О трупах на улицах столицы и в пьесе графа Толстого

Начнем с цитаты. А иначе никак – дело серьезное, подсудное. Шаг влево, шаг вправо – статья. И хорошо, если газетная, а то найдутся радетели, обвинят в искажении фактов. Правда, есть срок давности, ведь когда это было? Давно.Ну а теперь цитата: «Самое удивительное и самое жизненно ужасное во всем этом деле, – говорил Лев Николаевич Толстой, – то, что все участвующие – хорошие люди. И прежний муж – человек хороший, и новый – хороший, и жена – добрая, трудолюбивая женщина, и судьи – хорошие, сердобольные люди, – все хорошие. И несмотря на это, жизнь трех людей все-таки приносится в жертву какому-то неумолимому богу».А было это в Москве. Большей частью. Но давайте пройдемся, посмотрим, где именно, Москва-то большая.После реформы, проведенной Александром Освободителем и сделавшей судебное заседание гласным и состязательным, не было для москвичей развлечения лучше, чем посещение Московского окружного суда. Оттого и стекались люди в Кремль. Там, в здании Сената, иначе называемом Зданием судебных установлений, всегда было на что поглазеть. То банкира жучили за фальшивое банкротство, то чье-то семейное белье перетряхивали на предмет, сколько в нем грязи.Вот и 8 декабря 1897 года было так же: места в зале брались с боем. Особенно усердствовали газетчики, подвизавшиеся на криминальной хронике. Но и обыватели Первопрестольной от них не слишком отставали. Уж больно скандальным обещало стать разбирательство.И вот ввели ее, Екатерину Чистову, она же Гимер. Испуганную, всю в черном. Блондинку. Двоемужицу! Открылось заседание с оглашения обстоятельств дела.Начали, как водится, с личностей.Жила-была в Москве семья прапорщика Павла Симона, потомка выходцев то ли из Франции, то ли из Швейцарии.Жила так себе, бедствовала. Потом совсем худо стало, особенно когда господин Симон преставился и был похоронен с приличествующими офицеру почестями. А толку с них? Почтенная вдова Елизавета Антоновна здраво рассудила, что для облегчения существования ей нужно поскорее выдать замуж дочку Катеньку.Что и было устроено, когда Екатерине Павловне Симон шел осьмнадцатый год. Стала она Гимер. Молодой муж впечатление производил благоприятное. Не богат, но дворянин, из обрусевших немцев, собой пригож, по министерству юстиции служит, и пусть в должности небольшой, но со старанием можно многого добиться.Любви между супругами не было, но относилась жена к Николаю Самуиловичу с теплотой, коей знающие люди больше любви дорожат. Через год родился сын, названный в честь отца Николаем.А дальше… Пристрастился Николай Самуилович к водке, душу за штоф продал. Все чаще стал возвращаться домой даже не навеселе, а вдрызг. По трезвости тихий, во хмелю становился он грубым, крикливым. Поутру каялся, на коленях стоял перед женой и иконами, а к вечеру снова набирался вусмерть.Долго так продолжаться не могло, а продолжалось. Но когда жизнь Николая Самуиловича превратилась в сплошной запой, когда выгнали его со службы, когда начал он пропивать вещи из дома, Екатерина Павловна не выдержала – ушла. Поселилась в подвале на окраине Хитрова рынка, в недрах которого затерялся и Николай Гимер.Нам проще – сел на электричку, вздремнул – и в Щелкове. А прежде это было не ближнее Подмосковье, пока доберешься – с ног свалишься.Здесь нашла Екатерина свое счастье. Были у счастья имя и фамилия с отчеством: Степан Иванович Чистов.Сошлись они. Конторский служащий Степан Иванович, даром что из крестьян, человек был чувствительный.Очень его растрогала история мучений Екатерины Павловны. Она ему все-все рассказала. И про запойного супруга, и как мать решила вторично устроить жизнь дочери. Елизавета Антоновна свела Катеньку с господином Акимовым, служащим Курско-Киевской железной дороги. И вновь осечка: гражданский супруг жизнь вел разгульную, временами и вовсе за счет сожительницы.Да, сожительницы, а как иначе? Формально Екатерина Павловна оставалась женой Николая Самуиловича Гимера, и связь ее с Акимовым была беззаконной и предосудительной.