Тихий Фридман

Его жизнь и его мысли покажутся вам знакомыми. Фридман нашел себя где-то между тяжелыми цветами сурового стиля и многоцветной сумасшедшинкой позднего Ван Гога. Когда у Фридмана побеждал суровый стиль – получалось полотно «В рейсе» (с непременной горящей папиросой в зубах шофера). Когда побеждал Ван Гог – получалась, например, ночная жутковатая «Площадь Дзержинского» (1988) с черным памятником и кроваво-горящими окнами (за такое десятью годами раньше, наверное, можно было расстаться со свободой). Иногда писал суриковские снега и нежные, почти импрессионистские темперы.Он нашел себя между «художниками-деревенщиками», которые сплавлялись по северным рекам и писали «Кижи на закате», и «городскими» художниками, которые умели разговаривать с «глубокоуважаемым шкафом» (кстати, фридмановский «Буфет» — вещь неожиданно «сегодняшняя»). Он создавал жанровые полотна («Компания» рабочих 60-х годов), восточные пейзажи («Бухара», 1962) – и точные, едкие графические листы — рисовальщик он был очень хороший. Его наброски с исчерпывающим названием «Запой» могли бы составить ему настоящую популистскую славу.Но не составили, потому что он был человек негромкий. Он воплотил в действительность манифест Виктора Попкова, которого прочили ему в соперники:[i]Нет, не буду стремиться,Нет, не буду стонать.Тихо буду смеяться,Тихо буду рыдать.[/i]