О чём может рассказать живой мозг и зачем изучать его географию?
Институт мозга человека РАН, который занимается фундаментальными исследованиями речи, эмоций, внимания, памяти, творчества, то есть всего того, что делает человека человеком, на днях отметил 20-летний юбилей.Корреспондент «Вечерки» побывала на торжественном праздновании этого события, прошедшем в Санкт-Петербурге, и встретилась с [b]директором института, членом-корреспондентом РАН Святославом Всеволодовичем МЕДВЕДЕВЫМ.– Ученые не одно десятилетие бьются над вопросом, что такое гений, некоторые даже пытаются обнаружить ген гениальности. По-вашему, это дар или аномалия?[/b]– В Москве в 20-х годах был создан Институт мозга – специально для того чтобы понять, почему так гениальны наши вожди. Там были препараты мозга Ленина, Горького и самых разных людей. За все время существования этого учреждения так и не было научно доказано, что мозг гениального или просто талантливого человека чемто отличается.Мне нравится такое определение гениальности: талантливый человек прекрасно поражает видимую цель, а гениальный попадает в цель, которую не видит. То есть он придумывает нечто такое, чего в принципе не может быть. К примеру, Эйнштейн, открывший общую теорию относительности – задолго до того как появились факты, которые могли натолкнуть на мысль о такой теории… Или Нильс Бор, придумавший свою концепцию электрона – в нарушение всех существующих в то время электродинамических концепций, но потому это и была гениальная придумка.В принципе, гениален каждый ребенок. Он может придумать что-то фантастическое. Но дальше ребенок развивается и начинает понимать, что это нельзя, то нельзя… Трехлетний ребенок может придумать что-то совсем невероятное, а вот у 9-летнего уже появляются собственные барьеры, шоры, как я их называю. В старшем возрасте нечто гениальное может придумать только тот, у кого в мозге есть определенная «поломка», нарушение, которое даст ему выйти за пределы этой зашоренности. Управляет этим механизм, называемый детектором ошибок.Когда он начинает работать неправильно, он разрешает подумать то, что обычному человеку не приходит в голову. То есть гениальность – это в каком-то смысле болезнь.– Это такая штуковина в нашей голове, которая знает, как надо. Он знает, что когда вы выходите из дома, надо выключать свет. Когда вы утром встаете, надо причесаться, выпить кофе… Вы это делаете не задумываясь, но детектор ошибок контролирует вашу деятельность, и очень жестко.В то же время он не дает придумать что-то экстравагантное. Скажем, вам не придет в голову явиться ко мне на интервью в купальном костюме или банном халате. Личный опыт человека говорит, что чего-то делать нельзя.– Почему не имеющие ничего общего? У нас в институте не так давно была защищена диссертация, именно посвященная научному объяснению совести, лжи и т. п. Ведь что такое мозг? Это интерфейс между миром материальным и идеальным. И все, что в нем происходит, – это биохимические процессы и реакции. Так что любовь, ненависть, дружба и вообще все, что мы относим к сфере идеального, на самом деле идеальны, но имеют вполне материальный носитель – головной мозг. Другое дело, что когда говорят об открытии какой-то новой области мозга, отвечающей за нравственность или красоту, это просто дешевая сенсация. Мозг не мыслит областями. Он рассматривает каждый вопрос и объект системой, в которую входят почти все его участки.Просто какие-то зоны могут быть более активными и, соответственно, при тестах проявляться более выраженно.– Я считаю, что они могут и помогать, а могут и мешать. Например, на экзамене, когда человека захлестывают определенные эмоции, один сосредотачивается, а другой просто расплывается. Вообще, если бы существовала связь между интеллектом и эмоциями, то самыми умными должны были бы быть африканцы или итальянцы, а IQ некоторых скандинавов, наоборот, приближалось бы к нолю.