Меня не тянет под софиты
[i]Как в нашем шоу-бизнесе «делают звезд», что, собственно, такое шлягер и о многом другом размышляет композитор и один из самых известных музыкальных продюсеров России Игорь Матвиенко, создатель групп «Любэ», «Иванушки Интернешнл» и др. Интервью он практически не дает, но для «Вечерки» решил сделать исключение.– Игорь Игоревич, говорят, в мире шоу-бизнеса между продюсерами существуют собственные «правила движения». Это вроде заповеди «не навреди»?[/b]– У нас понятие «продюсер» толкуется не так, как за рубежом: на Западе это – студийный человек, работающий над звуком, музыкой. А то, чем занимаются в России люди, которых так называют, там именуется «менеджер». Я – больше продюсер именно в западном понимании, хотя, скорее всего, меня можно назвать композитором и художественным руководителем. Чтобы перечислить успешных и всем известных продюсеров в России, хватит пальцев двух рук. А потому отношения складываются нормально. Хотя, естественно, здоровая конкуренция существует.– О шоу-бизнесе я знаю если не все, то процентов девяносто девять. Один процент, наверное, проплыл мимо. Тот, о котором вы спрашиваете. Я уже давно в этом деле, волей-неволей пришлось узнать многое. Это такая область, в которой нужно очень долго повариться, чтобы заработать себе статус. Бывают продюсеры, в которых живет нереализованный артист, поэтому им не хватает определенного личностного пиара. А мне не нравится быть на первом плане. В свое время я отработал в разных группах, поездил по гастролям, вкусил весь этот артистический хлеб. Причем тогда артисты и зарабатывали меньше, чем сейчас, и поездки были сложнее – мы уезжали на два месяца из Москвы и давали по два-три концерта в день. У нас была группа «Здравствуй, песня», где работали, кстати, и Николай Расторгуев, и Сергей Мазаев, и Сергей Попов, который сейчас в группе «Ария» играет на гитаре. Больше меня не тянет под софиты. Стараюсь по мере возможности избегать всякой публичности. Я занимаюсь созданием музыкально-идеологической концепции для групп и исполнителей. В основном для групп, потому что с группами мне работать проще. Может, потому что, с одной стороны, группа – это некое коллективное творчество, несколько участников. Если артист может в один прекрасный момент взять и уйти, то группа – уже наше совместное предприятие. Я считаю себя одним из участников групп «Любэ» или «Иванушки». Полноправным членом коллектива, который разве что не пиарится и не выходит на сцену. У меня есть теория, согласно которой я живу: чем больше хочешь, тем меньше получается. К тому, чего я достиг, я никогда и не стремился. Но я знаю и другую теорию: если долбить в стену головой, то как минимум рано или поздно дырочку пробьешь. Или в стене, или в голове.– Как по-вашему, почему наши исполнители никак не могут пробиться на Западе?[/b]– У нас комплекс – мы между Азией и Европой. Мы вечно думаем, что Запад – это круто. Постоянно ориентируемся на них, а в отечественном шоу-бизнесе это не срабатывает. Наша культура отличается от западной. По принципиально противоположным позициям. Если в основе «их» музыки всегда драйв, ритм, то для нас определяющим вектором всегда была распевная мелодия и смысловая нагрузка текста. Хотя я тут ходил на хор кубанских казаков, так там есть и танцевальный драйв, неторопливый, 90–100 ударов в минуту. Как ни странно, очень удачное сочетание русских частушек и ритмов зарубежной эстрады у Сереги с его «Бумером» да и вообще. И потому это тут же стало популярным без всякой рекламы.– Русский язык, безусловно, не предназначен для таких стилей, как рок или рок-энд-блюз. Это направление на русском даже хуже, чем рок на русском. Это вообще завал. Этого категорически нельзя делать. У нас совершенно другая мелодическая культура.– Шлягер, в переводе с немецкого – модная эстрадная песенка, популярная мелодия. А хит – это вершина, совпадение случайных величин. Здесь и текст, и аранжировка, и настроение, и исполнитель. Все имеет значение, малейший нюанс. Профессионал сразу увидит, что создано, а что «высчитано». Если творчества нет, а есть одна «химия» – такие песни долго не живут, потому что народ не примет их на подсознательном уровне. Хитом песня становится благодаря народной любви.– Все знают, что есть два пути – писать музыку на готовые стихи или стихи «под музыку». В последнем случае поэты не всегда чувствуют музыку, не всегда разгадывают «кроссворд», который в музыке заложен. Я не пишу стихов как таковых – только тексты песен и только на уже готовую музыку. Пробой пера была песня «Люберцы мои» – после чего я «втянулся». Самым удачным своим опусом я считаю «Давай за». Причем сначала я предложил написать текст нескольким авторам, но результат меня не устроил, я плюнул на все и засел сам. А написание стихов мне дается чрезвычайно тяжело. Я погружаюсь в тему и вымучиваю строчку за строчкой.– Почему так мало сольных проектов? Впечатление, что кто-то всех исполнителей стрижет под одну гребенку.