Нужно соблюдать преемственность поколений
И самое главное — важно было услышать от гаранта об ответственности власти за привносимые изменения. С наступлением нового года законопроект о пенсионной реформе вступил в силу, и теперь поэтапно будет увеличиваться возраст граждан, по достижении которого назначается страховая пенсия по старости, до 65 и 60 лет (мужчины и женщины соответственно).
Несмотря на ряд смягчающих дополнений, о которых в своем выступлении заявил Путин, таких как введение понятия «предпенсионный возраст» (60 и 55 лет для мужчин и женщин соответственно), твердых гарантий в том, что работодатели не будут препятствовать гражданам в возрасте в получении работы по профессии среди претендующих на вакансии (от 50 лет и старше), не последовало.
Социальное явление «эйджизм» (от англ. «age, number of years» — возраст) получило широкое распространение не так давно — после негласно провозглашенного вектора об «омоложении кадрового потенциала». И в первую очередь данный тренд закладывался с позитивной формулировкой о необходимости дать больше шансов активной молодежи проявить свои таланты и способности. Но, как это, к сожалению, водится, ситуация резко пошла не по тому пути.
Работодатели в большинстве своем вместо того, чтобы адекватно проанализировать потенциал развития страны и реальные потребности в кадровой преемственности, наперегонки стали оптимизировать рабочие места путем сокращения и увольнения работников предпенсионного и пенсионного возрастов. То есть главным было не создание рабочих мест для молодежи, а банальное замещение старших младшими и красивая отчетность в цифрах по данному показателю.
Перекосы подобного рода можно наблюдать во многих сферах деятельности. Например, назначение директорами школ молодых, пусть даже имеющих соответствующие квалификационные показатели, но не имеющих должного опыта педагогической деятельности специалистов. Депутаты Государственной думы РФ в возрасте 24–25 лет, избранные в рамках высказанного избирателями доверия партии по партийным спискам (безусловно, проходящие по законодательству), также вызывают больше вопросов о результативности их работы и уровне, так сказать, жизненного опыта, который во многом приходит с годами.
Социологи отмечают, что проблема также кроется в увеличении интенсификации процессов и производительности труда, введении рейтингования и ранкирования в учреждениях и корпорациях. А также фиксируется высокий уровень стресса и хронический недосып, которые, безусловно, ведут к ухудшению состояния здоровья. Как следствие, дешевле взять нового молодого работника, чем оставлять возрастного. Ведь для людей старшего возраста необходимо создавать оптимальные условия работы, график, выполнять более затратные социальные обязательства по сохранению их работоспособности. В условиях роботизации, монетизации и коммерциализации отношений работодателя и работника это становится крайне не выгодным. В некоторых анкетах при собеседовании нередки стали такие графы, как «стрессоустойчивость» или «предполагаемое количество проведенных дней временной нетрудоспособности (больничный лист)».
Несмотря на призывы президента и введение стимулирующих и контролирующих мер в отношении работодателей, победить вжившийся стереотип о том, что люди за 50 лет — уже «старики», будет очень сложно. Ведь даже с плакатов и билбордов зачастую смотрят на нас лица молодых и амбициозных, а не имеющих опыт и трудовые достижения людей разных важных профессий.
Важным является также тот критерий, что повышение пенсионного возраста связано еще и с тем, что активный возраст большинства людей уже давно перешел планку 60 лет, многие из них готовы работать и делиться опытом, быть наставниками будущих профессионалов и с гордостью готовить достойную замену.
В этом должна быть прямая заинтересованность работодателей — создавать равные условия для всех без исключения и адекватно оценивать возможности претендующего на должность как молодого, так и умудренного возрастом специалиста.