25 июля на 83-м году ушла из жизни единственная российская наследница династии Романовых
Зрители замирали от страха и восторга. Образ советской амазонки манил и завораживал. Ей посвящали стихи и повести. «Краги красные, как клешни, губы крашеные грешны... мотоцикл над головой электрической пилой...» — напишет о ней Андрей Вознесенский. Кстати, она никогда не красила губы. Природа подарила ей такой сочный яркий цвет, и она пронесла это чудо до 82 лет. Писатель Юрий Казаков «спишет» свою Леночку в повести «Две ночи» с княжны Наташи. «У каждого в душе, как сияющий образ, горели неугасимое ее нечеловечески красивое лицо и летящая фигурка в мужской ковбойке или в жакетике. Прекрасные ноги в бриджах нежно сжимали звероподобный «Индиан-Скаут»...А Юрий Нагибин посвятит ей целую главу в книге «Уважаемая Маргарет Тэтчер»: «Бедная Наташа, как же мурыжила и била ее жизнь, через какие бездны таскала! По тонкой коже каленым железом... Да, нелегко уцелеть в нашей действительности княжне царской крови. Она прошла через ад. Преследования, издевательства, шантаж... подлость во всех видах и образах, только Романова и могла выстоять».Но потом о Наташе надолго забудут. Все, кроме верных друзей...Евгений Киселев первым сделает Талочку желанной для журналистов. Но их-то как раз она не очень и жаловала. В ее квартире никогда не запирались на замок двери, но всех, кто приходил взять у Натальи Александровны интервью, она мурыжила долго. Это я испытала на собственной шкуре: четыре часа просидела, пытаясь найти хоть какой-то контакт. А потом после домашней наливочки, которую она так искусно готовила, сациви и ее авторских салатов все записанное на диктофон стало таким незначительным, потому что образ этой удивительной женщины складывался не из исторических архивов и бесед с ней, а в результате познания ее самой.Красивая, подтянутая, всегда со вкусом одетая и причесанная, сильная, резкая и необыкновенно добрая, она ненавидела лесть и больше всего ценила в людях преданность и открытость. Ей чуждо было высокомерие. Могла и матерком в сердцах пульнуть, и чтото неожиданное для тебя сказать.И так уж случилось, что за три наши встречи в течение последних двух месяцев ее жизни и телефонных разговоров я оказалась последней из немногочисленных журналистов, кто беседовал с ней и даже фотографировал ее.Наташа Андросова, или Талочка, была королевой Старого Арбата. Все парни сходили по ней с ума. Даже постовые не останавливали девушку, когда она вихрем мчалась по городу на мотоцикле.Мотоспорт стал судьбой Наташи, он помог выжить девушке августейшего происхождения и подарил верных друзей. И он же посадил ее на инвалидную коляску[/i].— Помню Ташкент, бабку, жену Великого Князя, которая жила тогда в каком-то сарае на территории дворца. С нами она редко общалась. Мама работала машинисткой. Отец, Александр Николаевич, ушел с Белой армией, а потом перебрался за границу. Дед к тому времени уже умер. Его я не помню. Когда мне исполнилось семь лет, мы с мамой и старшим братом переехали в Москву. Вскоре она вышла замуж за Николая Андросова. Он записал нас в свой паспорт как родных детей, и я стала Натальей Николаевной. Мы поселилась на Плющихе в хорошей квартире. К сожалению, там мы прожили недолго. Один коммунист положил глаз на нашу жилплощадь и стал писать доносы (тогда все были «писателями»). Возможно, он догадывался о нашем непролетарском происхождении. Мы переехали на Арбат, поселились в подвале. Так было спокойнее.— Из-за моего происхождения мне не удалось получить хорошего образования, хотя и слух был, и танцевала неплохо. А потом я рано осталась без родителей и вынуждена была зарабатывать на жизнь сама. Чем только ни занималась: делала табуретки, шила шляпы. И на все у меня было свое чутье, я всегда знала, как поступить в том или ином случае. Наверное, Бог вел меня по жизни.— С детства я принадлежала сама себе. Всегда любила риск. Помню, как мы жили на подмосковной даче, которую снимал отчим на лето. Вместе с местными мальчишками лазала по деревьям, ездила верхом на лошадях, водила их в ночное. А когда понравился мотоцикл, научилась водить. До войны в парке культуры имени Горького по вертикальной стене носились на мотоциклах Боб Кару, Дикси Дер и Китти О’Нель. В 1936 году их как иностранцев выслали, и тогда сын фокусника Орнальди решил восстановить номер. Он искал себе партнершу. Туда и привел меня известный гонщик Александр Грингаут. Из всех претенденток выбрали меня. Я объездила с гастролями полстраны. Может, это и спасло меня. Последний раз я «проехала по стене» на мотоцикле, когда мне было пятьдесят лет.— Чаще мешали. Когда я занималась спортом в «Динамо», один партиец, от кого-то услышав, что я «из бывших», стал проявлять ко мне интерес. Раз подошел — ничего не получилось. А во второй он пришел уже «с бумагой» и стал шантажировать. Думал, что я испугаюсь и раскрою свои объятия. Только я не струсила и сказала: «Иди куда хочешь». Так он отнес свой паршивый донос на Лубянку.