«Маяковский в «Вечерке»: как главная столичная газета встала на защиту ранимого поэта
«Вечерняя Москва» продолжает серию материалов, посвященных знаменитым авторам «Вечерки». В свое время на страницах главной московской газеты печатались знаменитые советские писатели и поэты, в том числе Булгаков, Маяковский, Гиляровский, Есенин, Паустовский и многие другие. Каждую неделю мы публикуем их произведения, когда-то вышедшие в газете, а в социальных сетях «ВМ» — видеопрогулку по знаковым для автора местам столицы.
Тринадцать произведений поэта Владимира Маяковского были впервые опубликованы на страницах газеты «Вечерняя Москва». После выхода его знаменитой сатирической пьесы «Баня» в 1930 году со стороны литературной братии на автора обрушилась небывалая критика, которая, как полагают исследователи, и стала одной из причин его депрессии. И именно «Вечерка» отстояла честь поэта, продолжая публиковать его тексты на своих страницах.
«Баня» вызвала острую полемику, а ее театральные постановки несколько раз завершались оглушительным провалом: сначала во время премьеры в Ленинграде, а потом в Москве в Театре Мейерхольда. Критики не пощадили автора даже в тех изданиях, где он трудился. И лишь «Вечерка» вступилась за поэта, а не растоптала, как остальные.
Само произведение в газете не печаталось, однако 27 марта 1930 года в редакции «Вечерней Москвы» состоялось обсуждение пьесы, на котором присутствовали критики и рабочие фабрики «Буревестник». Обсуждение было бурным. Маяковский откинулся на спинку кресла и напряженно слушал, время от времени хмурясь. А затем взял слово и едко, в его жесткой манере, ответил критикам и критиканам.
Газета в те времена была единственным способом достучаться до общественного сознания, вот автор и сотрудничал с разными изданиями, в том числе с «Вечеркой», чтобы на их страницах высмеивать человеческие пороки и недостатки, говорит литературовед, коллекционер рукописей и журналов, культуролог Александр Левицкий. По его словам, в позднем творчестве Маяковский пытался воплотить свои сатирические амбиции.
— Сама по себе постановка «Бани» не удалась и считалась критиками провальной, — говорит культуролог. — И если театральная критика еще хоть как-то закрыла глаза на провал, то литераторы сжали Маяковского в тиски. И он именно на критику последних так болезненно отреагировал.
Эксперт пояснил, что писатель был очень ранимым человеком.
— В сущности говоря, как раз все эти рефлексии и подтолкнули его к самоубийству. А критика «Бани» стала просто дополнительно подлитым в огонь маслом, — добавил Левицкий.
«Вечерняя Москва» публикует отрывок из пьесы Маяковского.
Баня
Драма в шести действиях с цирком и фейерверком
Действующие лица:
- Товарищ Победоносиков — главный начальник по управлению согласованием, главначпупс.
- Поля — его жена.
- Товарищ Оптимистенко — его секретарь.
- Исак Бельведонский — портретист, баталист, натуралист.
- Товарищ Моментальников — репортер.
- Мистер Понт Кич — иностранец.
- Товарищ Ундертон — машинистка.
- Растратчик Ночкин.
- Товарищ Велосипедкин — легкий кавалерист.
- Товарищ Чудаков — изобретатель.
- Мадам Мезальянсова — сотрудница ВОКС.
- Товарищ Фоскин — рабочий.
- Товарищ Двойкин — рабочий.
- Товарищ Тройкин — рабочий.
- Просители.
- Преддомком.
- Режиссер.
- Иван Иванович.
- Учрежденская толпа.
- Милиционер.
- Капельдинер.
- Фосфорическая женщина.
I Действие
Справа стол, слева стол. Свисающие отовсюду и раскиданные везде чертежи. Посредине товарищ Фоскин запаивает воздух паяльной лампой. Чудаков переходит от лампы к лампе, пересматривая чертеж.
Велосипедкин
(вбегая)
Что, всё еще в Каспийское море впадает подлая Волга?
Чудаков
(размахивая чертежом)
Да, но это теперь ненадолго. Часы закладывайте и продавайте.
Велосипедкин
Хорошо, что я их еще и не купил.
Чудаков
Не покупай! Не покупай ни в коем случае! Скоро эта тикающая плоская глупость станет смешней, чем лучина на Днепрострое, беспомощней, чем бык в Автодоре.
Велосипедкин
Унасекомили, значит, Швейцарию?
Чудаков
Да не щелкай ты языком на мелких сегодняшних политических счетах! Моя идея грандиознее. Волга человечьего времени, в которую нас, как бревна в сплав, бросало наше рождение, бросало барахтаться и плыть по течению, — эта Волга отныне подчиняется нам. Я заставлю время и стоять и мчать в любом направлении и с любой скоростью. Люди смогут вылазить из дней, как пассажиры из трамваев и автобусов. С моей машиной ты можешь остановить секунду счастья и наслаждаться месяц, пока не надоест. С моей машиной ты можешь взвихрить растянутые тягучие годы горя, втянуть голову в плечи, и над тобой, не задевая и не раня, сто раз в минуту будет проноситься снаряд солнца, приканчивая черные дни. Смотри, фейерверочные фантазии Уэльса, футуристический мозг Эйнштейна, звериные навыки спячки медведей и иогов — всё, всё спрессовано, сжато и слито в этой машине.
