Шотландские предки Лермонтова сражались за русскую столицу по обе стороны фронта

Шла русско-польская война. 5 сентября 1613 года войска князя Дмитрия Пожарского без боя взяли крепость Белую (ныне город Белый Тверской области) и захватили целую роту «шкотских немцев» — уроженцев Шотландии, служивших наемниками у поляков. Пленники согласились перейти на службу русским. Среди них был рядовой Георг Лермонт. О его жизни до плена почти ничего не известно, даже дата рождения (считается, что около 1596 года). Зато известно, что он умел подписывать свое имя.

— Грамотность в конце XVI века в Шотландии была привилегией клириков и состоятельного сословия, — говорит Татьяна Молчанова, член ассоциации «Лермонтовское наследие», автор книг и статей, создатель сайта о Лермонтове. — Поэтому напрашивается вывод, что Георг Лермонт происходил из имущей дворянской семьи.

Можно даже пофантазировать, что до отъезда с родины он мог познакомиться с Шекспиром (тот умер в 1616 году)! В ночь на 11 октября 1618 года, во время нового наступления поляков, Юрья Лерман (так его звали сослуживцы) успешно отразил атаку на Арбатские ворота в Москве. Татьяна Молчанова сообщает в одной из своих статей невероятный факт: в составе польских войск был пехотный полк, который возглавлял другой представитель рода Лермонтов, по имени Питер!

В 1619 году Георг стал российским дворянином. Он погиб под Смоленском в 1634 году, опять-таки в битве с поляками, успев оставить троих сыновей. Михаилу Лермонтову он приходился прапрапрапрапрадедом — проще говоря, поэт был правнуком его праправнука.

Поэт знал о своих шотландских корнях, это отразилось в стихотворениях «Желание», «Гроб Оссиана». Уже после его смерти был найден архивный документ, из которого следовало, что род Лермонтов ведет начало с 1057 года, его основатель сражался в вой ске Малькольма III против Макбета (снова тень Шекспира!) и получил за это замок Дарси в графстве Файф в Шотландии.

В 2007 году британский генетик Брайан Сакс путем исследований ДНК подтвердил, что все российские Лермонтовы произошли от общего предка из клана Ойсин, к которому принадлежит 80% населения Шотландии. Но вот когда в 2010 году начали изучать ДНК семи Лермонтов, живущих в Великобритании, оказалось, что они к этому клану генетически не принадлежат! Возможно, та ветвь, от которой происходил Георг Лермонт, на родине уже прекратила свое существование.

А британец Рекс Лермонт, активный член ассоциации «Лермонтовское наследие», предположил, что, когда верный рыцарь Малькольма получил земли, его вассалы стали называть себя «де Лермонт», чтобы обозначить, откуда они. Приставка «де» со временем исчезла, так и появилось множество Лермонтов, которые друг другу родственниками не приходятся. Так что настоящую родню Лермонтова в Великобритании еще предстоит искать.  

СПРАВКА

Лермонтову также нравилась другая версия происхождения его рода — от испанского герцога Лерма (1653 — 1625). Поэт рисовал портрет своего воображаемого предка, написал трагедию «Испанцы» (1830), посылал запрос в мадридский архив, но подтверждения не получил.

Бунтаря-одиночку отправили навстречу людям, заставили задуматься и полюбить жизнь

Во времена Лермонтова дворянских детей обязательно учили французскому, а вот английский не был распространен. Лермонтов стал изучать его в 1829 году, в 15 лет, под руководством гувернера. Как вспоминал троюродный брат поэта Аким Шан-Гирей, «Мишель <...> через несколько месяцев <...> читал Мура и поэтические произведения Вальтера Скотта.., но свободно объясняться по-английски никогда не мог». Но Лермонтов его учил не для того, чтобы на нем говорить, а чтобы читать в подлиннике кумира своего поколения — Байрона.

«О, если б одинаков был удел!..»

К тому времени Мишель уже читал его в русских и французских переводах и страшно радовался, если обнаруживал в своей судьбе хоть малейшее сходство с жизнью английского поэта. «Когда я начал марать стихи в 1828 г., я как бы по инстинкту переписывал и прибирал их. Они теперь еще у меня. Ныне я прочел в жизни Байрона, что он делал то же самое: это сходство меня поразило», — записал 16-летний Лермонтов в дневнике в 1830 году.

И через несколько страниц: «Еще сходство в жизни моей с лордом Байроном: его матери в Шотландии предсказала старуха, что он будет великий человек и будет два раза женат; про меня на Кавказе старуха предсказала то же самое моей бабушке. Дай бог, чтоб и надо мной сбылось, хотя б я был так же несчастлив, как Байрон».

Те же мысли он выражал и в стихах («К***», 1830):

Я молод; но кипят на сердце звуки,

И Байрона достигнуть я б хотел;

У нас одна душа, одни и те же муки;

О если б одинаков был удел!..

Лермонтов переводил стихотворения Байрона (некоторые — по несколько раз), писал вариации на его темы, брал эпиграфы из его произведений. Бессмысленно отрицать, что романтические поэмы Байрона повлияли на творчество Лермонтова.

И все-таки называть его подражателем английского поэта неправильно. Он — «другой». И герои его тоже — «другие». И с «русскою душой».

