Шахматы - великое искусство

– Не люблю эти вещи. Да и что обо мне говорить. Я уже пожилой человек. В принципе не хочу давать никаких интервью. Вы уж простите, но такая у меня позиция.Говорил Бронштейн с какой-то грустью, какой-то обреченностью. Даже невольно подумалось: «неужели это тот самый великий гроссмейстер, который сражался в матче за шахматную корону с самим Михаилом Ботвинником. Чуть позже я узнал, что у Бронштейна есть повод для обиды, обиды на свою страну, на журналистов, на шахматы вообще. Живет он более чем скромно. В советские времена наши гроссмейстеры не имели больших гонораров. Бронштейн, в копилке которого немало славных побед, помимо всего прочего принес своей стране четыре золотые олимпийские медали.При нынешнем отношении к спорту в нашей стране таких людей ценят. Им платят достойные пенсии, существует множество различных льгот. Но, к сожалению, так вышло, что шахматы не входят в программу Олимпийских игр. Есть так называемая шахматная олимпиада и денег за былые победы на этом турнире, увы, не платят. И случилось так, что Давид Бронштейн, закончив выступать на турнирах, слишком рано отошел от активных шахмат. А ведь по его книгам учились целые поколения. За границей его очень ценили и уважали. И ведь мог уехать, как поступили десятки советских шахматистов. Он остался. Наверное, просто не мог жить на чужбине (хотя подолгу проводил время в Бельгии, Испании и Англии). Правильный это выбор или нет – судить не нам. Но то, что такие люди, как Давид Бронштейн, не должны в столь почетном возрасте думать о деньгах и житейских проблемах – это факт.Карьера Бронштейна развивалась просто потрясающе. Уже в 16 лет он стал мастером. Война немного остановила прогресс молодого шахматиста, но тем не менее в дебютном для себя первенстве СССР он обыграл самого Ботвинника. Позже было много славных побед.Бронштейн влюблен в шахматы преданно. Всегда был настоящим трудягой. Его отличало от всех шахматистов то, что он считал шахматы искусством, а никак не спортом. Его партии всегда отличались экстравагантностью. Он много играл по переписке. Однажды с ним произошел забавный случай. Его противник в почтовой партии, проиграв, поздравил Бронштейна словами: «Вы прекрасно продемонстрировали преимущество двух слонов над слоном и конем». На что Бронштейн ответил: «В следующей партии я вам докажу преимущество коня и слона над двумя слонами».Бронштейн вообще всегда слыл оригинальным человеком. Ну, скажите, кто бы мог задуматься минут на двадцать перед тем, как сделать первый ход? Вершиной карьеры Бронштейна стал его матч на первенство мира с Михаилом Ботвинником. Это была воистину битва титанов. Для победы Бронштейну не хватило всего лишь половины очка. Удержи он преимущество, и мировая корона была бы его достойной наградой. Увы, играл Бронштейн не с кем-нибудь, а с Ботвинником. Матч закончился вничью. И по правилам ФИДЕ чемпион мира сохранил свое звание. Можно еще много вспомнить прекрасных поединков и турниров, но сегодня хочется вернуться ко дню рождения великого шахматиста.В канун юбилея корреспондент «Вечерней Москвы» нигде не мог застать мэтра. Было такое ощущение, что Бронштейн исчез. Видимо знал, что искать его будут, будут звонить и поздравлять, будут пытаться напроситься на интервью. Так что шанс найти гроссмейстера сводились практически к нулю. Однако мне дико повезло. Коллега, вхожий в самые узкие шахматные круги, рассказал, что Бронштейн находится у супруги в Минске. И тут же, как по мановению волшебной палочки, протянул номер телефона. Дозваниваться пришлось слишком долго. Наконец-то на том конце провода сняли трубку. Связь была ужасной, и мне несколько раз пришлось объяснять мэтру, кто я и по какому поводу его беспокою. К моему удивлению, Бронштейн меня не забыл. И по привычке пытался отказать в интервью. Правда пообещав по приезду в Москву обязательно зайти в редакцию и рассказать много интересного. Однако я, воспользовавшись добродушием шахматиста, все-таки «раскрутил» его на несколько вопросов.– Не люблю свой день рождения. И не хотел ни с кем говорить или встречаться. Обо мне пора забыть. Я прошлое. Мир изменился, изменились шахматы, изменился я. Не хочу вникать во все скандалы, которые сейчас витают вокруг шахмат. Мне хочется просто покоя.– Я не привык жаловаться. Мне ничего не нужно. Может быть, у меня и есть какие-то свои обидны, но пусть они при мне и останутся.