Политолог Георгий Бовт, колумнист «ВМ» / Фото: Анна Иванцова, «Вечерняя Москва»

Может ли демократия быть «чуждой»?

Общество
Чем мне нравятся некоторые российские опросы общественного мнения, так это тем, что их можно трактовать по-всякому. А еще тем, что в самой формулировке вопросов подчас зарыт (неглубоко причем) и ответ. Зная менталитет и психологию нашего среднестатистического человека, можно заранее предположить, как он будет отвечать на один и тот же, по сути, вопрос, если немного изменить его формулировку: цифры получатся, уверяю вас, весьма разные. Хотя суть вопроса одна и та же. Становящаяся при этом уже почти неуловимой.

Вот, к примеру, информагентства, сообщая о свежем опросе Левады-центр, в качестве заглавного вывода подают то, что, оказывается, доля россиян, считающих, что в России есть своя, «особенная демократия», за два года выросла в два раза - с 8 процентов в марте 2014 года до 16 процентов сейчас. За два года рост до в общем-то незначительных 16 процентов мне лично кажется малосущественным. Не впечатляет. На фоне патриотического подъема после Крыма должно быть вроде больше. Но ведь и непонятно, что именно имеют ввиду социологи, с одной стороны, и опрашиваемые, с другой. Вы уверены, что они имеют ввиду одно и тоже? Я - нет. Тогда о чем вопрос?

Представьте себе, скажем, опрос в любой другой стране мира: разве многие американцы или французы не скажут, что у них тоже особенная демократия, американская или французская? Видимо, наши люди все же вкладывают в понятие «особенной демократии» нечто иное – синонимичное «особому пути России». Симптоматично, что откровенно о приверженности (своем желании увидеть ее и тут) моделям западной демократии (как в Европе или США) заявляют сопоставимое число граждан: эта доля выросла за два года с 13 процентов до 16 процентов. Чуть больше грезят «демократией по-советски» (рост с 16 процентов до 19 процентов). Лишь треть россиян (31 процент) хотела бы видеть страну "государством с рыночной экономикой, демократическим устройством, соблюдением прав человека, подобным странам Запада, но со своим собственным укладом" (в марте 2014 года этого хотели 37 процентов). О чем говорят последние цифры, притом что непонятно, что такое в понимании отвечающих и социологов этот самый «особый уклад»? О том, что так называемый «реформаторский сегмент» электората остался практически неизменным аж с 90-х годов. Тогдашние демократы ельцинской волны могли рассчитывать именно на такое число голосов на выборах.

На самом же деле все эти годы (после крушения Советской власти) мы ненамного приблизились к массовому пониманию и осознанию того, что, собственно, есть демократия. Хоть западная, хоть «особая», хоть советская, хоть азиатская. Социологи, по сути, жонглируют симулякрами, фантомами, некими мифами о демократии. Которые, в свою очередь, формируются и эволюционируют под воздействием текущей политической конъюнктуры и пропаганды. Куда ж без нее, как говорится. Вот рассорились мы с Западом из-за Украины и много чего еще – и сам термин «западная демократия» вызывает у многих отрицательные коннотации. Растет число тех, кто считает, что не надо нам именно «западной демократии». Хотя ведь на нашей-то почве она перестала быть «западной» и стала бы нашей. Как айфон: в Америке он настроен на английский язык, а у нас по-русски говорит. Но технология, заложенная в сам айфон, от этого ничуть не меняется. Так и с демократией. У нас на массовом уровне нет представления о демократии как о технологии. Точнее – процедуре. А между тем, демократия, любая, это прежде всего процедуры. Они что на Западе – процедуры, что на Востоке. Причем одни и те же.

В сущности, демократия сводится к тому, что лидеры назначаются путем честных и состязательных выборов, что общество осуществляет некое самоуправление ради достижения общих целей (и в их рамках – частных), причем эти цели должны соответствовать некоему общественному благу, осознаваемому большинством нации - что ей хорошо, а что ей плохо. И уж совсем у нас забывают о том, что демократия – это вовсе не диктатура большинства (по аналоги с советским термином  «диктатура пролетариата»), а это главным образом – гарантия прав меньшинства, которые не должны быть попраны в угоду большинству. Демократия может быть прямой (когда вопросы решаются на референдумах) или представительной (когда право решать делегируется народным представителям). И тут в общем-то мало места всяким «национальным уточнениям» – западная, восточная, советская, российская и т.д. Либо она есть в той или иной форме, либо ее нет. То же самое с правами человека, являющимися неотъемлемой частью любой демократии. Тут могут быть отдельные нюансы, определяемые историческим опытом, особенностями культуры той или иной нации. Собственно, спор о разных демократиях – это спор о трактовке прав человека. И как раз опросы на такие конкретные темы (надо ли ограничивать свободу слова, к примеру, и в каких случаях) дают гораздо более яркие результаты, чем выявление привязанности к абстрактным фетишам вроде якобы «разных» демократий.

Мнение автора колонки может не совпадать с мнением редакции "Вечерней Москвы".

amp-next-page separator