Вызывали, «беседовали», потом какого-то дядьку за мной наблюдать приставили. Но, к счастью, все обошлось. Какая-то неведомая сила защитила меня от злых людей и на этот раз. Может, потому что сама я подлостей людям никогда не делала и моя совесть перед ними чиста. А ведь в то время нередко предавали те, на кого невозможно было и подумать. Они бывали у тебя дома, вели разговоры, а потом...Был еще случай наглого домогательства во время войны. Аттракцион в парке тогда закрыли, а мне предложили эвакуироваться.Но я отказалась, потому что знала: немцы в Москву не придут.Сначала я тушила и сбрасывала с крыш домов зажигательные бомбы, а потом пошла в истребительный отряд. Двадцать парней и я работали курьерами, развозили на мотоциклах документы. Правда, недолго. Один комиссар попытался взять меня силой. Пришлось дать ему в глаз. Благо, рука натренированная. Из отряда, конечно, меня «ушли». К счастью, работу нашла быстро, потому что у меня были профессиональные права водителя. Работала шофером на «Линкольне», потом на «Бьюике» у больших внешторговских начальников. Даже на полуторке довелось поработать. Вывозила из Александровского сада снег. А когда в московском цирке восстановили аттракцион, снова «полезла на стенку».— Это я ее закалила.— Порода тоже, бывает, вырождается.— Хотя у меня на столе всегда стояли фотографии отца, дедушки и прадедушки, я никогда ничего особенного не чувствовала. Я мотогонщица. Вот это я очень хорошо чувствовала.— Да, это мой муж, кинорежиссер Николай Владимирович Досталь. Мы поженились, когда он овдовел. У него было двое маленьких сыновей, с которыми у меня сложились очень хорошие отношения. К сожалению, муж трагически погиб во время съемок... Его сыновья Володя и Коля обо мне сейчас заботятся, помогают.— На хороших людей мне везло. Я дружила с Юрой Нагибиным, Сашей Галичем, Александром Николаевичем Вертинским, Карандашом, женой его Тамарой. Очень дружны мы были с Юрием Никулиным. Я и заболела после его смерти. Это интеллигентные, образованные люди. К сожалению, все они уже ушли из жизни. На захоронении царской семьи в Питере я познакомилась с Галиной Старовойтовой. Мы много с ней разговаривали, встретиться собирались... Удивительная была женщина.— Когда мимо меня проносили гроб с останками Николая II, я ощутила, как на меня нахлынула какая-то теплая родная волна. И потом еще какое-то время я ощущала благодать.— Не нужна я им. Даже в Питере на похоронах Николай Романович поцеловал меня три раза — все. Больше они ко мне не подходили. И на поминки я шла одна.— Нет, никогда. Разве что попутешествовать, посмотреть. Раньше я часто ездила в Венгрию. По два месяца жила там у друзей. Два года назад мне удалось побывать во Франции на могиле отца. Я не могу вам передать, что я тогда там почувствовала... К сожалению, из-за больных ног мне сейчас трудно передвигаться городским транспортом, поэтому путешествовать не могу.— Я никогда никому не показываю своего настроения. Посмотришь на молодых — лица постные, перекошенные, злые, наизнанку вывороченные. Что с ними будет с возрастом? Иногда не выдерживаю и спрашиваю: «Почему такое злое лицо?» Я понимаю, что жизнь тяжелая, но все равно надо держаться. У меня сколько болезней: позвонки побиты, колена нет. Но я никогда об этом не говорю. Лежала в больнице — так меня врачи в пример молодежи ставили.— Вряд ли. У меня такое ощущение, что сейчас все мы сидим в какой-то яме и никто не знает, как из нее выбраться. Безумно жаль людей. И очень жаль, что я ничем им не могу помочь...[i]Даже после того, как Наталью Александровну признали членом императорского дома и к двум фамилиям прибавилась третья — Романовская, в ее жизни ничего не изменилось. Этой красивой царственной женщине с пепельными волосами и необыкновенными лучистыми серо-голубыми глазами чужды были амбиции.Она жила на седьмом этаже обычного дома, в скромной однокомнатной квартире среди экзотических цветов, за которыми с удовольствием ухаживала. А еще с ней жила собачка по кличке Малыш, в которой Талочка души не чаяла. Она подобрала ее безнадежно больную в подъезде и выходила. Малыш обожал свою хозяйку и был ей предан до последнего часа...Наталью Николаевну Андросову похоронили рядом с мужем на Новодевичьем кладбище.[/i][i]Наталья Николаевна Андросова (по паспорту) — в России единственный потомок Романовых. Она праправнучка Николая I. Один из внуков Николая I (сын Великого Князя Константина Николаевича, которого знатоки поэзии знают как К. Р.) Николай Константинович очень любил хорошеньких женщин. Влюбившись в американскую балерину Фанни Лир, Великий Князь подарил ей фамильные драгоценности. Его дядя, Александр II, недовольный таким поведением племянника, разжаловал его в солдаты и отправил на службу в Оренбург. Там Николай женился на особе нецарской крови дворянке Наденьке фон Дреер, дочке местного полицмейстера. Это стоило ему великокняжеского титула.Но когда на трон взошел двоюродный брат опального князя, Александр III, он вдруг вспомнил о кузене и перевел его в Ташкент на мелиорацию. Узбеки всей душой полюбили опального князя за добрый нрав и усердие и прозвали его Искандером (Великим). Позже прозвище перешло в фамилию... Наталья Александровна Искандер — родная внучка Великого Князя.[/i]