Велосипедкин
Почти ничего не понимаю и во всяком случае совсем ничего не вижу.
Чудаков
Да напяль же ты очки! Тебя слепят эти планки платины и хрусталя, этот блеск лучевых сплетений. Видишь? Видишь?..
Велосипедкин
Ну, вижу...
Чудаков
Смотри, ты призаметил эти две линейки, горизонтальную и вертикальную, с делениями, как на весах?
Велосипедкин
Ну, вижу...
Чудаков
Этими линейками ты отмеряешь куб необходимого пространства. Смотри, ты видишь этот колесный регулятор?
Велосипедкин
Ну, вижу...
Чудаков
Этим ключом ты изолируешь включенное пространство и отсекаешь от всех тяжестей все потоки земного притяжения и вот этими странноватыми рычажками включаешь скорость и направление времени.
Велосипедкин
Понимаю! Здо́рово! Необычайно!!! Это значит — собирается, например, всесоюзный съезд по вопросу об успокоении возбуждаемых вопросов, ну, и, конечно, предоставляется слово для приветствия от Государственной академии научных художеств государственному товарищу Когану, и как только он начал: «Товарищи, сквозь щупальцы мирового империализма красной нитью проходит волна...» — я его отгораживаю от президиума и запускаю время со скоростью полтораста минут в четверть часа. Он себе потеет, приветствует, приветствует и потеет часа полтора, а публика глядит: академик только рот разинул — и уже оглушительные аплодисменты. Все облегченно вздохнули, подняли с кресел свеженькие зады и айда работать. Так?
Чудаков
Фу, какая гадость! Чего ты мне какого-то Когана суешь? Я тебе объясняю это дело вселенской относительности, дело перевода определения времени из метафизической субстанции, из ноумена в реальность, подлежащему химическому и физическому воздействию.
Велосипедкин
А я что говорю? Я это и говорю: ты себе построй реальную станцию с полным химическим и физическим воздействием, а мы от нее проведем провода, ну, скажем, на все куриные инкубаторы, в пятнадцать минут будем взращивать полупудовую курицу, а потом ей под крылышко штепсель, выключим время — и сиди, курица, и жди, пока тебя не поджарили и не съели.
Чудаков
Какие инкубаторы, какие курицы?!! Я тебе...
Велосипедкин
Да, ладно, ладно, ты думай себе хоть про слонов, хоть про жирафов, если тебе про мелкую скотину и думать унизительно. А мы всё это к нашим сереньким цыплятам сами приспособим...
Чудаков
Ну, что за пошлятина! Я чувствую, что ты со своим практическим материализмом скоро из меня самого курицу сделаешь. Чуть я размахнусь и хочу лететь — ты из меня перья выщипываешь.
Велосипедкин
Ну, ладно, ладно, не горячись. А если я у тебя даже какое перо и выщипал, ты извини, я тебе его обратно вставлю. Летай, пари, фантазируй, мы твоему энтузиазму помощники, а не помеха. Ну, не злись, парнишка, запускай, закручивай свою машину. Чего помочь-то?
Чудаков
Внимание! Я только трону колесо, и время рванется и пустится сжимать и менять пространство, заключенное нами в клетку изоляторов. Сейчас я отбиваю хлеб у всех пророков, гадалок и предсказателей.
Велосипедкин
Постой, Чудаков, дай я стану сюда, может, я через пять минут выйду из комсомольца в этакие бородатые Марксы. Или нет, буду старым большевиком с трехсотлетним стажем. Я тебе тогда всё сразу проведу.
Чудаков
(оттягивая, испуганно)
Осторожно, сумасшедший! Если в идущих годах здесь проляжет стальная ферма подземной дороги, то, вмещаясь своим щуплым тельцем в занятое сталью пространство, ты моментально превратишься в зубной порошок. И, может быть, в грядущем вагоны сверзятся с рельс, а здесь небывалым времятрясением в тысячу баллов к чортовой бабушке разворотит весь подвал. Сейчас опасно пускаться туда, надо подождать идущих оттуда. Поворачиваю медленно-медленно — всего в минуту пять лет...
Фоскин
Постой, товарищ, обожди минуточку. Тебе всё равно крутить машину. Сделай одолжение, сунь в твою машину мою облигацию, — не зря я в нее вцепился и не продаю, — может, она через пять минут уже сто тысяч выиграет.
Велосипедкин
Догадался! Тогда туда весь Наркомфин с Брюхановым засунуть надо, а то же ж ты выиграешь, а они всё равно тебе не поверят — таблицу спросят.
Чудаков
Ну вот, я вам в будущее дверь пробиваю, а вы на рубли сползли... Фу, исторические материалисты!
Фоскин
Дура, я ж для тебя с выигрышем тороплюсь. У тебя на твой опыт есть деньги?
Чудаков
Да... Деньги есть?
Велосипедкин
Деньги?
Стук в дверь. Входят Иван Иванович, Понт Кич, Meзальянсова и Моментальников.
Мезальянсова
(Чудакову)
Ду ю спик инглиш? Ах, так шпрехен зи дейч? Парле ву франсе, наконец? Ну, я так и знала! Это утомительно очень. Я принуждена делать традюксион с нашего на рабоче-крестьянский. Мосье Иван Иванович, товарищ Иван Иванович! Вы, конечно, знаете Иван Ивановича?
Полный текст пьесы Владимира Маяковского «Баня»...