Хорошего человека найти нелегко

Общество

В стабильном обществе, а оно у нас было непоколебимо, как Великая Китайская стена, и школьные порядки непреложны. День начинается с переклички, что в первом классе, что в девятом.— Антонов, Березина, Глебов, Дудников...Стоп! А где же Гольдберг? Вон же он сидит, Сашка.Сашка Гольдберг откликнулся вставанием на фамилию Николаев. А Яна Розенблад, покрывшись румянцем, поднялась на «Феоктистову».Что за черт? И почему Коган, как был в восьмом классе Коганом, так Коганом и остался? А Костя Сандлер — Костей Сандлером? А с другой стороны, подумал я, переглянувшись с соседом по парте Васей Пердюмовым по прозвищу, извините, Пердунчик, какая разница, кто ты по паспорту? Их нам еще предстояло получить — кому в текущем, кому в будущем году. Все равно Яна — это Яна, и Сашка — Сашка.— Ты русский? — спросил Пердунчик.— Ну! — сказал я.— Повезло нам с фамилиями, — кивнул Пердюмов.— Да фигня все это! — сказал я.— Конечно, фигня. Лишь бы человек был хороший.Так просто и незатейливо мы с Васей решили для себя «еврейский вопрос», который казался нам надуманным и даже глупым. И два года он нас не тревожил, ну разве что в самом начале, когда по инерции мы называли наших «переменчивых» одноклассников так, как привыкли за предыдущие восемь лет.Смущались при невольных ошибках и мы, и они. В институтах на всяких там «истматах» нам вполне интеллигентно объяснили, что все мы представители новой общности, называемой «советский народ».Когда это прозвучало в тридцатый или сотый раз, Коля Семенов, сын своего отца, а именно — чиновника со Старой площади, с ернической улыбкой на покрасневшем от портвейна лице спросил:— А чего ж тогда у нас в институте студенты-евреи — русские?Преподавательница, черты лица которой свидетельствовали о ее национальной принадлежности, хотя место работы и преподаваемая дисциплина, казалось бы, этому противоречили, промямлила:— Не все.— Многие! — отрезал Коля. — А не соврали бы, не позаботились бы родители вовремя о пятом пункте, может, и не поступили бы.— Семенов!— возопила истматичка.— Я-то Семенов, — икнул Коля. — А вот вы кто, Вера Моисеевна? Русская?— Что ты себе позволяешь?!!— Правду.Ему многое позволялось, Коле Семенову. Безумствовать и бузить в том числе. И цитировать американских классиков вроде Фланнери О’Коннор: «Хорошего человека найти нелегко».В армию Кольку Семенова все равно не взяли. Отец постарался.В Афганистане полыхало, хотя знали мы об этом мало да и знать, сказать по-честному, не слишком стремились. Мы влюблялись напропалую! Помню, была у меня девушка Сима...Не дождалась она меня из армии. Но национальность тут ни при чем. Полтора года ждать! В юности-молодости — это вечность! Это я позже понял. А тогда пил доброкачественную белорусскую «бормотуху» и клял евреев во главе с Шолом-Алейхемом.Стакан со мной делили трое — Джума Усымбаев, Сигитас Силкаускас и Серега Пилипенко. Не считая Сигитаса, человека женатого и серьезного, всех нас «кинули». У всех было одно горе. Когда одно на троих — тогда легче.— Ненавижу! — бил себя в грудь я, и железные пуговицы ушка пуговицы царапали мне кожу сквозь солдатский китель. — Всех ненавижу!— Это ты зря! — осаживал Сигитас, которому и пяти бутылок было бы мало. — А командир? А Зиля?Я замолчал. Командир — это да! Уважаю! В нашем кадрированном, то есть неполном, лишь при учениях пополнявшемся до нормы полку был один-единственный еврей, и тот командир. Полковник Зильберман. Как он дорос с такой фамилией до командира краснознаменного и орденоносного полка и звания «полковник», этого никто не знал и никто не понимал. Принимали как данность и оттого уважали еще больше. Мужик был справедливый, прямой, жесткий, настоящий, в общем! Много лет спустя я узнал, что через пару лет после нашего увольнения на гражданку полковник Зильберман вышел в отставку, а еще через пару лет выехал в Израиль. За тамошние вооруженные силы я спокоен...Возраст возрастом, а коли приспичит, полковник советской армии в отставке Зильберман встанет в строй. Шалом, Зиля! А тогда, за несколько месяцев до свободы, когда дембель еще только снился, слова Сигитаса о командире отрезвили меня и разом повымели сор из головы. Осталась та же старая мысль: лишь бы человек был хороший...