Москва. Скульптор Алексей Чебаненко работает над моделью памятника военным связистам, который вскоре будет установлен в столице / Фото: Алексей Орлов / Вечерняя Москва

Отсечь все лишнее: какие проекты украсят столицу, Донецк и Луганск

Общество

Скоро в Луганске и Донецке появятся памятники его защитникам. Новыми монументами и скульптурными группами будет украшена и столица. «Вечерняя Москва» первой увидела проекты, созданные творческим тандемом — скульптором Алексеем Чебаненко и архитектором Андреем Белым, и спешит поделиться с читателями нашей газеты новостями. Да и само по себе путешествие в знаменитую студию Грекова оказалось весьма увлекательным.

Лица, лица, лица. Внимательные взгляды, жесткая линия губ. Но какими еще могут быть военные-профессионалы? Вереница бронзовых бюстов встречает каждого входящего в Студию Грекова. Система — пропускная, это же объект Министерства обороны РФ, так что тут все строго. А пахнет внутри краской, мелом, гипсом — вкусно и чуть загадочно. А еще — так тихо тут, что и не веришь, что ты в центре Москвы.

У творческого тандема — скульптора Алексея Чебаненко и архитектора Андрея Белого — за плечами уже с полтора десятка совместных проектов. Впереди, тьфу-тьфу, еще больше: сработались. Ну а в гости я напросилась по случаю: хочется первой увидеть хотя бы проекты монументов, что совсем скоро украсят площади Луганска и Донецка. Впрочем, обо всем по порядку.

— Как для любого художника важно выезжать на пленэр, так и баталистам важно выезжать «на натуру», — рассказывает Алексей Чебаненко — Эта традиция у студийцев-грековцев сохранилась: мы выезжаем на военные учения, в зону боевых действий, наши художники были и в Чечне, и в Сирии, и в зоне проведения специальной военной операции. Не увидишь сам — создать истинно художественное произведение не получится. Кстати, мы — единственная подобная организация в мире.

Звук шагов почему-то отдается в невысоком здании эхом. Ну теперь понятно почему: никакое оно не невысокое, потолки высоченные, метров 7–8. Здание было спроектировано так, чтобы у каждого художника была мастерская, причем с правильным светом. Самые большие произведения создаются в диорамном зале. Там, при входе, вижу небольшие фигурки, которые кажутся уже отлитыми из металла. Когда Алексей, недовольно качнув головой, делает шаг в их сторону и аккуратно приподнимает «металлическую» руку, я невольно цепенею от изумления. «Жара!» — поясняет он. Оказывается, не металл это, а обычный пластилин: размягчился и потек. И это — проект одной из тех фигур, ради которых я сюда и пришла.

— Да, все верно, мы сейчас делаем две композиции — для Луганска и Донецка. Они похожи, в обеих будет по два солдата: один — времен Великой Отечественной войны, другой — ополченец Донбасса. А перед вами — эскиз. Постамент — будто кусок угля, видите? — Андрей Белый подводит меня ближе к фигурке.

По замыслу авторов, оба бойца — вчерашние шахтеры, работяги.

— Когда пришла беда, они отложили привычные инструменты и взялись за оружие. Солдат времен Великой Отечественной отбросил кайло — вот оно, внизу у постамента; наш современник оставил до мирной поры отбойный молоток, — поясняет Андрей.

Но все ясно и без слов. А еще лица защитников чем-то похожи. Оказывается, это вовсе не кажется, и схожесть объяснима.

— Мы нашли героя Великой Отечественной войны с Донбасса, реального человека, и его правнука, воюющего сейчас, — разъясняет Андрей, и мы втроем на минуту замолкаем. Вот она, преемственность поколений… Разглядывая фигуры, ловлю себя на мысли, что за спиной каждого хочется спрятаться, но современный эсвэошник, в отличие от предка в тонкой гимнастерке, так «обвешан» амуницией и оружием, что кажется настоящей скалой. А ведь они так и ведут себя, наши ребята. Как скалы…

— Мы его про себя называем донбасским Дорифором, — улыбается Алексей. — Не всегда бывает, чтобы скульптура сразу «встала» как надо, а этот как-то так хорошо встал, что нам он кажется похожим на ту знаменитую греческую скульптуру.

