Золотой ранет

Нина Александровна подставила лицо лучам. Прикрыла глаза. Хотелось так сидеть и сидеть на скамейке перед домом. И чтобы этот день не кончался. Он так был похож на другой день — такой же осенний и солнечный — сорок с лишним лет назад.

Тогда она была еще не седой бабой Ниной, старушкой в нелепом пальто и хлопковых колготках. Молодая хорошенькая девушка Ниночка Косыгина — черная прямая челка, светлый взгляд огромных глаз, изящная талия. Ниночка приехала покорять Москву, и покорение началось с работы на Заводе имени Лихачева.

Оказалось, что таких, как она — молодых, красивых, дерзких, — приезжает много. Хорошо устраиваются — далеко не все… Но Ниночка верила в свой успех. Вот и койку в общежитии дали.

И поклонники появились.

Хотелось замуж выйти удачно. Поэтому на Колю Лихолетова Ниночка смотрела презрительно. Что в нем хорошего, в Кольке. Деревенщина. Хотя и считался на заводе перспективным, и даже уже был бригадиром. Все равно — штаны пузырями, когда ест, пальцем собирает со стола крошки. Плюется сквозь зубы. И живет в общаге. Нет, не вариант, объясняла Ниночка подружкам.

Когда познакомилась с Валерой, аспирантом технического вуза, подумала: вот оно, счастье… Валера был коренным москвичом, носил серое пальто и белый шарфик. Небольшие черные усики, блестящие ботинки… С Ниночкой познакомился в очереди в кино.

Пригласил на свидание. Девчонки — смешные.

Парень их приглашает на первое свидание, а они уже прикидывают, как назовут общих детей и куда поставят диван в новой квартире.

Вот и Ниночка такая же. Уже имя дочке придумала… Инна. Потому что с длиннымотчеством «Валерьевна» имя нужно непременно короткое и без буквы «р».

На свидание собирали всей общагой: прониклись важностью момента. Кто дал юбку, кто туфли на каблуках, кто газовый шарфик.

А у Алексеевой Ниночка выпросила пальто. Моднявое, с меховым воротником! Тридцать семь рублей пальто стоило. Производство Венгрии. Сентябрь был теплым, пальто с меховым воротником смотрелось не по сезону, но зато шло к стройным Ниночкиным ногам! Она в темно-зеленом пальто смотрелась настоящей леди.

И была уверена — Валера сразу сделает предложение руки и сердца. Но свидание пошло совсем не так, как ожидалось. Валера оказался занудным жлобом: весь вечер водил Ниночку по Гоголевскому бульвару, рассказывал о своих болезнях и о том, как Пушкин писал «Бориса Годунова». А потом вспомнил, что «мамусик просила его вернуться пораньше, потому что в гости должен за-глянуть бабусик». И бросил Ниночку одну в сумерках.

Голодную, разочарованную и уставшую от непривычных каблуков. Туфли безбожно жали… Оказалось, вечером до общежития, расположенного на окраине, добираться очень неудобно. Автобусы уже не ходили; Ниночка плакала от злости и обиды. Ругала мысленно мамусика, бабусика и свою глупость… Три автобусных остановки показались ей бесконечной дорогой. А когда до общаги было рукой подать, на нее напали трое парней, очень напугали и сняли пальто. То самое, темно-зеленое, с мехом. Обозвали фифой фильдеперсовой. И растворились в темноте. Теперь Ниночка стояла перед подъездом общежития — совершенно несчастная, одинокая, обманутая. Валера с усиками казался уже досадным недоразумением. А главный вопрос был — как показаться на глаза Алексеевой? Тридцать семь рублей для Ниночки — неподъемная сумма.

Тут и появился Колька Лихолетов. Рыцарь без страха и упрека, он сразу понял, в чем дело. Хотя из Ниночкиных объяснений понять что-либо было сложно. Крепко и по-мужски взял ее за руку.

Сказал: «Пойдем». Сплюнул потом сквозь зубы… Но она послушно пошла — а что было делать? Он привел ее к себе в комнату и тихо что-то сказал парням-соседям.

Они ушли и оставили Кольку с Ниночкой наедине. И Колька напоил ее крепким и сладким чаем, а потом ушел кудато ненадолго и принес деньги. Тридцать семь рублей...

А на следующий день она согласилась стать его женой, — просто из благодарности. Любви, конечно, не испытывала. И он повез ее в деревню Чертаново — сейчас это процветающий микрорайон Москвы, а тогда была окраина, только-только примерявшая на себя столичный статус… Показал котлован строящегося дома и сказал: «Здесь мы будем жить. Смотри, Нинок, рядом яблоневый сад! И когда-нибудь в мае мы станем любоваться цветущими яблонями, а осенью рвать яблоки. Ты будешь гулять здесь с нашим сыном!» Так все и получилось. Только вот родился не сын, а дочка, Наташа. По дороге из детского сада она как-то собрала ведерко яблок. Ведерко было маленькое, пластмассовое. А яблоки в нем — удивительные: золотые, как в сказке. Коля объяснил: «Это золотой ранет, самое сладкое яблоко». А потом засмеялся и добавил: «Слаще только ты, моя Ниночка».

Да и действительно — прожили они шестнадцать лет, как в сказке. По весне яблони цвели, осенью радовали золотыми плодами. Коля — нет, уже Николай Петрович, — стал начальником цеха. Живи да радуйся. А он вдруг, внезапно, умер. Говорили ведь: не надо отмечать сорок лет, плохая примета… Инфаркт миокарда.

Осталась Ниночка одна. Поскучнела, подурнела.

И главное — поняла, что нет равных ее Коленьке. Самый настоящий он был, главный, единственный. Вот и до сих пор фотография висит на стенке. Черно-белая. Коленька в расстегнутой рубашке, улыбается. За ним — яблоневый сад в цвету. Нина Александровна с портретом разговаривает. И сейчас, на скамейке, закрыла глаза и с Колей своим разговаривает. Она всегда с ним говорит. Ведь он обещал, что всегда будет рядом с ней…

«Эх, Коленька, посмотрел бы ты, какая я стала. Ты-то молодым навсегда остался, а я?! Совсем бабка. Ничего ты не знаешь, Коленька, и что внучка у нас с тобой, Света, на тебя похожая. И правнук родился. Николаем назвали. В честь тебя, любимый мой. А яблоневый сад весь почти вырубили — жалко… Теперь наш домик совсем маленьким кажется, вокруг одни небоскребы. Одна только яблоня и осталась — старая уже совсем. Как я. Живучее дерево».

К Нине Александровне подбежал маленький мальчик, кудрявый, в ярком комбинезончике.

— Ба, ты не спи! Ты чего это спишь? Я яблочко нашел! Золотое! А оно волшебное? — Волшебное, Коленька.

Волшебное. Оно называется «золотой ранет». Его тебе подбросил твой дедушка… …Поэтому, наверное, и называют осень «золотой». За желтизну сентябрьского ясного леса, за холодный свет солнечных лучей, за эти душистые яблоки, падающие в траву. Осенью острее ощущаешь ценность каждого дня, согретого любовью.