Неравнодушие Даниила Дондурея

Даниил Дондурей был великим профессионалом с позицией. Таких, как правило, не любят — эти мешающие своей принципиальностью люди не дают жить просто и без затей. Но Дондурея — любили. Даже коллеги. Как-то трудно его было не любить.

В принципе Даниил Борисович мог бы спокойно достичь высот как ученый: у него за плечами было и изучение теории искусств, и высокое звание кандидата философских наук, и работа в нескольких НИИ — по его, «культурному», профилю. Сидел бы тихонько на окладе, витая в облаках вечного и чистого искусства, и не дул бы себе в ус. Но он выбрал путь неравнодушного философа и практика, верного своим убеждениям и окружающим людям. В мутном и голодном 1993-м он возглавил журнал «Искусство кино» и погрузился в самое неблагодарное дело из всех в этой области возможных: современную кинокритику и «радение» настоящей культуры. С тех пор он в разных местах выступал как эксперт, но имя себе заработал тут, в журнале, не «ведясь» ни на какие «шоколадные» предложения.

В нашей стране подавляющее число людей считают, что разбирается в медицине, политике и кино. Опустим первое и второе, оставим третье — кино, которое могут, да и любят смотреть все. Однако смотреть — это одно, а видеть те процессы, что происходит в его глубинных, скрытых от внешних воздействий пластах, — другое, и на это способны не многие. Дондурей — мог. Потому и стал одним из самых уважаемых и несгибаемых при этом экспертов. Тут сложилось сразу и многое: образованность скрестилась с интеллигентностью, способность к предельно точному выражению мыслей — с умением быстро анализировать происходящее. Как-то один кинокритик шутя назвал Дондурея «ловцом трендов». Прозвучало это забавно, но в отношении Даниила Борисовича — предельно точно, разве что тренды он не «ловил», а тонко высчитывал. В том, что кто-то мог счесть случайностью, он видел признаки намечающейся тенденции или явления, в отдельных чертах киногероев — штрихи портрета целого поколения.

Дондурей болезненно воспринимал подростковые болезни культуры постэсэсэсэрной России и нередко выдавал очень жесткие, но неизменно аргументированные суждения относительно всего происходящего. Он четко разделял сиюминутное и настоящее и для многих стал человеком-камертоном, эталоном культурного неравнодушия, противостоящего «нижеплинтусной» культуре. И как будет теперь отбиваться от нее все настоящее — пока не понять.