Марина Цветаева. Ей не простили ничего
Биография Марины Ивановны — сюжет для приключенческого романа. Многие ее поступки, особенно в отношении близких, порицаются до сих пор. Ее стихи перепахали почти всех наших женщин, писавших и пишущих всерьез. А уж среди графоманов каждая первая подражает неистовой Марине.
Жизненный путь Цветаевой и основные вехи судьбы пересказывать нет смысла. Все известно, все опубликовано. Стихи ее — трудная материя, о них глупо говорить по-филологически сухо и стыдно рассуждать, находясь в экзальтации.
Что ж, попробуем трезво.
Главное — интонация, ритм. Вот первый урок Цветаевой. Пока ей удавалось держать взятый темп, все было так, как и должно было быть: признание, открытие собственного стиля, развитие. Как только — после возвращения вслед за Сергеем Эфроном в СССР — ритм был утрачен, все посыпалось. Брать паузу — великое искусство, об этом Цветаевой много могла бы рассказать замолчавшая на десятилетия Анна Ахматова, но Марине Ивановне было не до пауз и не до обучения.
Сгубила Цветаеву не бедность, а непопадание в ритм времени и невозможность сделать шаг вбок, передохнуть. Та же судьба постигла и Александра Блока. Они с Цветаевой вообще похожи больше, чем принято думать.
Второй урок цветаевской судьбы состоит в том, что платить за все приходится самим собой. У Марины Ивановны была огромная, чудовищная степень внутренней свободы, но количество людей, от этой свободы прямо или косвенно пострадавших, непомерно велико. Ее дар был подлинным, и проблема подражателей и последователей Цветаевой в том, что платить никто не собирается. Мол, выдохнем, нарисуем экзальтацию, будем жить. Так оно не работает. Если ты хочешь писать лирику такого накала, будь готов положить на алтарь все. Вообще все.
Это нормально. Не зря же Бог требовал от Авраама не ржи и не барашка, не фимиама и не добрых слов, а сына. И Авраам сына принес. Мог и отказаться. Но таковы правила: сказано — сына, отдай сына. Это современному уху дико слышать, конечно, но Цветаева хорошо понимала правила.
И наконец, третье. Проблема состояла в том, что, много отдав, Марина Ивановна, как она сама считала, не получила ничего. Потому-то главное ее стихотворение написано не о любви вовсе и вообще не о женском. Это стихотворение — страшный крик Иова. Вот оно:
О слезы на глазах!
Плач гнева и любви!
О, Чехия в слезах!
Испания в крови!
О, черная гора,
Затмившая весь свет!
Пора — пора — пора
Творцу вернуть билет.
Отказываюсь — быть.
В бедламе нелюдей
Отказываюсь — жить.
С волками площадей
Отказываюсь — выть.
С акулами равнин
Отказываюсь плыть
Вниз — по теченью спин.
Не надо мне ни дыр
Ушных, ни вещих глаз.
На твой безумный мир
Ответ один — отказ.
(15 марта — 11 мая 1939)
Она билет сдала. И оказалась словно бы во всем не права. Плохая мать, поэт для истеричных барышень, закончившая жизнь в Елабуге поломойка.
Все так, да все не так.
Мы живем в безумном мире — это очевидно любому. Сегодня он более безумен, чем в 1939-м. И всякий, кто вдруг усомнится: «Ой, а не преувеличиваю ли я? Может, все неплохо? Чего это я, мол, накручиваю?», может открыть Цветаеву и найти там ответ.
Смелость ее признания, которая и сегодня помогает многим держать глаза открытыми, искупает все.
Мнение автора колонки может не совпадать с точкой зрения редакции «Вечерней Москвы»