И правда так. Каноническая работа Поликлета, о которой ходят легенды, известный лишь по репликам в мраморе красавец Дорифор при взгляде на эту «скалу» невольно оживает в воспоминаниях.

А чуть дальше в зале — странная конструкция, небольшой макет… Не понимая еще, что это, ощущаю, как по коже бежит холодок. На что похоже… Наверное, на две гигантские волны — светло-серебряную и коричневатую. Они сошлись в лоб, и их столкновение смертельно, но светлая поднимается выше и плющит соперницу, гнет ее вниз, давит, преодолевая чудовищное сопротивление. Перехватив мой взгляд, Алексей объясняет:

— Это еще один проект Студии Грекова, который мы разрабатывали и вели. Он будет установлен на Курской дуге в 2025 году. Это, скажем так, «перефразированный» нами монумент Евгения Викторовича Вучетича — тоже, кстати, скульптора студии. Нам, правда, пришлось его несколько унифицировать: по задумке автора он должен был быть просто гигантским. Кстати, это была последняя работа Вучетича: выиграв с ней конкурс в 1973 году, он вскоре умер. Сейчас к идее вернулись, вот, работаем над ней...

— Это две волны? Правильно понимаю? — вглядываясь во вдруг затвердевшие и заскрежетавшие металлом «волны», ощущаю дурноту: Курская битва была страшной.

— Да, или две стихии… Две тектонические плиты. Задача была в том, чтобы человек издалека видел, что столкнулись две силы — темная и светлая, — Алексей задумчиво смотрит на проект. — Знаете, мне масштабные работы очень нравятся, честно. У нас монумент будет раза в три меньше, чем планировал Вучетич. Его знаменитая «Родина-мать» в Волгограде — 89 метров в высоту с плинтом (основание скульптуры, выполненное из того же материала, что и она сама. — «ВМ») до кончика меча, а этот монумент планировался 90-метровым, но… Но и то, что будет, — мощно! Главное — будет. Ведь это памятник и героям войны, и самому Вучетичу.

Фото: Алексей Орлов / Вечерняя Москва

Проектов у тандема Чебаненко — Белый много. У Алексея они записаны на листочке, что аккуратно приколот к стене на видном месте как напоминание: не до отдыха! Сроки сдачи — август, сентябрь, октябрь… Но не все так просто: это только кажется потоком, на самом деле за каждым проектом порой стоят годы работы и бега по инстанциям. В этом смысле ребята, правда, счастливцы, поскольку очень многое берет на себя Минобороны — заказчик и инициатор большинства идей.

— Правда, много заказов у нас — это и портреты, и бюсты. Гарнизоны, музеи, военные части — они везде нужны, — рассказывает Алексей. — Сейчас руководство Минобороны очень многое делает для того, чтобы повышать уровень культуры среди военных, призывников…

— Памятник — это память. И история. Не зря же кто-то из мудрецов сказал, что если мы не будем помнить и писать свою историю, за нас ее напишут другие, — замечает Андрей.

Киваю: не поспоришь. А главное, мы прекрасно знаем, как это делается.

Кстати, в жизни бы не поверила, что уже реализованные ребятами проекты — дело рук молодых. Ну чистая ведь классика. Это неудивительно. Андрей учился в архитектурном, в МАРХИ, Алексей — ученик знаменитого скульптора Михаила Переяславца.

— Когда мы учились, Михаил Владимирович нами воспринимался как такой классик-классик, а Александр Иулианович Рукавишников — как полет фантазии, экспериментатор. Но однажды именно Рукавишников нам сказал, причем так грустно-грустно: «Ребята, вы сначала просто научитесь хорошо лепить!» Вот мы и учились, — вспоминает Алексей.

По мне, Алексей в тандеме — эмоция, Андрей — стиль. Вместе — гармония. В творчестве важно совпасть, у них — получилось.

