Анатолий Трушкин: “Мои пьесы шли под разными именами”

С АНАТОЛИЕМ ТРУШКИНЫМ мы столкнулись в Центральном доме литераторов. В туалете. Но настоящие таланты найдут себя везде. И говорили мы, естественно, уже совсем в другом месте и совершенно не о низменных проблемах.– Ну, я думаю, если сказать так, чтоб скромность не страдала, то хотя бы не нолик. А вообще, литературный юмор у нас почти исчез…– Чехова можно читать бесконечно. И того же Гоголя Николая Васильевича, и Салтыкова-Щедрина, они такие разные. Разная музыка играет, когда читаешь их. Если говорить о сатире, то мне близок Булгаков, если о юморе, то можно назвать Аверченко, Тэффи, а в советские времена Ильфа и Петрова.– Сейчас что нахвалят или услышу, то и стараюсь достать. А так я придерживаюсь мнения, что достаточно иметь несколько любимых книжек на полке и их перечитывать. Одного Толстого на всю жизнь хватит.– Да. Классика притягательна. Настоящий талант притягателен. Открываешь на любой странице и не можешь оторваться. Даже того же позабытого сейчас Максима Горького.– Это большущий роман. Да кого из классиков ни возьми. Шолохов тот же. Так что я предпочитаю классику. Да и в силу возраста уже ни фантастика, ни путешествия так не привлекают, как в молодости. Да и времени на это жалко.– Работа – да, но и просто читаешь что-то любимое. А потом, чтобы себя держать в тонусе, надо опять же читать лучшее. Когда-то в молодости я работал на телевидении, где мне надо было отбирать одноактные пьесы для постановки. Читаешь первую – дрянь, вторую – не лучше, ну третья – так себе, а в четвертой вроде бы уже что-то и есть. Понимаете, с кем поведешься, от того и наберешься. На самом-то деле все они приблизительно одного качества были. Потому что почитаешь дома классику и понимаешь, что и пятая, и шестая – они тоже ерунда.– Первая публикация была в “Юности” году в шестьдесят седьмом – шестьдесят восьмом. А когда стал думать о писательстве… Я актерствовал немножко тогда. И даже после окончания института был зван в Московский театр миниатюр, был такой тогда. А тогда мы что-то ставили, играть хотелось, а текстов не было, и мы что-то придумывали сами.– Я технолог. Ракетостроитель. Но уже со второго курса занимался больше не учебой, а театральными и драматургическими делами. И когда окончил вуз, пошел не по специальности, а на телевидение, где как раз занимался этими одноактными пьесами. А так как читать их стало лень, то я просто писал их сам. Так несколько одноактных моих пьес прошло на экране под разными именами. А параллельно писал что-то по части юмористики и как-то отнес свои писания в журнал. Напечатали. И я понял, что мне уютнее всего в юмористике.– Да. И я материально сразу почувствовал себя человеком, потому что оклад до этого маленький был, а тут авторские да еще выступления пошли. Сначала в концертах, потом на пару с кем-нибудь, а со временем и сольно стал выступать.– И в воскресенье, да и в любой день, если пошло, то сидишь и работаешь. Тяжело, но в радость.– Вот тут жена меня соблазнила. Были впервые на Канарах. Там хорошо. Но ненадолго. Подмосковье лучше.– По жизни, учитывая, что на дворе кризис, не забывайте народную мудрость: не имей сто рублей, а имей сто друзей. А как читателям – иметь всегда под рукой и “Вечерку”, и Толстого, и Трушкина. Главное – не распыляться.[b]МолитваАнатолий ТРУШКИН[/b][i]ГОСПОДИ, ГОСПОДИ, помоги мне! Сделай так, чтобы я больше никогда никому не завидовал.Спасибо, Господи, чувствую, что уже стал добрее и щедрее, я даже готов молиться за тех, кому вчера желал зла.Вот прошу тебя, Господи, за Осипова, он знает больше меня, потому что много читает, у него зрение плюс пять. Пусть он знает еще больше, больше всех! Пусть зрение у него, Господи, станет плюс девять.Сидоров нищий и тощий. Ему никто не завидует, кроме меня. У меня нет детей, а у него много. У него талант, он дотронется до жены – она в положении. Пятеро ребят – ему ходить не в чем, он случайно дотронулся до жены шестой раз. Теперь еле дышит, потерял дар речи, говорит только: “Все – ухайдакался”. Но детей любит безмерно. Дай ему, Господи, еще троих ребят.Петров, Господи, так здоров, что ни разу не болел. Лицо красное постоянно, босиком ходит по снегу, ест молоко с селедкой, ни в чем меры не знает, сам своему здоровью удивляется и пугается даже. Не пугай его, Господи. Нашли на него хоть насморк, а лучше тиф.К Петушкову, Господи, тянет женщин, как будто у него есть какой-то магнит. Ему хочется, чтобы все знали о его похождениях, но по радио ведь не объявишь. Сделай, Господи, чтобы хоть близкие его узнали, хотя бы жена.У Пузатова две судимости, но он влиятельный политик и очень богатый человек, у него два завода, три фабрики, четыре футбольные команды. Дай ему, Господи, еще один завод, одну фабрику, еще одну футбольную команду… и еще одну судимость с конфискацией имущества.Я, Господи, был плохой человек, я завидовал даже птицам – нигде не работают, но едят, летают, куда хотят, бесплатно, всего и дел, что гадят людям на голову. Смотрел на них и тоже хотел летать, но теперь не хочу. Пусть только птиц будет побольше.Вспомню, Господи, каким я был, вижу, каким стал, и дивлюсь переменам в себе. Благодарю, Господи, за благодать Твою.Всегда я завидовал Николаеву за его жизнерадостность. Когда он сломал ногу, я злорадствовал, но он стал еще жизнерадостнее и веселее. Потом он сломал вторую ногу и стал совсем счастливым. Господи, да пусть он сломает себе еще обе руки. А лучше, Господи, пусть свернет шею. Очень прошу Тебя.Спасибо тебе, Господи, за все. Знаю, что стал другим человеком и уже свечусь изнутри. Сам посуди – раньшея завидовал Кошкину за то, что его любят звери, особенно собаки, их не отогнать от него. Как только я перестал завидовать, меня тоже полюбили, пусть не все еще, но уже от меня не отогнать ни мух, ни клещей, ни комаров.Если и дальше так пойдет, Господи, клянусь: в твою честь поставлю храм или часовенку, а лучше своими руками сделаю поклонный крест. А хочешь, поставлю тебе самую большую свечку? Но это, конечно, не сразу. Если не хочешь ждать, поставлю маленькую свечку, у меня есть… почти целая.Спасибо тебе, Господи, славься ныне, и присно, и во веки веков. Ты всесильный и всемогущий, я даже завидовал Тебе, но теперь, Господи, когда ты занялся мною, я Тебе уже не завидую.Слава Тебе. Слава Тебе. Слава Тебе. Аминь.[/i][b]ЧИТАЕМ ВМЕСТЕМихаил АНТОНЦЕВ, депутат Мосгордумы[/b]: