Первое покушение на Ильича многие годы было за семью печатями

Этот заговор созрел сразу после Октябрьского переворота. Когда по призыву большевиков солдаты начали брататься с немцами, а пытавшихся остановить их офицеров поднимали на штыки, нашлись люди, которые сразу поняли, откуда дует ветер и кто виноват в этом неслыханном позоре.Да и петроградские газеты, которые все чаще доходили до окопов, не оставляли никаких сомнений. Ленин – вот кто во всем виноват! Ясно, что он – германский шпион, что революция совершена на немецкие деньги, что великую Россию он хочет сделать германской провинцией, что большевистские вожди – это евреи, причем не только русского, но и немецкого происхождения, находящиеся на содержании у Германии.И главный из этих русско-немецких евреев – Ленин. А если серьезно, то никакой он не Ленин, а Ульянов, а если еще серьезнее – то Бланк: во всяком случае, его дедушка по материнской линии – Сруль Бланк.Что касается его жены, прибалтийской немки Анны Гросшопф, то в ее роду были не только немцы, но и шведы, так что ее дочь Мария, впоследствии мать вождя революции, по материнской линии была полушведкой-полунемкой, а по отцовской – еврейкой. А вот в жилах отца Ленина, Ильи Николаевича Ульянова, кроме русской, текла еще и калмыцкая кровь, отсюда и несколько монголоидный или, как тогда говорили, татарский тип лица у Владимира Ильича.Начитавшись газет и насмотревшись на творившиеся на фронте безобразия, многие офицеры оставили позиции и двинулись в Петроград. То, что они там увидели, укрепило их решимость убить Ленина. Они были убеждены, что, лишившись своего главаря, большевики долго не продержатся, и вытурить их из Смольного будет проще простого.Шестеро фронтовиков нашли друг друга без особого труда, тем более что воевали на одном участке и хорошо друг друга знали. Выяснив, что их цели совпадают, они решили создать террористическую организацию, наименовав ее «Охотничьей бригадой».Для начала нашли конспиративную квартиру. Назвав ее «предбанником», свезли туда оружие, боеприпасы, бомбы и гранаты. Потом, вспомнив прочитанные в гимназические годы детективы, придумали себе клички. Так появились Капитан, Технолог, Моряк, Макс и Сема. На самом деле это были: подпоручик Ушаков, капитан Зинкевич, военный врач Некрасов, вольноопределяющийся Мартьянов, еще один Некрасов и женщина по фамилии Салова. Несколько позже они привлекли в свои ряды сбежавшего из окопов солдата Спиридонова. Как покажет время, это было большой ошибкой! Так случилось, что чудом выживший после всей этой катавасии подпоручик Ушаков написал нечто вроде воспоминаний, правда, под псевдонимом Г. Решетов. Мне удалось найти эту рукопись, поэтому, рассказывая о событиях той январской ночи, я буду не только ссылаться на документы, но и время от времени цитировать Григория Решетова.Первую сходку назначили на середину декабря. В «предбанник» приходили по одному и в разное время. «Наконец вся братва в сборе, – писал несколько позже подпоручик Ушаков. – Главное, что пришел Старый Эсэр (он и в самом деле один из руководителей партии эсэров, поэтому его фамилию я раскрывать не буду).Его появление для нас весьма многозначительно, через него мы как бы вырастаем на целую голову. Без него мы – просто партизанская шайка, лихими налетами пытающаяся учинить неприятелю вред, а с ним мы – политическая сила, наполненная горячим желанием истреблять коммунистов».Не откладывая дела в долгий ящик, «партизаны» решили выследить Ленина и либо бросить в него бомбу, либо расстрелять. В Смольный не проникнуть – это ясно, а вот подкараулить на митинге – вполне возможное дело. Но для этого надо совершенно точно знать, когда и где он будет выступать. Как это сделать? Да проще простого: не зря же в свое время они подсуетились и устроили в канцелярию Смольного Технолога.