«Птичка», любовь моя: как дети в Москве спасали животных

Птичий рынок! Чье сердце не дрогнет, если вы помните, о чем идет речь… И то, как почти невозможно было уговорить родителей поехать туда: они знали, что с пустыми руками уйти не получится. Поездка в Калитники — это была и первая детская любовь, которую забыть не сможешь никогда, и щемит сердце от чего-то грустного, светлого и чистого.

Здесь не только торговали. Здесь отдавали «бесплатно, в хорошие руки» щенков и котят. Здесь распускали хвосты диковинных расцветок экзотические рыбки и птицы, здесь по выходным ругались на всех языках мира попугаи, и торговцы голубями ерошили им хохолки, а мальчишки робко спрашивали:

— Почтовый? Настоящий?

Вы, други мои, поди и голубятни-то не видали. А в мои юные годы стоял над Москвой залихватский свист и пикировали в синеву и сизари, и «монахи», и якобины, и…

— И обязательно я хочу увидеть птичий рынок, — сказала мне израильская тележурналистка в середине 90-х, с которой мы познакомились на каком-то рауте. — Я полмира объехала, а такое место — только в Москве.

— Оттуда не уйдешь с пустыми руками. Никто не уходит. Лучше пойдем куда-нибудь еще.

— Ты меня не знаешь! Я — кремень! Я в боевых служила! Ну почти в боевых…

Короче, оставшиеся три дня ее пребывания в Москве все знакомые были заняты оформлением разрешения на выезд в палестинские земли собачки. Дама-кремень наотрез отказывалась возвращаться домой без покорившего ее сердце беспородного московского шалопая, прыгнувшего ей на руки с прилавка и облизавшего лицо.

Я мог часами в своем детстве, когда удавалось попасть сюда, бродить меж прилавков как зачарованный. Я бы отсюда не уходил, да вот беда: рынок в Калитниках работал лишь по выходным. Вы помните ведь, правда? Как шагали в ворота с трамвайных путей и попадали в мир, где царили любовь и доброта... Здесь редко обманывали и, раз обманув, больше на Птичке не появлялись: место такое, больше не пускало. Здесь главными были звери всех мастей и пород. Люди им служили — были тем живы и счастливы.

А то, что спасали животных дети, — это не фигура речи. Многие московские школы (а уж окрестные и подавно!) имели живые уголки. Кого там только не было, включая диковинных черепах и игуан. Одних дарили продавцы, других покупали родители, третьих ребята подбирали прямо на рынке: случалось, что, не продав или не отдав питомцев, издалека приехавшие владельцы их здесь и оставляли. Но вот только бродячими те животные стать не успевали — их спасали дети.

— Мама! Можно котеночек у нас немножко поживет?

Я не знаю, зачем лет двадцать назад Птичку закрыли. Не так давно проезжал — там теперь что-то типа автостоянки. Может, просто в детстве те люди сюда не ходили? Ужасный век. Ужасные сердца.