Поговорим в движении, родная?

Когда смотришь на них, возникает знакомое волнение, как будто стоишь перед картиной эпохи Возрождения... Небольшой танцевальный зал, его высвеченное прожекторами пространство, так что танцующие оказываются как бы в золоченой раме. Они в традиционных костюмах того времени: на дамах – роскошно орнаментированные платья до пят, на талии перехваченные ажурными поясами; мужчины – в обтягивающих трико, изысканных камзолах, коротких «дуэльных» плащах и мягких бархатных беретах. Так выглядят танцы эпохи Возрождения, которые предстали такими, как их танцевали в то время, в XV–XVI веках. А поставила их на сцене московского музея-усадьбы «Останкино» хореограф, балетмейстер Большого театра Наталия Кайдановская. Ее программы – часть традиционных летних вечеров старинной музыки в театральном зале Шереметьевского дворца. Отрадно то, что в залах бывших дворянских усадеб вновь звучит старинная музыка, донося до нас вместе с впечатлениями от интерьера и предметов быта отзвуки других времен, другой культуры. Зная Библию и слушая хорал, мы глубже переживаем то, о чем поют певцы. Почему же мы не знаем азбуку и смысл старинных танцев? Как ни странно, даже профессиональные хореографы, ставя танцы к историческим фильмам, больше полагаются на свою интуицию и воображение, поскольку переводов трактатов по старинным танцам у нас нет, по крайней мере не было до тех пор, пока за них не взялась Кайдановская. – Первый трактат Туано Арбо «Оркезография» 1588 года, – рассказывает она, – мне дали мои друзья-музыканты. Хотели увидеть, как выглядят те танцы, которые они играют. Позже другие трактаты я нашла в библиотеках Москвы и Санкт-Петербурга. Там описан каждый шаг, каждый жест, каждый поворот головы. Например, у Фабрицио Карозо целая глава посвящена тому, как надо снимать и надевать во время танца берет. Или в описании танца куранты у Арбо есть такие ремарки: мужчина подтягивает чулок, поправляет блузу и идет просить прошения у дамы. А в танце гальярда кавалер «теряет» даму, потом ее «ищет»... А гавот, например, танцевался так: все вставали в круг, а посередине – какой-нибудь мужчина. Потом он выбирал женщину из круга, целовал ее, и уже она вставала в круг. – Стала репетировать со студентами балетмейстерского факультета ГИТИСа. На первых занятиях они были немного зажаты, смотрели в пол, им казалось, что старинные танцы надо исполнять медленно, с опущенными глазами. Но углубление в трактаты показало, что наряду с серьезными есть веселые танцы с прыжками, кружениями, играми, которые как раз больше соответствуют эстетике Возрождения. – В «Останкине» на Шереметьевских вечерах сотрудник музея иногда дает пояснения по старинным инструментам, исполняемой музыке и танцам. Танцы действительно отражают состояние общества и со временем видоизменяются. Например, аллеманда (старинный немецкий танец), хороводный танец, приблизительно с 1575 года получивший развитие в Германии и отличавшийся от устаревшей тогда паванны (pavane) простой ритмикой в народном духе, во времена И. С. Баха почти так же устарела, как торжественная павана во времена Г. Шайна (1586–1630). Сарабанда (старинный испанский танец) в XVI веке тоже был медленным, плавным и торжественным, в XVII веке стал достаточно быстрым, а еще через столетие приобрел трагический оттенок. Куранта (старинный французский танец), наоборот, в XVI веке была быстрой, в XVII стала более спокойной, а в XVIII ее уже считали старомодной, как и аллеманду, более популярным стал гавот. Мы даже собирались сделать с Александром Суэтиным, руководителем ансамбля «Орфорион», отдельную программу «Время сквозь призму одного танца». – Конечно, была такая мысль. Но где взять деньги, где найти директора? Такой театр требует роскошных декораций и костюмов, нужны танцоры. А артисты Большого театра, с которыми я репетирую, очень заняты: утром у них репетиции, вечером спектакли. У многих еще и семьи. Те, кто приходит, это энтузиасты, работают из любви… Что ценного в том, что Наталья Кайдановская возрождает старинные танцы? Скептик скажет: «Эка невидаль – единичное воссоздание забытых изысканных аристократических движений, жестов, поз...» Но есть и другая точка зрения, высказанная зрителем, пожилым преподавателем предмета «Мировая культура», в одном из частных лицеев, с которым мы разговорились в зале после программы. – Это ни много ни мало возрождение духовности, – сказал он, – потому что красота и изящество, внимание и бережность к человеку не могут войти в память тела, не пройдя через сердце, не став частью души. Только словами тут ничего не сделаешь. А как вы думаете, почему новые русские посылают своих детей учиться в старую Европу? Чтобы они, помимо престижных профессий, получили там представление о хороших манерах, которые у нас, к сожалению, под давлением информации вытесняются из образования и воспитания. Если мужчина забывает, как он должен вести себя по отношению к женщине, а она не знает, как вести себя с мужчиной, напоминая ему о том, что он мужчина, их отношения становятся безличностными и бесполыми, что сейчас и происходит. Отсюда термин «унисекс» – бесполость, от которой уже начинают лечить людей психологи. Потому что счастье – это не только творчество, но и гармония взаимоотношений. Вот на какие мысли наводят старинные танцы, возрожденные Наталией Кайдановской на сцене Шереметьевского дворца в «Останкине». Действительно, такие танцы – непреходящая ценность, потому что человечество состоит всего-то из мужчины и женщины. И именно мужское и женское начала вытесняются в наше время специальностями, социальными ролями, политическими статусами. Мы это чувствуем, поэтому неосознанно возрождаем рыцарские турниры и клубы средневековой культуры. С другой стороны, танцы Средневековья и Возрождения были не только азбукой отношений между мужчиной и женщиной, изучение которой просто развивало, но и игрой, в которой каждый из партнеров примеривал на себя ту или иную роль. Своего рода развитие гибкости ума, возможность в танце примеривать на себя социальные роли. Наконец, все старинные танцы (аллеманда, куранта, сарабанда и жига) со временем стали музыкальными кирпичиками нового жанра – сюиты XVIII века, стали частью нового языка, который нам еще предстоит расшифровывать. Любую французскую сюиту Баха теперь можно ставить в театре в виде маленьких пьес-танцев, и каждая, в зависимости от видения режиссера, будет иметь свое лицо. Кайдановская возрождает старинный танец, открывая целый забытый мир, язык тела, а главное – куртуазный танцевальный диалог между мужчиной и женщиной, который, как картину, можно заключить в раму и любоваться, чтобы не забывать. Низкий ей за это поклон. [b] фото автора[/b]