Теперь все зависело от него, и Технолог «Охотничью бригаду» не подвел! Однажды вечером он появился на пороге «предбанника» и, рухнув на стул, выкрикнул:– Сегодня! В восемь вечера. Цирк Чинизелли. ()– Что там, митинг? – уточнил Капитан.– Митинг. Провожают на фронт отряд красногвардейцев.– Он выступает? Это точно?– Точно. Сам слышал. Отряд сформирован из рабочих Выборгского района – на радостях, что их будет провожать Ленин, они кричали об этом в коридорах Смольного.А вот как это было на самом деле. Обратимся к воспоминаниям Николая Подвойского, который в то время был народным комиссаром по военным делам.«Первого января 1918 года, под вечер, я вхожу в маленькую рабочую комнату Владимира Ильича. Он прерывает беседу с незнакомым мне, поевропейски одетым, высоким тридцатилетним человеком.Указывая на меня, Владимир Ильич говорит своему собеседнику:– Это товарищ Подвойский, наш военный специалист.Потом, обернувшись ко мне, добавляет:– Это товарищ, который через воюющую с Россией Германию вывез нас из Швейцарии – Фриц Платтен.Завязалась беседа, в ходе которой я обратился к Владимиру Ильичу от имени рабочих Выборгского района, чтобы Ильич непременно сам проводил на фронт первый батальон Красной армии. Владимир Ильич согласился и пригласил с собой тов. Платтена».Кто это нашептал Ленину – ангел-хранитель или сам Господь Бог, но, если бы он не пригласил Платтена в Михайловский манеж, этот день был бы последним в жизни вождя революции, а возможно, что это был бы последний день и самой революции. Напомню, что это он, швейцарский коммунист Фриц Платтен, организовал и осуществил в якобы опломбированном вагоне доставку Ленина и тридцати одного его сторонника из Швейцарии в Россию, а сам вынужден был вернуться домой.Это было в апреле 1917-го, когда власть в России принадлежала Временному правительству, и вот теперь, когда власть была в руках большевиков, преодолев не одну границу, за несколько дней до злосчастного митинга Платтен добрался до Смольного.Тем временем заговорщики подошли к цирку. Народу – тьма-тьмущая! Толпа гудит, шумит, скандалит и чего-то ждет.– Все ясно, они ждут Ленина, – удовлетворенно просипел неожиданно простудившийся Капитан.И снова обратимся к записям Ушакова: «Вот какой-то автомобиль, нырнув с улицы, подлетел к цирку. Кто-то трое вышли из автомобиля и по очищенному проходу вошли в цирк. И вот он уже на трибуне. Да, это он! Разве я мог не узнать его сразу?! Плотный. Городское пальто. Руки в карманах. Шапка. Он стоит величественно и просто. Он улыбается и терпеливо ждет. А люди в шеренгах кричат и кричат, они не хотят остановиться, тянут «ура», и дух величайшего одушевления царит в полуосвещенном цирке».Как ни близко подобрался к трибуне подпоручик Ушаков, стрелять он не решился. Вопервых, тут же схватят, а погибать, будучи растерзанным толпой, как-то не хотелось. А во-вторых, был приказ Капитана: убить Ленина, когда тот будет уезжать с митинга.Наконец, оратор спустился с трибуны, и толпа рванула к выходу. Вместе с ней на улице оказался и Ушаков. Все, теперь можно действовать! Но Ушаков никак не решится. Разыскав Капитана, он предложил убить Ленина на мосту: там, мол, автомобиль обязательно притормозит. Капитан этот план одобрил, добавив, что теперь успех дела в руках подпоручика.Решающие минуты Ушаков описал поразительно эмоционально и, главное, не пытаясь оправдаться.«Туман. Ночь. Минуты – вечность. А вот и автомобиль. Он свернул к мосту. Он уже на мосту! Теперь его – бомбой, только бомбой! Кидаюсь вперед и почти касаюсь крыла. Смотрю – он в автомобиле. Он тоже на меня смотрит, я даже вижу его глаза. Бомбу! Но почему автомобиль уходит, а бомба в руках? Я боюсь, я струсил? Нет, я ничего не боюсь, но бросить бомбу не могу. Словно кто-то связал по рукам и по ногам. Я не могу разжать руки, не могу выйти из оцепенения. Но что это за выстрелы звучат у моста? Ура, это Капитан! Он бьет наверняка. Я слышу, как пуля ударила в кузов. Потом еще одна. Я тоже выхватываю наган и, стреляя, бегу за автомобилем. Я не верю своим глазам – автомобиль остановился. Теперь ничего не стоит его догнать и бросить бомбу! Но нет, автомобиль не остановился, это просто сообразительный шофер свернул машину в переулок».