В конце зала — нагромождение полых кусков. Формы! Алексей Чебаненко рассказывает:

— Художник может завершить картину хоть за секунду до появления зрителей в зале — наложить последний мазок. Со скульптурой все иначе. Сначала ты должен слепить ее в глине, и чтобы перевести ее даже просто в гипс, нужно снять форму, сделать отливок; если отливаешь в бронзе — форму мажут воском, он застывает, обрабатывается, собирается, потом создается уже другая форма, огнеупорная, она застывает, потом разнимается, восковка либо выкидывается, либо выжигается или выплавляется на печи, потом форму собирают обратно, и в полость толщиной со слой воска вливается бронза…

— Цена ошибки? — спрашиваю я, хотя понятно: один недочет — и потеряешь все. И испортить то, что могло бы стать шедевром, легко на любом этапе.

В Студии Грекова сейчас четыре скульптора. Мастерская Алексея — удобная, большая, с лестницей под потолок, где есть небольшое пространство для отдыха, а то и сна — если работы слишком много и домой бежать некогда. Процесс создания проекта начинается, конечно, с идеи.

— Алексей больше меня понимает в скульптуре, я больше смыслю в архитектуре, — рассказывает Андрей. — Спорить — спорим, но чтобы не смогли договориться — такого не было.

Идеи… Да кто знает, как они приходят. Иногда — спонтанно, иногда долго… Потом лепим маленькие «полипушки», примериваемся… И скульптура, и архитектура предполагают «работу места». Нельзя создать некий памятник и просто куда-то его воткнуть. Все должно сочетаться, вписываться в пространство, быть логичным. Можете не поверить, но учитывается все, даже направление взгляда персонажа. И в зависимости от того, куда он смотрит, придается направление складкам одежды…

Важно все: как человеко-потоки движутся, как падает свет, что вокруг, откуда монумент виден…

Вспоминаю, как в беседе в «ВМ» известный архитектор академик Андрей Боков заметил, что архитектура — это первый вид искусства, с которым сталкивается человек.

— Конечно, — подхватывает Андрей. — И из всех видов искусства архитектура наиболее долго и сильно воздействует на человека. Человек живет в пространстве, и менталитет его складывается под воздействием окружающей его среды.

Фото: Алексей Орлов / Вечерняя Москва

Но ведь тогда надо как-то понимать, что такое хорошее архитектурное или скульптурное произведение, мир-то окружающий может быть разным...

— Это правда, — кивает Андрей. — Знаете, зодчие Барма и Постник на вопрос Ивана Грозного: «Как храм строить будешь?» ответили: «Как мера и красота скажет».

— Мы же учимся живописи и рисунку, скульптуре, вырабатываем вкус, — вторит Алексей. — И скульптура, конечно, должна сочетать в себе очень многое, чтобы памятник оказался удачным. Надо создать пластичную концепцию, причем вне зависимости от литературной или исторической составляющей, поскольку скульптура — это пластика в первую очередь, через которую все должно прочитываться. Это эмоции в пластике, если хотите, и тут соединяется все вместе — и вкус, и мастерство, причем мастерство под задачу, ведь что-то должно быть экспрессивным, а что-то — лаконичным. Скульптура статична, она из бронзы или из камня, но в ней есть жизнь, движение, раскрытие образа…

— И красота, — задумчиво добавляет Андрей. — А красота — это пропорции. И насчет эмоций… Когда мы что-то созидаем, мы можем мир либо улучшить, либо ухудшить. Поэтому хотелось бы, чтобы вызываемые монументом или скульптурной композицией эмоции выводили человека на некий новый уровень развития, влияли на него положительно.

Бродя по мастерской, вспоминаю «простенький» совет Микеланджело. Тонкий был у него юмор. Как это просто — всего-то отсечь от глыбы лишнее... Вспоминаю и про «подводные камни», что подстерегают скульпторов во время работы. Соответствие историческим реалиям, например.

— Мы очень тесно сотрудничаем с Военно-историческим обществом и сами в него входим, — рассказывает Алексей. — Без подписи историка из РВИО проект в свет не выйдет. И проверяется на соответствие исторической правде все — от знаков отличия до швов на сапогах и пуговиц.

Трудно представить, что испытывает автор памятника, когда тот «уходит» от него и становится всеобщим достоянием. Алексей и Андрей в один голос твердят: гордость, если стоит он правильно, вписался. Когда открывали памятник Фиделю Кастро, например, переживаний у обоих было очень много: все же первый международный проект, рассматривать будут под лупой, уровень открытия — президентский, да и изначально идею постановки памятника кубинскому лидеру встретили неоднозначно — в том числе москвичи.

