У меня была жизнь Маугли

[b]В этом году Московский театр клоунады празднует 15-летие. Его основательница – Тереза Дурова – представитель знаменитой цирковой династии. С детства она шла по стопам родителей, работала со слонами. Но потом предпочла дрессуре работу с людьми. В итоге родился единственный в своем роде в Москве театр клоунады. А придуманные Дуровой номера получили высшие награды одного из самых престижных международных конкурсов – парижского «Цирка завтрашнего дня».– Говорят, что детям-зрителям в вашем театре в антракте позволено не только чинно прогуливаться, но и носиться по коридорам?[/b]– Мы и взрослым это разрешаем, просто они не всегда этого хотят. Некоторые убили в себе чувство простоты, стали слишком закомплексованными. Но, к счастью, много и исключений. У нас в театре есть замечательная фотография, на которой в зрительном зале Валентин Юдашкин с женой и Киркоров с Аллой Борисовной. Все они, мягко говоря, не сидят, а скорее лежат и смеются, себя не контролируя.– У нас в театре огромный опыт общения с детьми, работы с детскими психологами. Хотелось им поделиться. Рассказать, например, о том, как вести себя с ребенком в театре. Часто бывает: спектакль еще не окончен, актеры не прошли поклоны, а родители уже берут свое чадо за руку и ведут в гардероб. Это дурной тон. Ведь мы же учим детей говорить «спасибо» за то, что для них сделали. А аплодисменты зрителей – это как слова благодарности актерам.– Сейчас мы с этими детьми тоже работаем, но по-другому. Раз в месяц приглашаем их в наше арткафе «Дуров». Накрываем для них столы, их обслуживают официанты, дети едят красивую еду на красивых тарелках. И в это время мы им объясняем, как в таких случаях управляться со столовыми приборами. А на маленькой сцене перед ними идет представление, в котором участвуют и наши актеры, и те же ребята показывают небольшие сценки. Все это заканчивается фейерверком на улице.– Что вы, какая зарядка?! В шесть утра начиналась репетиция с животными, потому что они в это время еще голодные и идут на приманку. Ну и потом, я в цирке росла. Носилась по нему, когда делать было нечего, с такими же детьми, как и я: эквилибристами, жонглерами, акробатами. Мы кувыркались через голову, болтались на трапеции. Я бы назвала это жизнью Маугли. Вы же не стали бы спрашивать у Маугли, делал ли он зарядку по утрам?– Нет. Ведь я работала с животными с 12 лет, а тогда в обращении с шимпанзе допустила ошибку. И сама должна была ее исправлять. Я часто выходила на манеж с родителями. Но они в это время были для меня не папа и мама, а дрессировщик справа и слева. И требовали от меня по полной программе, без всяких скидок на то, что я дочка.– Нет. Более того, я не люблю дрессированных животных. Номера с ними не смотрю – ухожу. Я абсолютно точно знаю, что гуманной дрессуры в природе не существует. Что бы об этом ни говорили. Потому что если животное не бьют, значит, оно голодное. Другого варианта нет. И в любом случае это принуждение.– Актеры, работающие в жанре клоунады, такие же люди, как и все остальные. Им тоже нравится о себе создавать легенды. Они красивы, и я не буду их опровергать. Очень может быть, что у кого-то осень в душе, а на лице весна. Так говорили про Енгибарова. Но когда я с ним еще девочкой сталкивалась за пределами манежа, никакой осени что-то не замечала. Клоуны – абсолютно нормальные, адекватные люди. Просто иногда бывает, что настроение плохое, или даже горе, но, выйдя на манеж, его нужно забыть и начать смешить. Но в такой ситуации может оказаться актер в каком угодно театре.– В самом театре – да. Но это, по-моему, вполне естественное правило. Если человек курит в костюме или рядом с ним, то от одежды потом плохо пахнет. А ведь в ней актер общается с детьми: работает с ними в фойе, спускается со сцены в зал. Да еще костюмы достаточно дорогие – из бархата, шелка. Не дай бог пятно поставить или прожечь дыру. Выпивка – это сугубо личное дело каждого вне работы. Ведь никого не удивляет, что человек не стоит у станка и не пьет из горла! Почему все решили, что театр – это какое-то богемное место, где себе это можно позволить? Да и потом, наши ребята очень много физически работают – и над жонглерскими, и над акробатическими трюками. С выпивкой этого просто не получится.– Я не люблю злободневные номера и социальный юмор. Мне кажется, этого у нас сейчас достаточно на эстраде. Меня вполне устраивает юмор на темы, касающиеся внутреннего состояния человека. А социум – это все преходяще.– Мне трудно говорить, ведь я так много клоунов повидала в жизни. Но, наверное, назову все-таки Мусина. Он давно ушел с манежа, но это классика, и все старые цирковые вам скажут, что круче Мусина никого не было. К сожалению, он пил очень сильно.– Весьма желателен. Когда клоун глуп по жизни, это отражается у него в глазах, и грим тут бессилен. И мудрость у артиста тоже сразу ощущается. Тогда на его выступлении вы смеетесь не над ним, а вместе с ним. И вам с ним комфортно, и за него не стыдно. Вы ведь, наверное, попадали в такую ситуацию, когда на сцене или на каком-то празднике видели клоуна и думали: «Ну когда же он уйдет? Ведь стыдно: взрослый мужик, весь как-то перемазался, чего-то на себя напялил…» Как только вы испытываете эту неловкость, это знак того, что вы имеете дело не с умным клоуном.– Где-то более 600. Каждый клоун – это история. Вот этого красавца () мои ребята купили в Буэнос-Айресе на улице у бомжа. Вы бы видели, какой эта игрушка была! Сплошное черное месиво грязи. Я ее отстирывала безумно долго, ей делали новое жабо. Ее соседа в этой комнате моя знакомая покупала в Праге на блошином рынке. Этого я даже мыть не стала – он в нормальном состоянии. А то, что он дешевый и прокусанный ребенком, не делает его для меня менее дорогим.