А тем временем в машине… В машине творилось нечто невообразимое.– Стреляют! – слабо вскрикнула сидевшая рядом с шофером сестра Ленина.– Надеюсь, не в нас? – проронил еще не отошедший от митинга Ильич.– То-то и оно, что в нас, – процедил сквозь зубы Тарас Гороховик и до отказа втопил педаль газа.Машина взревела, но быстрее не поехала.– А-а, мать твою так! – заорал Тарас. – Я же говорил, что резина совсем лысая, когданибудь да подведет! А уж в гололед…В этот момент машина вскарабкалась на мост. Тарас глянул в зеркало заднего вида и обомлел: какой-то человек бежит почти вровень с ними и на ходу ведет огонь.– Держитесь крепче! – крикнул Тарас и вильнул вправо.Дзынь! Пуля пробила заднее стекло, пролетела навылет и пробила переднее. Осколки брызнули в лицо, кровь залила глаза, крыло чиркнуло по ограждению моста, но Тарас выровнял машину.– Что вы делаете?! – взвизгнула Мария Ильинична. – Мы же свалимся в Фонтанку!– Зато останемся живы!– неожиданно повеселел Тарас.– А ведь и правда, стреляют, – подал голос Ленин. – И теперь я уверен, что в нас.Вдруг в моторе что-то чихнуло, крякнуло, машина дернулась и остановилась. Тарас снова глянул в зеркало и не поверил своим глазам: человек с наганом уже у заднего бампера. Вот он поднимает руку. Вот он прицеливается. Вот он…Оглушительно грохнул выстрел! Зазвенели стекла. Закричала Мария Ильинична. Брызнула кровь, и от безысходного горя завопил Гороховик.И тут произошло чудо: одновременно с выстрелом голову Ильича прикрыла чья-то рука и резко отвела ее в сторону.– Что вы делаете? – откуда-то снизу донесся голос Ленина.– Сидеть у вас под мышкой я долго не смогу.– Жив! – облегченно вздохнул Тарас и ударил по газам.А Платтен, будто ничего особенного не произошло, не спеша достал накрахмаленный платок, обмотал им раненую руку и, путая немецкие и русские слова, разъяснил Ленину, что пристанище под мышкой временное, что предоставить его вынудила мировая буржуазия, которая так и норовит устроить большевикам какую-нибудь пакость.– И он еще шутит! – вытирая слезы, помогала ему остановить кровь Мария Ильинична. – А ты, Володя, так ничего и не понял?– Еще как понял! – рассердился Ильич. – Что ж тут удивительного, если во время революции начинают стрелять? Недовольных-то тьма-тьмущая. Все это в порядке вещей… А вы не очень пострадали? – обернулся он к Платтену. – Рука? Правая? Как же вы теперь, ведь леваято у вас не совсем… Пардон, пардон, – смутился он, заметив недовольную гримасу Платтена. – Я пожал бы вашу руку, дорогой товарищ Платтен, но сначала ее надо показать врачам. И если бы я не был воинствующим атеистом, то сказал бы, что ваша рука – это рука бога, ведь я был на волосок от смерти. Раз он послал вас в эту машину, значит, я еще нужен.Когда приехали в Смольный и стали осматривать машину, оказалось, что кузов продырявлен в нескольких местах: пули шли навылет, и просто чудо, что пострадал лишь один Платтен.Весть о покушении на Ленина мгновенно облетела город. Оставлять этот теракт без последствий никто не собирался. Но кто этим сложным делом займется? Только что созданная ВЧК? Но у Дзержинского еще нет толковых сотрудников. И тогда решили, что расследованием теракта займутся комиссары из 75-й комнаты Смольного.Возглавил это дело Бонч-Бруевич: он велел прочесать весь город, и раскрытие преступления считать не только делом чести, но и партийным долгом. Помог, как это иногда бывает, случай. После одного из митингов, на котором выступал Владимир Дмитриевич, к нему подошел какой-то солдат и сказал: – Вы знаете, а ведь я хотел вас убить: прямо сейчас должен был стрелять. Но вы так хорошо говорили, что меня взяло сомнение. Надо бы мне с вами потолковать… Есть о чем, – многозначительно добавил он.