Конечно, такой связи нет. Но эмоции играют большую роль в том, чтобы подстегнуть человека к решению задачи.– Этого вам не скажет никто. До сих пор все, что мы изучали, было проще, чем мозг. А теперь мы впервые столкнулись с тем, что изучаем объект с помощью «прибора», равного по сложности изучаемому объекту. То есть изучаем мозг с помощью мозга. Можно это сделать или нельзя – вопрос вопросов.– Эти методы уже давно разработаны, и мы перестали этим заниматься. Теория вопроса понятна, мы получили достаточно практических доказательств, но нам неинтересно становиться больницей.Ведь что такое наркозависимость? Это не только физическая зависимость от наркотиков, от которой можно избавиться в течение недели. А дальше возникает следующее: детектор ошибок знает, что наркотики – вещь хорошая. Потому что, скажем, героин – аналог эндорфинов, веществ, которые вырабатываются в мозге и дают человеку ощущение счастья, – переделывает матрицу нормы так, что человек не может уже жить без наркотика. В этом процессе задействуется базовый механизм мозга – и тут уже хоть организуй круглосуточный милицейский пост возле наркомана, он все сделает для того, чтобы добыть наркотик. Значит, для того чтобы излечить такого человека, нужно воздействовать на тот участок его мозга, где находится эта жесткая матрица нормы. Тогда человек забывает о том, что наркотик нужен. Но тут возникает третий фактор – социальный. Да, мы можем лечить и вылечивать наркозависимость, но мы не меняем личность человека.Почти все профессиональные проститутки больны сифилисом (кстати, презервативы от этой болезни не защищают). Сейчас сифилис вылечивается за неделю. Но если женщина не бросает своего «мастерства», то через месяц снова подхватывает сифилис.То же и с наркоманией, к которой человек может вернуться просто потому, что опять погружается в эту жизнь. Если он может изменить среду обитания, то результат, как правило, хороший.– Я вам расскажу анекдот. Заболел старый врач. Сын обходит его больных, а вечером рассказывает: я вылечил такого-то. Отец всплескивает руками: «Ой, что ты наделал! Этот человек 10 лет кормил нашу семью, а ты за один день его вылечил»… Сегодня существует люди, которые занимаются тем, что лечат наркоманов. А мы отнимаем у них деньги. На нас, кстати, были гонения именно из-за этого.Медицина сейчас стала крайне коммерциализованной. Если кто-то хочет, мы готовы наш опыт передать.Но лечение это очень недешевое. И оно, увы, не решит проблему наркотиков в стране. Мы можем помочь только тем, кто хочет лечиться. А стандартный наркоман этого не хочет. В этом главная проблема.– Да, конечно, но алкоголизм мы, как наркоманию, стереотаксическими операциями не лечим и лечить не будем. У нас в стране, к сожалению, существует «культура пития». Я сам с ней часто сталкиваюсь, когда кто-нибудь говорит: «Давай по рюмочке». – «Я за рулем». – «Ну, от одной рюмки-то ничего не будет». На это у меня ответ очень простой: да, от одной рюмки в ГАИ ничего не будет, но и мне ничего не будет, я не испытаю никакого удовольствия. Для этого надо выпить больше, а тогда уже точно вести машину нельзя.Так вот, если у нас человек бросил пить, то почти на каждой вечеринке ему будут предлагать «хотя бы рюмку».Но ему будет плохо уже от одной рюмки. Поэтому лечить алкоголизм операциями бессмысленно.– В Америке сейчас человека, перенесшего инсульт, вечером могут выписать домой. Его в течение буквально нескольких минут доставляют в клинику санитарным вертолетом, который садится прямо на крышу, вводят определенные препараты – и все.Мы тоже можем это делать, весь вопрос в том, что надо действовать очень быстро. Только если у нас «скорая» приезжает через 40 минут, а к врачу больной попадает через 2 часа – тогда уже делать нечего.Кстати, при Советах система здравоохранения была лучше. Я помню, как тогдашний наш министр говорил, что если «скорая помощь» приезжает не через 5, а через 15 минут после вызова, то это должно служить поводом для служебного расследования.