– Да, вы правы, именно спрятаться. Я разговариваю сейчас с вами и жутко нервничаю. Повторю, не хочу, чтобы обо мне вспоминали. Тем не менее с вами общаться очень приятно. И я тронут, что вы позвонили. Я вообще очень тепло отношусь к «Вечерней Москве». Вы даже в феврале 1948 года (вот память-то. – К. З.) написали небольшую заметку о том, что я выиграл первенство Москвы.– А кому интересно мое мнение? Да, именно так и считаю. В шахматах можно созидать, творить. Они неисчерпаемы. И может быть, им идет во вред то, что существуют рейтинги, очки, таблицы. Мне начхать на все это.– Человек, который однажды полюбил шахматы, потом не может без этого жить. Ни один человек, который более или менее разбирается в черно-белых клетках, не останется к ним равнодушным. Я в последнее время играю много с компьютерами, познаю, так сказать, их сущность.– А почему бы нет? В конце концов, сделать первый ход всегда очень важно.– Ничего не хочется вспоминать. Это был действительно классный матч. Есть, конечно, сожаление, что я не стал чемпионом мира. Но оно уже в прошлом. По крайней мере, я не проиграл.– Лично мне ничего не надо. Я спрятался в Минске и чувствую себя спокойно от всей этой суеты. Пусть все будет так, как есть. И с вашего позволения, разговор наш прервем до встречи в редакции «Вечерки».Вот что рассказывает о Бронштейне главный редактор журнала «64» – – В истории шахмат есть несколько гроссмейстеров, которые не носили звания чемпиона мира, но всегда ставились в один ряд с носителями высшего титула. Во времена советских шахмат к таковым относили, прежде всего, Кереса и Бронштейна. Кереса называли вечно вторым, и он был доволен, а Бронштейну этого было мало. Он всегда стремился к большему. Это очень гордый, очень порядочный человек. Чемпион мира Макс Эйве его называл сочемпионом и открыто ставил его в один ряд с лучшими шахматистами планеты. Но и этого ему было недостаточно. Я бы сказал, что его могут называть коллегой только гении. Бронштейн всегда был очень тактичным человеком, очень остроумным. После матча на первенство мира с Ботвинником, который, как вы знаете, завершился со счетом 12:12, он выдал остроту, которая живет до сих пор: «Жалко не то, что я не стал чемпионом мира, жалко, что я никогда не смогу стать экс-чемпионом мира». В этом и есть весь Бронштейн. Мы должны признать, что многие шахматисты до сих пор как бы «стригут» купоны с идей Бронштейна. Он был самородком. Энергия так и бурлила в нем. Почему-то никто не вспоминает, что «активные» шахматы – это то, за что много лет ратовал Бронштейн. И в этом смысле его идеи опередили время. Это же относится и к его характеру. Он человек сложный. И чтобы я не сказал сейчас о нем, вовсе не убежден, что это ему понравится, поэтому скажу просто: он гений.– Наверное, Бронштейн один из тех немногих людей на планете, который мог изменить развитие шахмат. Если бы он довел свой перевес в матче с Ботвинником до победы, то тогда в шахматах произошла бы революция. Не было бы еще десяти лет царствования «классических» шахмат, а на трон бы взошли бесшабашные шахматы Михаила Таля. Свой шанс Бронштейн упустил, но его заслуги меньше от этого не стали. У Бронштейна было множество новых взглядов на шахматные проблемы, на неразработанные дебюты. И все это принадлежит ему.Почему он не стал чемпион мира? Ведь у него для этого были огромные талант и отвага. Он не боялся жертвовать, комбинировать. У Бронштейна была отточенная интуиция. И не было, пожалуй, только одного – устойчивого стабильного спортивного характера. Когда я говорю об этом, Давид Ионович обижается на меня, но из песни слов не выбросишь. Бронштейн, как и впоследствии Фишер, всегда испытывал мучения на так называемой пограничной зоне, при переходе от одного состояния в другое. В данном случае я имею в виду состояние старта и переход в состояние бойца, ввязавшегося в бой. И знаменитые его размышления над первым ходом – это не столько желание быть оригинальным, сколько обычное банальное и очень естественное стремление привести в порядок свои нервы перед схваткой, как-то успокоиться и вести потом сражение на свежую голову. И еще надо отметить, что Бронштейн, хотя его часто трактовали как непревзойденного мастера импровизации, на самом деле очень много знал в шахматах. Они были средством его самовыражения.К сожалению, Бронштейн слишком рано ушел из больших шахмат. Последние годы он изучает компьютеры. Ему нравится играть с железными гроссмейстерами. И в отличие от Каспарова и Крамника, которые играют для того, чтобы победить, Бронштейну прежде всего интересно искусство.