Михаил Барщевский: Любое творчество требует от человека фантазии и полета мыслей

Михаил Барщевский удивил: именитый адвокат и участник телеигры «Что? Где? Когда?» переквалифицировался в режиссера, поставив спектакль «Неформат» на сцене Театра «У Никитских ворот». Так уж вышло, что с известным адвокатом Михаилом Барщевским «Вечерней Москве» приходилось беседовать не раз, а вот с Барщевским — начинающим режиссером, драматургом и актером — довелось впервые.

— Михаил Юрьевич, как занесла нелегкая? Откуда вдруг взялось увлечение писательством?

— История довольно забавная. Классе в 8-м или в 9-м я написал три рассказа. Родители мои — московская арбатская интеллигенция — показали их друзьям, в том числе и Леониду Генриховичу Зорину (писатель, поэт, драматург и сценарист, 1924–2020. — «ВМ»). Вердикт: «Перо у мальчика есть, но жизни не знает совсем, все это придумано». И я для себя решил, что до 30 лет — ни строчки, надо жизнь узнать. Пацан я был серьезный...

А когда стал юристом, адвокатом, благополучно про это забыл. Аж до 2000 года. Именно тогда одна знакомая рассказала мне потрясающе смешную историю. Я решил ее записать. Но не просто записать, а допридумывав, докрутив. Получился смешной рассказ. И «Остапа понесло»… Я довольно много стал писать. В итоге 15 лет назад вышла первая пьеса. Потом мне один режиссер сказал, что он прочитал мой рассказ со скромным названием «Проститутка» и захотел поставить по нему спектакль. Поставили. Потом еще один рассказ и постановка… В общем, было три спектакля.

— На какой площадке?

— Один — в Театре Стаса Намина. Другой — в Театре «Школа современной пьесы», который сейчас «Театр на Трубной».

Знаете, особо в драматургию меня не тянуло. Но вот приблизительно год назад с Екатериной Кретовой (театральный и музыкальный критик, журналист. — «ВМ») мы переделали еще один мой рассказ в пьесу «Женское счастье». В общем, меня это дело увлекло, и я подумал, что хочу сделать какую-то вещь, как я сейчас говорю, «перпендикулярную». То есть полностью нарушить законы театра. Ну что такое эти законы? Это завязка, кульминация, развязка. Персонажи на сцене взаимодействуют, их психология и взаимоотношения меняются, есть некое движение сюжета…

А я решил попробовать сделать спектакль, который будет... вопреки всему. То, что вы увидите, не есть спектакль в обычном значении этого слова. Все будет не так, не по правилам. В пьесе сплелись авторские тексты с импровизацией и позицией автора и исполнителей по самым актуальным темам: института семьи, роли денег, неизбежности войн, конфликта поколений...

Я даже решил набраться наглости и поспорить со Станиславским, который говорил, что театр начинается с вешалки. А я решил, что театр заканчивается вешалкой. Для меня главное — что люди, одеваясь, будут обсуждать в гардеробе? Мой тезис — зритель должен ходить в театр за смыслами.

Поэтому на афише моего спектакля написано: «Рекомендовано для умных».

— А если кому-то не понравится, значит, у него не тот IQ, да? Остроумно… Скажите, а ваше погружение в творчество в таких масштабах не мешает государственной службе?

— Во-первых, с учетом моего возраста, сплю я уже немного, шесть часов мне хватает. Утренние и ночные часы — мои. Во-вторых, я такой, знаете, странный государственный служащий. Я карьеру не делаю, я 22 года на одной должности (полномочный представитель правительства Российской Федерации в высших судебных инстанциях. — «ВМ»).

Как понимаете, все уже отлажено, механизм работает. Нет, здесь не проблема времени, а проблема стилистики мышления. Потому что как юрист, как государственный служащий я должен быть очень конкретен, очень точен. А в творчестве, в любом, нужна фантазия, некий полет мыслей, некая внутренняя свобода. И вот это переключение собственного психологического состояния с одного на другое, это довольно... забавно.