Индивидуалисты против общинников

Литературовед Михаил Нольман писал, что творческая история произведений Лермонтова — «путь от «страстей» к «думам»». Если байронические герои — чистые индивидуалисты и скептики, то для персонажей Лермонтова протест — не самоцель. Мцыри не просто так сбегает из монастыря — он стремится увидеть людей, прикоснуться к родине. Купец Калашников мстит не только за себя, а как бы выступает перед царем от лица всех оскорбленных властью, лишенных надежды на справедливое возмездие. Герои Лермонтова, как и байроновские, не боятся смерти, но рискуют собой все же ради жизни, ради свободы чувствовать и мыслить:

Меня могила не страшит:

Там, говорят, страданье спит

В холодной, вечной тишине —

Но с жизнью жаль расстаться мне.

Я молод, молод... Знал ли ты

Разгульной юности мечты?

<...>

Ты жил — я также мог бы жить!

Причем обычно лермонтовский герой действует во вполне конкретных, реалистически изображенных условиях — тщательно выписаны кавказский монастырь, Москва времен Ивана Грозного.

«Уступая Байрону в силе обобщения (в значительной степени благодаря усилению субъективно-романтического элемента), Лермонтов превосходит его уже с первых шагов в конкретном, психологическом анализе, как реалист, — пишет Михаил Нольман. — Он акцентирует не только сильные (как Байрон), не только слабые (как Пушкин) стороны романтического героя, а обе вместе, т. е. двойственность его. Герой Байрона цельнее, однообразнее, дальше от действительности; герой Лермонтова двойственнее, разнообразнее, ближе к действительности, сложнее.

Байрон утверждал романтического героя. Пушкин чувствовал и осуществлял снижение романтического героя в России. Лермонтов его снова возвысил, но уже как противоречивое явление, соединив личный протест с темой родины и народа (как в «ИзмаилБее» и «Вадиме»), а впоследствии обобщив его («Мцыри», «Демон»)».

«Внести свое самобытное в общечеловеческое»

В общем, поэт перенес романтические европейские мотивы на отечественную почву, придал байроническим героям черты, ценимые русским характером.

«Лермонтов завершил «европеизацию» русской литературы, начатую еще в XVIII в., но основательно продвинутую только Пушкиным, — подытоживает Михаил Нольман. — Вместе с тем Лермонтов продолжал отстаивать оригинальность русского искусства. Ему принадлежат характерные <…> слова: «Мы должны жить своею самостоятельною жизнью и внести свое самобытное в общечеловеческое».

У цитаты из Лермонтова есть продолжение: «Я многому научился у азиатов, и мне бы хотелось проникнуть в таинства азиатского миросозерцания <…>, там на Востоке тайник богатых откровений!» Скрещение западных мотивов с восточной философией для русской культуры всегда было плодотворным.

«Вступаюсь за честь Шекспира»

Пути Лермонтова и английской литературы могли пересечься впоследствии уже под другим углом. В 1831 году в письме к тете 17-летний Лермонтов вступился «за честь Шекспира», противопоставляя его французским классицистам и «глупым их правилам». Интерес к великому драматургу не угас. 28 июля 1840 года он просил бабушку прислать ему «полного Шекспира, по-английски». Возможно, он занялся бы глубоким изучением его творчества. Но менее чем через год, 15 июля 1841 года, его настигла пуля.

Кстати, Байрон умер похожим образом — хоть и естественной смертью, от лихорадки, но тоже вдалеке от родины, в горной южной стране (Греции), охваченной войной. Так что юношеская мечта Лермонтова сбылась — их с Байроном «удел» оказался почти что «одинаков»...

Историю лишнего человека издали как реальный дневник

Еще при жизни Лермонтова упоминания о нем появились в Венгрии (1838), в Германии (1840), Польше (1841). А вот английский читатель узнал о нем через два года после его смерти. В шотландском журнале Blackwood`s Edinburgh magazine (1843, № 54) опубликовали перевод стихотворения «Дары Терека», сделанный профессором английской литературы в Царскосельском лицее Томасом Шоу. В том же году в Лондоне вышел перевод книги французского маркиза де Кюстина «Россия в 1839 году», где ссылка Лермонтова на Кавказ упоминалась как одно из свидетельств подавления свободы слова в империи Николая I. В 1846 году вышли еще две книги, где Лермонтов рассматривался как мученик царского режима.

— Было еще почти ничего не известно о литературном творчестве Лермонтова, — говорит филолог Галина Потапова. — В 1853 году анонимный плагиатор счел возможным выпустить в Лондоне свою сокращенную переделку «Героя нашего времени», выдав ее за дневник русского офицера на Кавказе. Однако годом позже появляются два значительно более близких к оригиналу перевода романа.

Сейчас на английский переведены все известные произведения Лермонтова, но всетаки «Герой нашего времени» остается самым популярным. Стихи в переводе много теряют, к тому же Лермонтову-поэту вредит репутация «подражателя Байрону».

— В особом почете у английских и американских славистов повесть «Тамань», — говорит доктор филологических наук Игорь Пильщиков, ведущий научный сотрудник Института мировой культуры МГУ.

Молодой Джеймс Джойс под влиянием Лермонтова создал свой роман «Герой Стивен» (первый вариант «Портрета художника в юности»). Он писал брату в 1905 году: «Конечно, моя гораздо длиннее, да и герой у Лермонтова аристократ, уставший от жизни человек, притом храброе существо. Но в замысле и в заглавии, а иногда и в язвительной трактовке сюжета имеется сходство. <…> Книга <…> гораздо интереснее любого из созданий Тургенева».