Горький праздник Большой книги

Вернее, конечно, награждением — писателя Эдуарда Веркина за авангардный роман-одиссею с отсылкой к русскому космизму, Николаю Федорову и одноименному полотну Питера Брейгеля «Сорока на виселице». Это событие было расценено независимым (от премии) литсообществом как радостное, потому что «Веркин здесь чужак». Некоторые литературоведы, правда, называют его бюджетным мини-Сорокиным (писатель-постмодернист Владимир Сорокин признан иноагентом), но суть не в том: современный литпроцесс, как, впрочем, и любой другой, — территория больших страстей...

Что меня всегда удручало, так это разделение на «своих» и «чужих», но обладатель Гранпри не возражал: «Я здесь новичок, всего 13-й раз участвую», — сказал он в своей почти «нобелевской» речи. Надо отметить, Веркин с небольшим отрывом (говорят, всего на балл) обошел другого мощного претендента на лауреатство Илью Кочергина со сборником короткой прозы «Запасный выход» — писателя тонкого, жестоко правдивого, уважаемого «толстыми журналами».

Немного позабавило, что автофикшен накала Селина и Камю получил приз в новой номинации от «Студенческого жюри» с формулировкой «За поиск опоры» в нашем не то нестабильном, не то перевернутом мире. Видимо, невнимательно читали, нет там никакой опоры, сплошная турбулентность. «Выбор читателей» пал, простите за выражение из релиза, на «роман, проникающий под самую кожу», — «Семь способов засолки душ» Веры Богдановой. Автора очень хваливали за «тру крайм» («настоящее преступление» — жанр, основанный на построении сюжета вокруг задокументированного полицией криминала) и «клиффхэнгеры» (популярный в детективах прием обрывать главу на самом интересом месте).

Это, можно сказать, традиция премии — чуткость к рыночным трендам и любовь к маркетинговой терминологии. Но главный «обычай» — это, конечно, перепутать списки на входе. Я прождала полчаса, но ничего не пропустила — церемонию задержали как раз на час.

Прорваться удалось на словах писательницы Дарьи Бобылевой, чествовавшей блогера Анастасию Усову в духе Велимира Хлебникова за «крылышковость золотописьма». Хорошо, что «Большая книга» верна себе, несмотря на все «грандиозные обновления», коснувшиеся пока только переименования номинаций. Грустно, что у нас нет интеллектуального, но теплого книжного праздника, открытого для «своих» и «не-своих».