— Говорят, за вещи, о которых вы говорите, ответственны разные полушария…

— Хорошо, что у меня их два, да? (Смеется)

— Вы когда творите, в смысле — пишете, вы как это делаете — пером или с помощью клавиатуры?

— Я пишу на компьютере. Пишу быстро, практически никогда ничего не исправляю. Я в голове докручиваю, докручиваю… И когда у меня абсолютно все готово, я просто сажусь и быстро записываю. У меня безобразный почерк, поэтому я сам не всегда могу прочесть то, что написал от руки.

— А скажите: адвокат практикующий — он должен быть актером, обязан уметь лицедействовать?

— Когда мне приходится выступать перед молодыми адвокатами, я всегда говорю им, что адвокат, во-первых, это психолог, во-вторых, актер и только в-третьих — юрист. Почему? Дело в том, что если я пытаюсь доказать кому-то, что дважды два — это четыре, то я сам в это должен поверить. Если я в это не верю, это будет чувствоваться. Любой актер знает, что такое «я в заданных обстоятельствах». То есть если ты можешь себя заставить поверить в то, что ты говоришь, вот тогда ты звучишь убедительно.

— А какие эмоции ощущаете в качестве актера?

— Я выхожу на сцену как актер, который играет Михаила Барщевского. Очень тяжелая роль, знаете ли. Такой глубокий образ! (Смеется)

— Когда вы идете в театр или кино, вы смотрите спектакль или фильм как «профессиональный зритель» — драматург и режиссер —или как и все мы, простые смертные?

— Ну, начнем с того, что в кино я практически не хожу. Не знаю почему, но я к этому жанру совсем остыл.

Но есть сериалы, которые теоретически — это бяка, это неприлично и плохо. Теоретически. Но практически та же «Ликвидация» — потрясающий, с моей точки зрения, сериал. И «Мосгаз» — великолепный! И мне всегда приятно смотреть на хороших актеров. Но только дома, попивая кофе или чай…

Что касается театра, то тут у меня есть проблемы. Я не выношу «нафталин». Вот недавно пришел в один приличный театр. На классическую пьесу. С великолепными актерами. Но темп и ритм спектакля такой, как будто я на машине времени уехал в 60–70-е годы. У нас же клиповое сознание. И я считаю, что сегодня — время одноактных спектаклей в пределах двух часов. Вот мой спектакль «Неформат» тем не менее является форматом — идет час пятьдесят. А я еще думаю одну сцену убрать, чтобы он шел час сорок две минуты, чтобы на одном дыхании смотрелся. Знаете, как письмо Маркса Лассалю: «Извини. Письмо получилось длинным, было мало времени». Понимаете, да?

Если тебе есть что сказать зрителю, у тебя есть час сорок пять — скажи. Не умеешь — не говори вообще.

Поэтому длинные спектакли я не люблю. Хотя, повторяю еще раз, бывают случаи, когда это оправданно. Как «Война и мир» в Вахтанговском, который длится пять часов. Когда это вопрос количества смыслов. Я, может быть, стал занудой, но мне интересно ходить на спектакль, когда в нем есть о чем подумать. Вот сегодня очень модны в московских театрах комедии, причем почему-то западных авторов. Ну не трогает меня это. Не про мою это жизнь. Не смешно мне смотреть, как человек поскользнулся на банановой кожуре. Не смешно смотреть, как любовник прячется в шкафу, когда пришел домой муж.

— А торт в лицо? Неужели нет?

— В реальной жизни кому-нибудь — с большим удовольствием! (Смеется)

— Вы режиссер-самоучка?

— Когда я был действующим адвокатом, я исходил из того, что любой судебный процесс — это спектакль, театр. Все должно быть достоверным. Я даже говорил своему доверителю и свидетелям, как одеться на процесс.

— Да ладно!

— Да. Потому что по одежке встречают. Вошел свидетель, судья смотрит, как он или она одет. А то пришла рассказывать, какая у нее несчастная жизнь, а сама — с сумочкой и в сапогах из крокодиловой кожи.