А сейчас у нас можно ждать врачей целый час. К примеру, прекрасный Институт имени Бурденко вообще не может работать по «скорой помощи» – из-за пробок. А в той же в Америке даже на очень запруженных авеню для машины «скорой помощи» всегда есть специальная полоса, которую никто не занимает. Мы ехали однажды по Калифорнии и попали в огромную пробку, а рядом – широченная обочина, целая полоса движения. Ни один человек на нее не выехал, потому что любой американец понимает, что она может понадобиться пожарным, полиции и «скорой». Вы можете представить такое у нас? К сожалению, мы живем в такой стране, где эти вещи не развиты…– В мозге человека есть зоны, от которых идут сигналы к определенным органам и нервам. Когда нейроны активно работают, то они, обеспечивая вам мышление, одновременно посылают импульсы и в другие органы, с которыми они связаны анатомически. И они их как бы стимулируют. Поэтому необходима любая форма нетривиальной деятельности, какое-то творчество. Нейроны требуют того, чтобы их тренировали.– Садитесь и пишите поэму. Если не хотите поддаваться старости, не обедняйте свою жизнь, не замыкайте ее узкими рамками: диван – телевизор – кухня… Человек должен постоянно придумывать что-то, изобретать…– В здоровом теле здоровый дух – до определенного предела. Я бы сказал так: в больном теле – больной дух.Если человек болен или просто устал, то ему даже читать трудно, потому что хочется спать. Человек должен быть развит гармонично, и как только он начинает делать что-то излишнее, эта гармония нарушается. Олимпийские достижения не способствуют развитию интеллекта, да и для тела польза от них весьма сомнительна.– Кашпировский – не жулик и не шарлатан. Он действительно обладает уникальными способностями, которые к тому же хорошо развил в себе. Но объяснить их он не может. Поэтому есть эффект Кашпировского, но нет метода Кашпировского.– Что касается религиозности, то этот вопрос я никогда и ни с кем не обсуждаю. Я считаю, что религиозность – личное дело каждого человека. А что касается интереса к явлениям, которые трудно объяснить, то любой настоящий ученый интересуется такими вещами. Я много раз наблюдал явления, которых, казалось бы, не может быть.Когда я видел какой-то удивительный факт, его в конце концов всегда можно было объяснить с точки зрения физики, химии, физиологии… Например, в Америке жил человек, который всегда выигрывал в карты. Но оказалось, что у него была невероятно цепкая память, и он запоминал с первой раздачи всю колоду. Его даже судить было не за что, поскольку он не был шулером. Просто у него было такое свойство памяти. А если говорить о шарлатанах и «предсказателях», то я видел их такое количество, что уже сбился со счета.Когда что-то кажется нам необъяснимым, то, вопервых, мы не можем объяснить это сейчас – пока.Во-вторых, существуют случайности, и их довольно много. Если из десяти восемь раз на брошенной монете выпадает орел, то это еще не доказывает, что монета кривая.– Конечно, второе. Мой дедушка, например, был не ученым, а инженером. Наталья Петровна поступила на два факультета – химический и медицинский, но в конце концов выбрала медицину.Моя дочь, действительно, тоже психиатр и работает в Институте им. В. М. Бехтерева. Но это связано не с генами, а с тем, что когда живешь в определенной среде, то каждый день впитываешь в себя то, что видишь и слышишь вокруг. Для меня некоторые вещи были очевидными, хотя я о них даже нигде не читал.– Я же говорил, что гений – это всегда нарушение. И понять, почему Перельман так поступил, невозможно. Или Высоцкий, которого я тоже считаю гениальным. Ведь он же «сгорел» в течение 40 лет.И жить с ним было, вероятно, очень непросто. Я читал воспоминания современников Лермонтова о том, каким тяжелым человеком в жизни был этот гениальный поэт. А Пушкин? Разве он был ангелом, примером нравственности? К гениям нельзя подходить с обычной меркой.