Черный снег

Михаил Шемякин, чей мир графика и скульптора удивительно близок зловещему и волшебному миру сказок Гофмана, невероятно увлекся возможностью работы в трансформирующемся пространстве сцены.Что характерно, эта возможность представилась ему не в Америке, а в Петербурге. Декорации, костюмы, сценические эффекты, маски и объекты Шемякина всецело завладевают вниманием зрителя. На хореографию Кирилла Симонова, вялую и однообразную, у изумленной публики попросту не остается времени. К тому же конвульсивная пластика, хаотичное построение массовых сцен, полное отсутствие режиссерского мышления и не могут увлекать. «Щелкунчик» рождает парадоксальный эффект: как только в этом балете начинаются танцы, становится безумно тоскливо.Конечно, молодым постановщикам надо давать пробовать силы. Но хорошо бы у молодых были хоть какие-то идеи. Балетмейстер же совершенно раздавлен масштабом постановки и глобальностью стоящих перед ним задач. Поэтому лучшим танцем оказывается пляска казаков или женщины-змеи, а вовсе не главных героев. Никогда еще в балете мне не доводилось видеть такого досадного несоответствия музыки и движения, как в знаменитом финальном адажио. Хореограф игнорировал мучительный трагизм музыки предсмертного балета Чайковского. И любовный дуэт, в который вкладывали все свое вдохновение выдающиеся балетмейстеры – Баланчин, Вайнонен, Григорович, – превратился в небрежную пляску невоспитанных подростков. Особенно в этой пацанской эстетике преуспела барышня. За маской Щелкунчика-куклы скрылся сам хореограф, а вот роль превращенного в красавца героя он отдал Адриану Фадееву, не уронившему своего достоинства премьера труппы. А Маше Натальи Сологуб по ошибке досталась пластика одной из сестер прокофьевской Золушки.Задача Михаила Шемякина избежать рождественской патоки и слащавых вальсов розовых цветов обернулась тем, что балерину засосала гофмановская двойственность, и она, потеряв всю женственность, не смогла вернуться из искривленного зазеркалья.Зато отлично вписался в его пародийную реальность Антон Адасинский – Дроссельмейер. Пластика лидера театра «Дерево» идеально совпала с безграничным полетом фантазии художника.Лучшие сцены балета – агрессивный, но завораживающий вальс черных снежинок в белых фосфоресцирующих хлопьях, разъезд гостей Штальбаума в уморительно смешных, гипертрофированно объемных пальто и шляпах, катание Дроссельмейера на маятнике часов. Особенно впечатляюще разрастался, кружась на занавесе и придавливая мастера, голографический шар с лицом деревянной куклы. Впрочем, в «Щелкунчике» преобладают традиционные занавесы, изображающие то кухню, то феерический Конфетюренбург, и фантастические объекты бутафории – огромные торты, дедушкин башмак для сказочных полетов, гигантский сыр с прожорливым мышонком внутри или огромный парик захмелевшего Дроссельмейера. Артистам – Фее Драже, Мышиному королю, Кардиналу Крыселье, злобной мухе – нелегко танцевать в гротескных шемякинских масках (мастер Андрей Севбо) и объемных костюмах. Но зато какое пиршество для глаз! Мир спектакля Михаила Шемякина – это та сказка, которую каждый из нас оставил в детстве и забыл. Оказывается, иногда к ней можно возвращаться.