Просто, как апельсин. Так говорят американцы, среди которых тоже, между прочим, попадаются порядочные люди. Почитайте Стейнбека, Болдуина, Зингера — убедитесь. Тогда я много читал. В те годы читать было интереснее, чем жить.Не я сказал — еврей Жванецкий, кажется, и я согласен! А все прочее, помимо личной оценки конкретного человека, — ересь и бред. Нельзя любить человечество — только конкретного человека. И ненавидеть тоже, даже если он твой начальник. Это банально, потому что верно. Как и то, что национализм — это не любовь к своей нации, а ненависть к чужой.С этими не поддающимися эрозии мыслями с тех пор и живу. Русский по паспорту. А русские, они добрые…[b]ГЛАС НАРОДАВ прошлом выпуске «ВМесте» мы затронули один из самых больных вопросов – национальный. И предложили читателям высказаться по этой проблеме. Перед вами – некоторые отклики.Иван Васильевич («пусть меня зовут так»), 45 лет[/b]: «Наш город сейчас заселяют народы с самой высокой рождаемостью в мире – азербайджанцы, узбеки и другие. И в скором времени их станет больше, чем нас, русских. Мы получим второе Косово! И еще. Я долгое время жил в Средней Азии – Ташкенте и Душанбе. По своему опыту могу сказать: дискриминация по отношению к русскоязычному населению там просто ужасная».: «Нам, русским, самим стало страшно жить в своем городе! Куда ни глянь – везде эти ребята с бритыми затылками и в высоких ботинках. Они задирают всех, кто им не приглянулся. У моей подруги есть сын – русский мальчик. Недавно он возвращался вечером домой через парк.К нему пристали эти самые скинхеды. Попросили деньги «на нужды России». Денег у него не оказалось. Тогда они его избили и отняли плеер и часы. Я думаю, все их призывы типа «Россия для русских» – всего лишь прикрытие для хулиганства и бандитизма. Надо срочно принимать меры, иначе в будущем мы очень сильно пожалеем. Все обернется против нас же самих».: «Один из аргументов националистов – это то, что приезжие отнимают у русских работу. Но ведь мы живем в век конкуренции – кто лучше, тот и на коне.Да, у кого-то из «инородцев», как они их называют, есть хорошая работа, машина. Но кто тебе-то мешает иметь то же самое? Ищи работу, вкалывай, или мозгов и умений хватает только на то, чтобы пить и орать «Спасай Россию»? Если даже и не будет «инородцев» в Москве, этот самый националист так никуда и не устроится, потому что ни к чему не приспособлен и ничего не умеет. Просто потом его лозунгом станет: «Бей буржуев, которые отняли у меня все блага».: «Я не поддерживаю национализм в грубой форме. Но Россию действительно надо спасать. Вы посмотрите – мы живем, словно на Кавказе. Везде одни «черные». На рынок идешь – «черные», в автобус садишься – «черные». У нас в подъезде их несколько семей живет (как они квартиры получили, еще тот вопрос). Их дети знай бегают весь день по подъезду, да лифты ломают.Делаешь им замечание, а они начинают на своем языке огрызаться. Бороться с ними надо на уровне государства. А как – ужесточить им въезд в Россию или насильно выдворять из страны, — это уж пусть власти сами решают».: «В Москве полно русских из регионов России, и именно они отнимают работу у москвичей, так как им можно платить намного меньше. А потом тянут в столицу своих родственников и неплохо их устраивают. Мне гораздо ближе интеллигентный москвич, допустим, «армянского розлива», чем русский Вася из деревни, превращающий наш город в такую же деревню».: «Фашисты уничтожали людей в концлагерях, а их молодые российские последователи убивают людей прямо на улицах города. Некоторые области России уже смело можно назвать фашистскими. И никто не хочет ничего замечать: дескать, детки шалят – что поделаешь. А ведь когда-то в Германии будущих фюреров тоже не воспринимали всерьез. Так неужели мы хотим получить новую фашистскую Германию, но уже теперь в самой России?»: «Я не буду рассуждать о национализме, а просто приведу такой пример. Во время войны, в одном из боев под Смоленском, мы шли в наступление.Вдруг начался сильный артобстрел. Меня ранило в ногу. Боль – адская, двигаться не могу. Служил в нашем взводе один парнишка из Узбекистана. Перевязал он меня и потащил в санчасть. Пришли – оказалось, его тоже пуля задела в руку. В общем, мы потом всю войну вместе прошли. Что называется, спали под одним одеялом и последний кусок хлеба делили. А вы говорите, национализм».

amp-next-page separator