[/b]– Шоу-бизнес – очень непростое предприятие. Артист может «пойти», а может и «не пойти». Не всегда остаются талантливые, как было, например, с Леной Кауфман на «Фабрике звезд-5» или Юлей Бужиловой на «Фабрике звезд-1». А с другой стороны, ни Лена, ни Юля вообще могли на «Фабрику» не пойти. Юлю я уговаривал. Это исключительно талантливые люди, но они не «фабричного» формата. Они – для узкого круга продвинутых слушателей. Они более индивидуальны. Я поощряю их собственное творчество.Кстати, на первой «Фабрике» было гораздо больше собственно творчества самих ребят, чем на пятой. Ребята были более пишущие. Конечно, не без исключений: на пятой была та же Лена Кауфман, которая пришла практически с готовым альбомом, и альбом этот мы выпустили. Сейчас вообще очень тяжелое время для сольных проектов. И не только для наших артистов. Если в 70–80-х выходили ребята побренчать на гитарах и их принимали на «ура», то сейчас нужно что-то уметь. Теперь артистов много и информации тоже. И человек с микрофоном – обычное явление. Поэтому нарастает волна диджеев и диджейских проектов, когда никого нет на сцене, а играет хорошая музыка.Сейчас нужно быть суперталантливым и очень сильным человеком, чтобы стать серьезным артистом, что и показало движение «фабрик звезд». Группы, которые были созданы, получили большее инерционное движение, чем сольные артисты. Есть одна очень интересная мысль (не моя) о том, что музыка с ярко выраженной вокальной линией – это уже прошлый век. С этим отчасти можно согласиться.– Участников всех «Фабрик» более 90 человек! И наш музыкальный рынок просто не может вместить такое количество исполнителей! «Фабрика звезд» – это не просто телеигра, как «Последний герой». Где попрыгали на острове, поели червячков с бананами и разбежались. На сцену выходят люди, которые говорят: «Теперь мы будем петь и танцевать. И этим зарабатывать себе на жизнь». «Фабрика звезд» – это способ честного попадания в шоу-бизнес. Все участники были звездами в период, когда их показывали по телевизору. Ребят начинают узнавать люди на улицах, а это – процентов 30–50 успеха. Вопрос в том, сможет артист или его продюсер этот потенциал реализовать. Ведь эти 30–50 процентов – чистый пиар. Грубо говоря, создается некая обертка от конфеты. Следующая задача – вложить туда конфету. Если это происходит, получается готовый продукт. Немного цинично, но это так.– Как вы думаете, в чем феномен вашей группы «Любэ»?[/b]– «Любэ» – первый проект продюсерского коллектива в стране. Когда эта группа зарождалась, вообще никакого шоу-бизнеса у нас в стране не было. Да и денег на раскрутку не хватало. Это происходило следующим образом: знаешь кого-нибудь на телевидении, значит, клип неизвестной группы поставят. Даже не клип, а просто съемку. Клипов ведь тоже тогда не снимали. Впервые на телевидении «Любэ» появились 14 апреля 1989 года во время телемоста с Америкой, и я помню, как руководитель музыкальной редакции не хотел нас пускать. Это очень выбивалось из общей канвы, и поэтому «Любэ» были сразу замечены. Можно петь или кричать, но никто тебя не услышит. А можно что-то прошептать – и миллионам людей это будет нравиться.Пример – Марк Бернес. Если вас интересует, можно ли сделать артиста из не очень одаренного человека, не богатого вокальными данными, то я отвечу – да.– Я меньше всего думаю о массовых вкусах и социальных проблемах. Стараюсь сделать так, чтобы каждый мой новый проект отличался от массовой моды. Когда мы начали заниматься «Любэ», все слушали группы типа «Миража» и «Ласкового мая». Моды на патриотизм не было и в помине. Мы сами задали ее. А когда я делал «Иванушек», мне все говорили: «Запиши пару блатных песен, нарисуй на пластинке решетку, и все – альбом, считай, продался». Тем не менее я поступил по-другому. Проект «Иванушки» готовился практически два года. И был такой час Х, когда я был уверен: «Иванушки» не пойдут. Я еще отмерил группе полгода – потому что коллектив нужно было содержать, платить зарплату, квартиры снимать, а движения не было, – а потом его закрывать. И вдруг все заработало. Это для меня до сих пор неожиданность.– Для «Иванушек» слушаю Basement Jaxx. Или De-phazz. Новую, правильную электронную музыку. А когда пишу для «Любэ», то, пожалуй, вообще ничего не слушаю: там же нельзя перенять саунд у западных групп. «Любэ» – это очень наш проект. Тут все свое, родное.– Насчет супермена это вы погорячились. На лыжах катаюсь, так сказать, любительски. Съехал с горы – не упал – и хорошо. Прошлой зимой осваивал сноуборд. Самое значительное из моих хобби – теннис. Играю больше десяти лет. В среднем два раза в неделю по одному-два часа. Иногда играем пару, по системе «профессионал – любитель». Один из моих постоянных партнеров в дуэте Степан Михалков, которому удалось добиться такой теннисной раскрепощенности, какой у меня, увы, пока нет. Я участвую в соревнованиях среди таких же «инвалидов», как я. В полуолигархических кругах (). Я азартный человек, но спортивная злость, желание во что бы то ни стало «порвать» соперника, отсутствует. Хотя люблю играть на счет, из-за поражений сильно не переживаю.