Владимир Войнович написал «Автопортрет»
ВЛАДИМИР Войнович для большинства читателей ассоциируется с романоманекдотом «Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина». Но были еще и «Москва. 2042», и «Иванкиада», и «Замысел»...Только что состоялась презентация его новой книги «Автопортрет», в которой почти на 900 страницах он рассказал о наиболее интересных и важных событиях своей очень непростой и очень интересной жизни. В 1974 году исключен из Союза писателей, в декабре 1980 выслан из страны, в 1981 указом Л. Брежнева лишен советского гражданства, которое ему возвратил М. Горбачев спустя 10 лет...Корреспондент «ВМ» задал Владимиру Николаевичу несколько вопросов…– Я попытался рассказать в «Автопортрете» практически о всей своей жизни. А начал собирать книгу примерно 30 лет назад. Начал с публицистики, когда в эмиграции за границей рассказывал на радио о различных фактах своей биографии. К тому времени обо мне ходило множество небылиц, которые частично распространяли лекторы из ЦК КПСС. Так, когда в театре запретили мою пьесу «Два товарища», актерам объявили, что я попался на границе с контрабандой бриллиантов, хотя я в ту пору и близко не мог подойти к границе, а бриллианты от битого стекла и сейчас не отличу. Во время перестройки небылиц стало еще больше.Некоторые генералы называли меня в интервью не иначе как «западногерманский господинчик», говорили, что я не служил в армии и ничего о ней не знаю. На это тоже нужно было отвечать. В том числе письменно. Но книга не писалась в один присест. Я то начинал, то бросал, как и остальные мои книги. Например, «Чонкина» я писал 49 лет. При написании я ни в чем себя не ограничивал. Мне хотелось, чтобы читателю не было скучно.– От этого напрямую зависит то, о чем писатель будет писать. Если бы Толстой не воевал, он бы не написал «Севастопольские рассказы».Действительность, которую видит и осваивает писатель через свой жизненный опыт, он потом перекладывает на бумагу. Но есть писатели вроде Марселя Пруста, который всю жизнь болел и поэтому вынужден был описывать свой внутренний мир. Когда я приехал в Москву и встретил молодых литераторов, которые казались образованней меня, я понял, что обладаю перед ними преимуществом – у меня есть опыт, которого нет у них.– Тут многое совпало. Однажды мне надоело писать слова. Я садился к компьютеру и сидел, мне не писалось, душа не лежала. И тут ученики моей ныне покойной жены привезли из Германии в подарок натюрморт, и она повесила его на стенку. Мне эта картина не понравилась, и я ее перерисовал, вернее, изменил фон. Натюрморт заиграл.Я удивился. У меня остались краски, и я начал писать автопортрет, стало получаться, хотя пропорции немного были не соблюдены, и вышла карикатура. А через некоторое время пришли мои друзья и обнаружили, что весь дом у меня завален моими картинами (я писал маслом на бумаге и, чтобы не испортить рисунки, вешал их на стены).Так увлекся живописью, что года три только рисовал.– Жанр родился от моей живописи, если ее так можно назвать, хотя я до сих пор этого стесняюсь. Я вообще редко чем-либо горжусь. И если это чувство возникает, то делается как-то неудобно.Я радуюсь, что еще живу, потому что никогда не думал, что это будет так долго. А фотографий в книге нет, потому что я безалаберный человек, у меня ужасный архив.Я никогда не любил фотографироваться, и ранних фотографий осталось мало. Да и те обычно берут для съемок.А потом не возвращают. Вот я и решил обойтись в книге вовсе без них.