В 1887 году Екатерина Гимер оставила Акимова, отослала сына Коленьку к дальним родственникам, поступила на акушерские курсы, окончила их и в начале 90-х годов устроилась в больничку при текстильной мануфактуре Людвига Рабенека, что в городке Щелково Богородского уезда.Степан Иванович Чистов души не чаял в Катеньке, даже богобоязненная родня его приняла ее. Теперь бы жить и жить, но как, если «во грехе»?Екатерина Павловна отправилась в Москву на поиски мужа. Нашла она Николая Самуиловича в грязной ночлежке. Был он опухшим от пьянства, в рваном порыжевшем сюртуке, на что ел-пил – неизвестно.В разговоре с супругой был смиренен и плаксив. И с готовностью написал в московскую духовную консисторию прошение о расторжении брака. Ведь разорвать узы брака в те годы могли только смерть одного из супругов и церковь, поскольку лишь церковные браки признавались государством. Зная, сколь трудно у священства добиться согласия на развод, Николай Самуилович указал, что кругом во всем виноват, что мало не содержит семью, но имеет полюбовницу на стороне. Ну и тому подобное. За то, что взял супруг всю вину на себя, Екатерина Павловна одарила его пятью рублями.Казалось, все на мази, однако 7 декабря 1895 года консистория вынесла решение об отказе в разводе. С мотивировкой: нет явных доказательств, а слова г-на Гимера смахивают на самооговор.Екатерина Павловна, узнав об отказе, лишилась чувств, и верный Степан Иванович долго отпаивал ее валериановыми каплями. Говорил, что московский митрополит не согласился с решением консистории и предписал еще раз допросить свидетелей, авось все и переменится. Но у Катеньки уже рождался другой план… Она вновь отправилась на поиски мужа и обнаружила Николая Самуиловича еще более опустившимся и на все согласным.– Пусть смерть разлучит нас! – сказала супруга, тут же пояснив, что умирать Николаю Самуиловичу не обязательно, это будет инсценировка самоубийства. Ему уже все равно, он человек конченый, а ей – свобода и счастье.Давно с Гимером не разговаривали как с человеком благородным. Усовестившись и восхищаясь собой, он под диктовку жены написал два «прощальных» письма. Вот второе:«Многоуважаемая Екатерина Павловна, последний раз пишу Вам. Жить я больше не могу. Голод и холод меня измучили, помощи от родных нет, сам ничего не могу сделать. Когда получите это письмо, меня не будет в живых, решил утопиться. Дело наше о разводе можете прекратить. Вы теперь и так свободны, а мне туда и дорога; не хочется, а делать нечего. Тело мое, конечно, не найдут, а весной его никто не узнает, так и сгину, значит, с земли. Будьте счастливы. Николай Гимер».Оно имело важное отличие от первого, поскольку в нем указывался способ самоубийства. Екатерина Павловна все хорошо продумала.24 декабря 1895 года, получив накануне «прощальные» письма, Екатерина Гимер отправилась в Якиманскую полицейскую часть, в районе которой проживал Николай Самуилович. А ее уже ждали известия: околоточный надзиратель Дмитриевский сообщил посетительнице, что им только что доставлены пальто, письма и документы ее мужа, обнаруженные у проруби на Москве-реке, аккурат напротив Кремлевского дворца.Екатерина Павловна привычно упала в обморок.Все! Она могла торжествовать. Но тут произошло невероятное. На следующий день Екатерину Гимер вновь вызвали в Якиманскую часть, где предъявили для опознания тело мужчины. Его еще живым вытащили из проруби, и он умер, не приходя в сознание, через десять минут после того, как его доставили в участок.Екатерина Павловна колебалась, ведь на мертвеце был мундир путейского инженера, да и непохож утопленник был на Николая Самуиловича ни капли (уж простите за каламбур). Да и вдруг кто путейца этого хватится? Но почудилось Кате, что это – перст судьбы! А судьбе не перечь – слушайся, и она кивнула: «Он это».Труп был выдан г-же Гимер и захоронен на Дорогомиловском кладбище, как при самоубийствах и положено, без отпевания, за церковной оградой. Сама же Екатерина Павловна получила на руки так называемый вдовий вид и вскоре обвенчалась с любимым Степаном Ивановичем Чистовым. Состоялось венчание в маленькой Никольской церкви села Жегалова без лишней помпы и ненужного внимания.Если уж следовать за героями этой истории, то придется ненадолго переместиться в город на Неве. Туда отправился Николай Самуилович, держа данное супруге обещание покинуть Москву.