– Так приходите в Смольный, там и потолкуем.Это был тот самый окопник Спиридонов, которого «Охотничья бригада» с радостью приняла в свои ряды и на которого возлагала особые надежды. В тот же день Спиридонов пришел в Смольный, положил на стол револьвер, из которого должен был убить Бонч-Бруевича, и рассказал об офицерской организации, которая организовала покушение на Ленина.«Мы тут же устроили засаду в квартире гражданки Саловой, – вспоминал впоследствии Бонч-Бруевич, – и арестовали трех офицеров, которые были непосредственными участниками покушения на Ильича. По логике вещей, все главные виновники покушения должны были быть немедленно расстреляны. Но в революционное время действительность и логика вещей делают совершенно неожиданные зигзаги. Как только было опубликовано ленинское воззвание «Социалистическое отечество в опасности», пришли письма покушавшихся на Ильича и просивших отправить их на фронт для авангардных боев с наседавшим противником. Я доложил об этих письмах Владимиру Ильичу, и он в мгновение ока сделал резолюцию: «Дело прекратить. Освободить. Послать на фронт».И что же дальше? Сдержали ли слово чести господа офицеры, стали ли, хотя бы из чувства благодарности за сохраненные жизни, борцами за рабочее дело и горячими сторонниками советской власти? Увы, но честь у них переродилась в выгоду, а благодарность в мстительность.Капитан Зинкевич удрал в Сибирь и вступил в армию Колчака, где прославился неуемной жестокостью к попавшим в плен красноармейцам.Военврач Некрасов переметнулся к Деникину, дошел с белой армией чуть ли не до Москвы, а потом где-то затерялся. Вольноопределяющийся Мартьянов ни винтовки, ни револьвера в руки больше не брал – его оружием стало перо.Эмигрировав за границу, он стал одним из самых злобных и непримиримых врагов советской власти.А вот подпоручик Ушаков, хоть и не стал большевиком, но от белых пострадал: колчаковцы бросили его в тюрьму и едва не расстреляли, приняв за коммуниста. Сбежав из тюрьмы, Ушаков, назло бывшим коллегам-офицерам, вступил в Красную армию и воевал до самого конца гражданской войны. Впечатлений было так много, что, демобилизовавшись, Ушаков начал писать. Когда ему предложили написать воспоминания о покушении на Ленина, он это сделал. Печатать их почему-то не стали, но рукопись в одном из архивов сохранилась. Только поэтому появилась возможность рассказать правду о первом, малоизвестном, покушении, когда в прорези прицела был Ленин, а мишенью – его затылок.А что же главный герой этой истории – Фриц Платтен? Какова его судьба? Какова судьба человека, которому большевики обязаны всем – и появлением в разгар войны в России, и спасением своего вождя? Как ни трудно в это поверить, но в марте 1938-го его арестовали, почти полтора года мучили и пытали и в октябре 1939-го судили.Приговор был предрешен: либо расстрел, либо 25 лет лагерей. Но в последний момент вмешались какие-то таинственные силы, и приговор Платтену вынесли неправдоподобно мягкий: всего-то 4 года лагерей.Сказано – сделано. Буквально через неделю Платтен оказался в Архангельской области. А дальше – мрак. Никто не знал, что с Платтеном, где он, жив или не жив. И лишь в 1956 году, когда речь зашла о реабилитации, нашлась справка, в которой говорилось, что «Платтен, отбывая наказание, 22 апреля 1942 года умер от сердечно-сосудистого заболевания».Что ж, может быть, Платтен умер от инфаркта, а может быть, ему помогли. Но каково совпадение! Если верить справке, Платтена не стало 22 апреля. Надо же, 22 апреля – в день рождения его друга, которому двадцать четыре года назад он спас жизнь.