— На записи видно, как президент, приехав, на памятник посмотрел и сказал не на камеру: «Классный». И нас «отпустило»… — вспоминает Андрей. — И негатив куда-то у всех делся, ни одного нехорошего отзыва в итоге мы не слышали.

Волшебства и чего-то необыкновенного в своем творчестве ни скульптор, ни архитектор не видят.

— Да земная профессия, — улыбается Алексей. — Руки в глине вечно…

А Андрей, не поленившийся прочесть «Десять книг об архитектуре» Витрувия, машет рукой: предки были мудры, их уровня еще достигать и достигать…

Неудачи, если случились, для обоих — лишь повод сделать шаг вперед, удачи — повод сделать два шага, чтобы стать еще лучше и достичь еще большего. Хорошими работами коллег напарники восхищаются, о том, что не понравилось, деликатно молчат: критиковать коллег — дурной тон. А вот появлению хороших, благоустроенных, уютных мест в столице, а такими всегда становятся пространства, где поставлены памятники, оба рады. И тому, что работы много, — рады тоже, она же — любимая.

Выходя из мастерской под недобрый, прямо скажем, взгляд Ивана III, останавливаюсь сначала у небольшой фигурки военного-связиста.

Эскиз монумента «А зори здесь тихие...» читатели нашей газеты видят первыми / Фото: Алексей Орлов / Вечерняя Москва

— Это что? Памятник войскам связи будет? А почему не похвастались?

Алексей растерянно пожимает плечами: всего и не вспомнишь. Да, будет, и скоро, на Поклонной горе… Ну а название монумента, эскиз которого стоит рядом, ясен и без пояснений.

— Это же… «А зори здесь тихие»?

Великую повесть Бориса Васильева я ни разу не смогла прочесть, не заплакав. 50 лет назад фильм Станислава Ростоцкого, снятый по бессмертному произведению, назвали лучшей картиной года читатели «Советского экрана». Натурные съемки фильма проходили в Пряжинском районе Карелии и павильонах «Мосфильма». И вот полвека спустя героям великой повести и потрясающего фильма поставят памятник — думали сначала в Карелии, но теперь он появится в парке «Патриот».

Они стоят передо мной как живые — пятеро девушек и старшина Васков. И предательски щиплет нос, когда смотрю на них. А значит — это хорошая скульптура…

Ну а провожает нас памятник «Дерсу Узала». Прекрасный Юрий Соломин в образе Владимира Арсеньева и актер Максим Мунзук, сыгравший Дерсу, должны были украсить вход в Русское географическое общество, но пока они тут — рядом с местом рождения. Композиция — шикарная, даже жаль, если окажется в закутке. Может быть, она все же достойна большего?

ДОСЬЕ

Андрей Белый — выпускник МАРХИ, с 1996 года — создатель и генеральный директор компании «Студия архитектуры Андрея Белого», на счету которой немало удачных архитектурных разработок, дизайн-проектов интерьеров и мебели, образцов ландшафтного дизайна. Член Союза архитекторов России, лауреат Государственной премии имени Г. В. Жукова. Награжден медалью «За заслуги перед Отечеством» II степени.

Алексей Чебаненко — выпускник Московского академического художественного лицея имени Н. Томского и Московского государственного академического художественного института имени В. Сурикова, российский скульптор, автор более 60 скульптурных работ и монументальных проектов. Лауреат Государственной премии имени Г. В. Жукова. Награжден медалью «За заслуги перед Отечеством» II степени.

СПРАВКА

Среди самых необычных и значимых проектов творческого тандема Алексея Чебаненко и Андрея Белого нужно назвать памятник первооткрывателям Центральной Азии, установленный в городе Кяхта, — удивительную, не имеющую аналогов арку «Ворота в Азию». Инициатива установки памятника к 175-летию Русского географического общества принадлежала его президенту Сергею Шойгу. Место для монумента выбрано не случайно: именно в Кяхте до появления «Транссиба» находились «Ворота в Азию», тут проходил Великий чайный путь. Китайские купцы вели сюда караваны с тканями, чаем и товарами народного промысла, а русские исследователи отправлялись отсюда в свои невероятные экспедиции.

amp-next-page separator