Это первое. Второе — у меня как у режиссера был ассистент, заслуженный артист России Денис Юченков, у него богатый опыт работы ассистентом режиссера у Марка Розовского. Какието вещи в спектакле — режиссерские придумки, то есть мои, саму форму этого «Неформата» я придумал. Но если бы не было Дениса, то, наверное, все было бы иначе. Потому что я не умею работать с актерами. Для этого надо быть режиссером профессиональным.

Когда актеры, режиссеры (у меня много таких друзей) слышат, что я что-то поставил, что-то написал, отношение такое: «Ну куда ты лезешь? Ты ведь не профессионал». Но я хочу сказать, что Грибоедов, к примеру, был чиновником, а не драматургом. Я вообще считаю, что в каждом деле должен быть свой дилетант.

Серьезно. Знаете, как Эйнштейн говорил: «Если бы я был хорошим физиком, я бы никогда не открыл теорию относительности». Потому что надо было быть неграмотным физиком, чтобы «допереть» до этой идеи. Дилетант в каждом деле очень полезен потому, что позволяет себе какую-то глупость сказать или сделать.

— А вот скажите мне такую вещь: почему на Западе очень много снимается сериалов и фильмов о работе юристов? Причем это кассовые фильмы, это сериалы с рейтингами. А у нас я что-то не припомню таких работ…

— Ну, во-первых, потому что интерес к суду в западных странах намного выше, чем у нас в стране. Потому что роль суда, вес суда там, по факту, намного выше, чем у нас исторически на Руси. То есть это часть менталитета. Там «это меня касается или может коснуться», а у нас — «дай Бог, пронесет». А во-вторых, на Западе немножко другая специфика работы юриста. Там адвокат — это часть судопроизводства. У нас же с советских времен адвокат — это тот, кто мешает правосудию. Надо, чтоб был для порядка, — ну будь, только не лезь! Я не говорю, что это так везде. В Конституционном суде, Верховном суде ситуация другая. Но внизу, где огромный поток дел у судей, так.

Ну и плюс у меня лично большие претензии к качеству сегодняшней адвокатуры. Все начинается с образования. В Советском Союзе было 52 вуза, которые готовили юристов. В России до недавнего времени их было 900, сейчас 600. Я не очень представляю себе, откуда взять преподавателей на 600 вузов. В советские времена доктор наук, профессор получал 450 рублей, а завкафедрой — 550, притом что средняя зарплата была 90 рублей. Сегодня вузовский профессор в Москве получает где-то… 200–250 тысяч. Но если он грамотный юрист, то на рынке он стоит по крайней мере в два раза больше, а то и во все четыре раза больше.

— То есть стимула работать нет?

— Хороший юрист, если только он не фанат преподавания, находит себя на рынке. Мы имеем 250 тысяч юристов в год, выпускаемых нашими вузами. Им же надо где-то как-то что-то зарабатывать. Ну, часть из них пошла менеджерами офисов по продаже телефонов, это понятно, как бы нашли себя ребята там. Но кто-то пытается работать как юрист. Начинается демпинг. Вот все эти объявления: «Бесплатная юридическая консультация». Ау, ребята, ну вы что, правда верите в бесплатную юридическую консультацию? Это такой же развод на деньги в конечном итоге, как и «бесплатный медицинский осмотр в нашем центре, только для вас, только сегодня». Бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Это одно. Вторая вещь — уровень квалификации. Вот вам, собственно, и ответ.

— Вам интересно было бы написать и поставить пьесу о своей профессии? На основе своего опыта и каких-то конкретных дел?

— На самом деле по моему роману, который назывался «Командовать парадом буду я», был снят восьмисерийный фильм — «Защита против» назывался. И это было как раз про профессию.

ДОСЬЕ

Михаил Юрьевич Барщевский родился 27 декабря 1955 года в Москве. Полномочный представитель правительства Российской Федерации в высших судебных инстанциях, действительный государственный советник первого класса, доктор юридических наук, профессор, заслуженный юрист РФ. Составитель «Большой юридической энциклопедии», «Домашней правовой энциклопедии», юридического пособия «Наследственное право», автор юридических справочников «Все о недвижимости», «Все о пенсиях и льготах», «Все о правах подозреваемого и обвиняемого в уголовных делах».