В письмецо в конверте тайно загляни...

Московский почтдиректор Иван Пестель (отец будущего декабриста), занимавший этот пост с 1789 по 1806 год, снимал копии в двух экземплярах со всех писем масонов. Одна из этих копий предназначалась главнокомандующему (так в те времена называли генерал-губернатора) в Москве князю Прозоровскому, другая шла на самый верх – в Петербург.Император Павел I не находил даже нужным скрывать, что частные письма читаются. Да и либеральное начало царствования Александра I отнюдь не исключало появления секретной инструкции для комитета полиции, в которой говорилось, что «через сношения с дирекцией почткомитет должен получать немедленные сведения о всяческой подозрительной переписке».В то время главным, вызывающим наибольшие опасения правительства городом считалась Москва. Именно сюда на зиму съезжалось богатейшее дворянство, именно отсюда «гибельная мода» порицать правительство постепенно переходила в провинцию.Сами пункты перлюстрации почты созданы много позднее. В 1880 году они появляются при департаментах полиции Москвы, Киева и Петербурга. Копии делали с писем общественных и политических деятелей. Поскольку перлюстрация по закону империи была делом незаконным, то сведения, полученные из писем, назывались «агентурными».Особо много хлопот «почтовым стражам» доставляли революционеры, которые старались всякими хитроумными способами зашифровать свои подрывные послания.Так, в октябре 1907 года один из чинов охранного отделения докладывал в департамент полиции, что для переписки между собой социал-демократические организации используют загадочный шифр, который не сразу удалось раскрыть. Оказалось, к делу революции «приобщили» классика: ключом к шифру были строки поэмы Пушкина «Евгений Онегин».По данным Министерства внутренних дел, в начале прошлого века ежегодно перлюстрацию проходило более 350 000 писем, а людей на этом «славном поприще» по всей империи трудилось всего лишь несколько десятков человек.Так что нелегко им, бедным, приходилось!