В Санкт-Петербурге он остановился у родственника, который настоятельно посоветовал беспаспортному Гимеру обзавестись новыми документами взамен «утерянных». Таковое прошение Николай Самуилович и подал на имя петербургского градоначальника. По существующему порядку прошение было переправлено районному полицейскому приставу, дабы тот получил у г-на Гимера разъяснения того, как произошла потеря.И надо же случиться, что за час-другой до общения с приставом Николай Самуилович получил письмо от Екатерины Павловны, в котором та извещала, что вступила в новый брак. Также она писала, что высылает пять рублей, но в дальнейшем денежные вливания прекратит. Оскорбленный тем, что супруга так поспешила с венчанием, и удрученный перспективой оказаться совсем без денег, надумавший вроде бы завязать с выпивкой Николай Самуилович злоупотребил, и сильно.Приставу он рассказал все как было. Когда же спохватился, было уж поздно.Екатерину Павловну обвинили в двоебрачии, Николая Самуиловича – в сговоре и пособничестве жене, обуреваемой преступными намерениями. Дело разбиралось в уездном центре Богородске, затем в Московском окружном суде.Женщины в зале кропили слезами платочки, мужчины хранили каменное молчание, размышляя о женском коварстве.Кого жалели все, так это Николая Самуиловича. Лишенный спиртного по причине ареста, он приобрел облик весьма благообразный.Екатерина Павловна пыталась выкручиваться, однако делала это неумело, и вид имела самый жалкий. Осознав тщетность своих стараний, она сменила тактику и стала живописать ужас своего прежнего положения, хотя нынешнее было нимало не лучше.Рассказывая о жизни с пьющим горькую мужем, она не жалела черных красок, и что характерно – все в ее словах было правдой. Потом она поведала о том, как к ней пришла любовь, и вот ради этой небесной, сияющей любви она и решилась… Женщины в зале рыдали. Мужчины хмурились.Судебная палата, избирая меру пресечения Екатерине Павловне, постановила «лишить подсудимую всех особенных, лично и по состоянию присвоенных прав и преимуществ и сослать на житье в Енисейскую губернию… с тем, чтобы по истечении 12 лет со времени прибытия ее в место ссылки предоставить право свободного избрания места жительства в пределах Европейской и Азиатской России, за исключением столиц и столичных губерний, и без восстановления в правах». Такому же наказанию был подвергнут по приговору палаты и Николай Гимер. Сурово.В 1900 году в газете «Новости дня» появилась заметка о новой пьесе Льва Николаевича Толстого, созданной на основе судебного дела супругов Гимер. К тому времени судьба приговоренных определилась окончательно, сделав неожиданный виток.Потому что мир не без добрых людей! Начать с того, что осужденные обжаловали приговор в уголовно-кассационном департаменте Сената, и хотя приговор был оставлен без изменений, единогласного решения при обсуждении кассаций достигнуто не было. Пять сенаторов подали особое мнение с разного рода возражениями.В составе этой пятерки был известнейший А. Ф. Кони, который обратился к не менее знаменитому юристу Л. Е. Владимирскому с просьбой, чтобы тот встретился с Екатериной Гимер и вынес свое суждение о ней. Тот не мешкая сделал это и уже 23 марта 1898 года написал Александру Федоровичу: «Сегодня у меня была несчастная Гимер, и я чуть не плакал, смотря на нее и слушая ее рассказы».Утвердившись таким образом в своей правоте, Кони обратился к обер-прокурору Сената Случевскому и, заручившись его поддержкой, составил рапорт уже на имя министра юстиции. В рапорте ставился вопрос о замене вынесенного наказания годом тюремного заключения без ограничения в правах. Вскоре пришел ответ: его превосходительство давал высочайшее соизволение.Не обошлось, как водится, и без взяток, благо у Степана Ивановича Чистова, к тому времени прикупившего в собственность небольшой мыловаренный заводик, деньги водились.Короче, приговор был изменен, и Екатерину Гимер тут же выпустили на свободу, поскольку в тюремный срок ей зачли время, которое она отработала фельдшерицей в тюремной больнице. Чуть позже освободили и Николая Самуиловича.