Там, где хранится ключ под ковриком: как люди жили в коммуналках

Как плевали друг другу в кастрюлю с супом — но зато и как выручали один другого, и как отмечали совместно праздники, как вместе горевали. Коммунальная квартира — целый мир. Человек — существо коллективное.

Вместе легче преодолевать трудности. А какая-то истина рождается порой и на общей кухне, где жарятся теть Нинины котлеты и рядом булькает бабушкин фирменный борщ, огромная кастрюля — на всех. В воздухе коммуналки разлито радостное оживление перед предстоящим переездом.

А старик Волобуев ест тюрю, тьфу, и как только такое вообще едят, а он нахваливает и говорит, будто в пустоту: «Потом поймете».

О чем говорил Волобуев, о прелести тюри или о том, что вместе жить бывает счастливее, чем поодиночке, неизвестно. С какой радостью разъезжались из коммуналок, казалось, в новую и очень радостную жизнь, с отдельной ванной, с личной кухонькой. И как потом стало вдруг горько и одиноко. Как там Клавдия Петровна, как старик Волобуев, как тетя Нина? Все разъехались, и вдруг оказалось, что порушилось что-то важное. Общность. Но уже и для меня и моих родителей жизнь в коммуналке была каким-то преданием. И все равно мы тоже кое-что можем сказать о соседском братстве. Братстве двора. Туда, кажется, переехали и общие детские игры, и соседские дружбы и разборки, и «забежать за солью», и «занять до получки», и ключ под ковриком. Доверие, а может, беспечность. А может, нечего брать из квартиры, где ключ хранится под ковриком.

А радость, любовь, дружбу, счастливый смех украсть не получится, как ни пытайся. Простота из отношений ушла уже давно, и сегодня мы не то что не ходим в гости к соседям — мы даже не знаем, как их зовут, и редко здороваемся. Мы выиграли в комфорте, но потеряли что-то гораздо более важное. То, о чем говорил когда-то старик Волобуев, прихлебывая свою странную еду, на коммунальной кухне моей тогда еще юной бабушке.