«Дисциплина сейчас нужна как никогда»
Мы временно оставили Москву. Но советские войска продолжают бороться… Красные звезды снова зажгутся над Москвой, и она озарит весь мир. Это не цитата из романа в жанре «альтернативной истории», а реальный документ — воззвание «московского подполья» 1941 года. 70 лет назад угроза, что столица падет под ударами фашистов, была вполне реальной — и правительство сформировало боевые группы, которые должны были остаться в городе и атаковать врага с тыла. В Измайловском парке устроили склады оружия. О том, чем жил город 70 лет назад и как ему помогала наша «Вечерка», — в этих заметках, основанных на архивных материалах. 16 октября 1941 года впервые в истории московское метро не открыло двери в положенный час. Парализовано было не только движение в городе — отрезан был путь в самое надежное бомбоубежище. Фронт на Можайском направлении был прорван, и бои шли в 80–100 км от столицы. Наркомат путей сообщения был готов уничтожить «подземку» в случае сдачи Москвы (подробнее см. «Вечерку» от 14 октября 2011 года). Были заминированы многие предприятия, под 12 мостов заложили взрывчатку. Горожане почти 4 месяца стойко переносили налеты бомбардировщиков, и тяжелейший труд, и рытье окопов, но в тот день многие дрогнули. Было приказано выдать рабочим зарплату за месяц вперед и разрешить продать по пуду муки или зерна сверх нормы. Про директора одного предприятия сообщили в НКВД, что он «вместо того, чтобы руководить эвакуацией завода, взял 10 000 руб. из кассы, погрузил 3 бочки бензина в автомашину и на ЗИС-101 выехал… взял с собой гербовую печать, никому не оставив доверенности на руководство заводом». Началась неразбериха и грабежи. Заодно разбивали и витрины магазинов. Люди знали, что фашисты в оккупированных районах особенно жестоко расправляются с коммунистами и даже их родственниками. Поэтому многие жгли и зарывали партбилеты, портреты Сталина. Один москвич вспоминал, как соседка Дуняша приговаривала, чтобы все слышали: «А мой Миша давно уж беспартийный… он и на собрания-то не ходил». Миша — ее муж — умер за два года до войны. «На Октябрьской (тогда еще Калужской) площади со стороны Ленинского проспекта я видела женщин, гнавших небольшие стада коров», — вспоминает москвичка Стефанида Руднева. Шоссе Энтузиастов, Рязанское и Егорьевское были запружены беженцами. Личные автомобили тогда были только у высокопоставленных или очень богатых людей — озлобленные пешие беглецы нападали на них. В Балашихинском районе, как свидетельствуют документы Управления НКВД по Москве и области, группа рабочих сбросила в овраг 6 машин и разворовала имущество. Правительство совладало с паникой быстро и жестко: патрулями, проверками документов, задержаниями. 17 октября грабежи еще кое-где продолжались, но на следующий день москвичи уже вспоминали об этом как о кошмарном сне. Город взял себя в руки. «Вечерка», как и другие советские издания, о бегстве и грабежах, естественно, не написала. И правильно — нечего усугублять панику. Только 17 октября на первой странице появилось постановление Московского городского совета депутатов трудящихся, где сдержанно признавалось: «За последние дни отдельные учреждения неудовлетворительно обслуживают население», «15 и 16 октября с перебоями работал троллейбус, отдельные магазины не обеспечили нормальное обслуживание». Но газета не замалчивала и суровости времени: 24 октября на последней странице появился краткий отчет коменданта столицы о расстрелах: за распространение слухов, дезертирство, спекуляцию, разграбление квартир тех, кто выехал в эвакуацию. А в остальном «Вечерка» писала о другом — о сводках с фронта, который был совсем близко, о том, как на заводах девушки и подростки выдают по две нормы ради победы, а домохозяйки вяжут для бойцов носки и фуфайки… А на второй полосе целую неделю из номера в номер повторялось (с вариациями) воззвание: «Москвичи! Соблюдайте выдержку… Организованность и дисциплина сейчас нужны как никогда». - началась мобилизация военнообязанных до 45-летнего возраста, призывников 1922 и 1923 годов рождения (в первые дни войны на фронт призвали только парней 1905–1918 г. р., а ребята, родившиеся в 1919–1921 гг., и так были на службе); - сформированы и отправлены на фронт 25 коммунистических (рабочих) рот и батальонов численностью более 11,5 тыс. бойцов и командиров. Из них потом будет сформирована 3-я Московская коммунистическая дивизия; - исполком Моссовета обязал в течение 3 дней ликвидировать перебои в снабжении хлебом. Выпечка должна быть доведена до 4 тыс. тонн в сутки. В производство запускалось 22 полевые пекарни. Также было приказано открыть дополнительно еще 200 магазинов и павильонов по продаже хлеба и продовольственных товаров; - исполком Моссовета принял решение изготовить в течение 3 дней 500 железных печей для обогрева вагонов; - управляющие домами и коменданты общежитий обязаны начать отопительный сезон; - 19 октября Государственный комитет обороны принял постановление о введении осадного положения, защита столицы была поручена командующему Западным фронтом генералу Жукову. Сибирский поезд разводил пары, В купе рыдала крашеная дама: Бабье коробку паюсной икры У дамы вытрясло из чемодана.(…) Вверху гудел немецкий самолет, В Казань бежали опрометью главки.(…) Народ ломил на базах погреба, Несли муку колхозницы босые... В те дни решалась общая Судьба: Моя судьба, твоя судьба, Россия! Календари не отмечали Шестнадцатое октября, Но москвичам в тот день - едва ли Им было до календаря. (…) Хотелось жить, хотелось плакать, Хотелось выиграть войну. И забывали Пастернака, Как забывают тишину. Стараясь выбраться из тины, Шли в полированной красе Осатаневшие машины По всем незападным шоссе. Казалось, что лавина злая Сметет Москву и мир затем. И заграница, замирая, Молилась на Московский Кремль И прусский полковник у Химок, сглотнув торжествующий вопль, как будто бы делая снимок, навел на столицу бинокль. (…) Бредут от застав погорельцы, в метро голосят малыши, и вбиты железные рельсы крест-накрест во все рубежи. ...Но, смену всемирных коллизий приблизив незримой рукой, пехота сибирских дивизий грядет, как судьба, по Тверской.