Тем бы и кончилось, если бы не граф Толстой. Еще во время судебного разбирательства он попросил своего знакомого, председателя Московского окружного суда Николая Давыдова, ознакомить его с материалами дела. Председатель графу не отказал.Однако ошибкой было бы считать, что Лев Николаевич поддался общему любопытству – и только. Все серьезнее. И об этом как-то не принято говорить. Толстой отчасти считал себя ответственным за судьбу Екатерины Павловны, даже винил себя в ее несчастьях! Ведь он знал Катюшу Симон, ее мать и брата. Елизавета Антоновна часто бывала у Толстых, а брат некоторое время жил в Ясной Поляне. И на жизнь Екатерина Павловна (уже будучи Гимер) зарабатывала тем, что переписывала рукописи Толстого. И позже, когда она сошлась с Акимовым, именно Толстой в письмах и при личном свидании убеждал Екатерину Павловну не оставлять гражданского мужа. Когда же она не послушалась, граф, осерчав, оставил ее своим вниманием.А если бы не оставил, что тогда? Может, все сложилось бы по-другому, счастливее? Ознакомившись с деталями дела, Лев Николаевич понял, что перед ним СЮЖЕТ.Садись и пиши. А тут еще господин Чехов с претензией на первого российского драматурга. И статьи, что, дескать, так и нужно, как Чехов, что, кроме Чехова, так никто не может, чтобы вроде быт, слова, слова, слова, но из этих слов чудесным образом возникала целая жизнь. Философия бытия! И Толстой написал пьесу.И об этом написали «Новости дня». И написанное в «Новостях» прочитал учащийся Первой московской гимназии Николай Николаевич Гимер. И тогда в прихожей дома в Хамовниках, московском убежище и обиталище Толстого, раздался звонок. Гимназиста провели к графу.– Лев Николаевич, не публикуйте драму! Надо мной издевается вся гимназия, но я стерплю, мне маму жалко. О ее деле уже забыли, а сейчас все всколыхнется.Что было делать гуманнейшему из российских писателей? Пообещать. Но граф немного слукавил. Владимиру Немировичу-Данченко, приехавшему упросить классика дать Московскому художественному театру пьесу, он сказал, что до его смерти – ни за что, а после – играйте. О том, что Екатерина Павловна, а уж тем более сын ее Николенька много моложе убеленного сединами графа Толстого и явно его переживут, Лев Николаевич, очевидно, не подумал. А с мертвого с него и взятки гладки.К слову сказать, чуть ли не сразу за сыном явился к Толстому и главный прототип – г-н Гимер. С просьбой помочь найти хоть какую-то работу. Лев Николаевич пообещал подыскать чиновное место, но лишь с условием, что Николай Самуилович бросит пить. Тот пообещал.Драма «Живой труп» была напечатана в 1911 году, после смерти Толстого. Вскоре состоялась премьера «художественников», а потом уже пьеса пошла «гулять» по подмосткам сотен российских театров.Понятно, что дело Екатерины Павловны Чистовой вновь сделалось притчей во языцех. Репортеры буквально атаковали ее дом в Щелкове, желая потешить читателей колоритными подробностями. Слезы и мольбы женщины оставить ее в покое никого не волновали.Но все кончается, кончилось и это. Пора заканчивать и наш очерк. Ну разве что расскажем напоследок о дальнейшей судьбе его героев.Николай Самуилович Гимер действительно бросил пить и пропал в безвестности.Николай Николаевич Гимер стал известным экономистом и революционеромменьшевиком, взяв псевдоним Суханов. Это в его квартире решалась судьба вооруженного восстания в Петрограде в 1917-м. В конце 20-х был арестован как оппортунист, а более за то, что в своих «Записках о русской революции» назвал «великого вождя и отца всех народов»… «серым пятном, иногда маячившим тускло и бесследно». Расстрелян был в Омске в 1940 году.Степана Ивановича Чистова, владельца мыловаренного завода, лишили собственности, настоятельно попросили переехать с супругой в маленький домик на станции Воронок. Вскоре он умер.Екатерина Павловна Чистова скончалась в 1930 году, отравившись цианистым калием. Тело ее обнаружили чекисты, приехавшие брать гражданку под арест как члена семьи изменника Родины. Успела.Вот, пожалуй, и все. А впрочем, как же литературные герои? Хотя с ними-то как раз все в порядке.Что с ними станется?[b]ЧИТАЕМ ВМЕСТЕАлександр СЕМЕННИКОВ, депутат Мосгордумы:[/b]