Иванович его дома принимал, кормил-поил, носился с ним, как с ребенком. Привозили его на стадион, сажали на самое почетное место. Он считался другом Яшина. И даже ездил с нами на сборы как талисман.Левино состояние души позволяло ему вращаться в любом обществе.Вспоминаю, как его принимали в Бразилии: президент, высший свет. А он всегда оставался самим собой. Ни перед кем не угодничал. И, конечно, чувство собственного достоинства, чувство ответственности за страну было всегда при нем. Настоящий полпред.И еще он был профессионалом в настоящем смысле этого слова. У него есть чему поучиться и сегодняшним молодым, которые попадают за границу и штаны там протирают на скамейках запасных. Чтобы Леву представить себе в таком качестве... Сам хозяин «Реала», господин Бернабео, имя которого теперь носит стадион, мечтал увидеть в своем составе Яшина, да и не только его одного.Когда нам вручали золотые медали чемпионов Европы в ресторане на Эйфелевой башне, Бернабео обратился к нам через переводчицу: «Я понимаю, что это невозможно, что вы связаны со своими клубами большими контрактами (это он так смеялся над нами), но все же не могу не пригласить вас персонально. В любое время». И он назвал пять человек: Яшина, Валю Иванова, Славу Метревели, Мишу Месхи и вашего покорного слугу. Представляете сегодня такой вариант? Но тогда мы не могли об этом и заикнуться. С нами всегда был офицер КГБ, и в немалом чине. Да, думаю, Лев Иванович и не променял бы свое «Динамо» ни на один клуб в мире.