«У нас не было страха»: ликвидатор аварии на Чернобыльской АЭС рассказал о случившемся 33 года назад
Бортинженер вертолета Ми-26 Александр Петров встречает нас в офисе Московского авиационного центра Департамента по делам гражданской обороны, чрезвычайным ситуациям и пожарной безопасности города Москвы. Бравый, подтянутый мужчина. Он до сих пор летает, уже более 35 лет. Но в его биографии есть очень значимый эпизод: в составе летного экипажа он в первые дни после аварии на Чернобыльской АЭС работал в воздухе над станцией.
Мы устраиваемся в одном из учебных классов друг напротив друга. Александр приветлив, улыбчив, располагает к себе с первых же секунд. Но в 1986-ом, ему было не до улыбок. Тогда он — старший лейтенант 30 лет — служит в городе Торжок. Есть жена и ребенок. Он должен был уйти в отпуск 27 апреля. Оставалось только заступить в наряд, отработать до пяти часов следующего дня и отправиться на отдых.— Тревогу объявили в 12 часов дня 26 апреля. Я тогда дома красил кухню. Кисточка так и осталась в банке до 11 мая, пока я не вернулся домой. А задачи нам никакой не поставили. Собрали и сказали, что нужно лететь в Черни — это недалеко от Чернобыля. Зачем и для чего, никто не знал. Но по слухам, которые до нас доходили, там случился какой-то пожар, — рассказывает Александр Николаевич.В командировочном удостоверении написали: «Перегонка авиационной техники».
Добравшись до Чернигова, экипаж Петрова отправился в Чернобыль. С момента разрушения четвертого энергоблока Чернобыльской АЭС тогда прошло уже более 16 часов.— Мы сделали круг над станцией, сели, ничего было непонятно. Неподалеку бабушки сажали картошку. Никакой паники в городе. Уже потом мы увидели, что со стороны Припяти, где жили работники станции, людей вывозят автобусами. И только ближе к ночи мы знали подробности: взорвался четвертый реактор, — вспоминает бортинженер.Одно из ощущений того момента: никто не понимал, как правильно поступить в той ситуации. Пока решали, что делать, радиацией медленно, но верно заражалось все вокруг. Реактор решено было засыпать стружкой, песком и свинцом. Все это забрасывали в специальный ящик, из которого и черпали.
Чтобы мне было понятней, бортинженер берет листок бумаги и ручку. Начинает рисовать то устройство. Вспоминает, что открыть ящик было очень сложно: тросы постоянно закручивались.Осложнялась работа и наличием подстанции неподалеку: она питала остальные реакторы. Если содержимое ящика попало бы туда, подстанцию бы обесточило. Это был риск: аварийно могли сработать все энергоблоки станции. И тогда катастрофа приобрела бы ужасающий масштаб. Но Петров и его экипаж делали все возможное, чтобы этого не случилось.— У нас на вертолете стоит прибор ДП-5, который измеряет уровень радиации. Он находится у штурмана под сиденьем. Когда мы зависали над станцией на высоте 100 метров, он показывал 500 рентген в минуту. Датчик просто зашкаливал. О чем в том момент думали? У нас не было страха. Это надо было сделать, ведь кто-то должен завалить очаг, — объясняет Александр Петров.Сама станция не выглядела как после разрушительной катастрофы. Скорее, зрелище походило на обвал крыши, плюс обрушилась часть стены. И лишь две маленькие топки горели внизу.— Когда высовывались с вертолета, буквально на четыре-пять секунд, лицо потом горело так, будто полдня пролежал на пляже в Сочи. Так действовала радиация. И сразу привкус свинца во рту, который я помню до сих пор, — вспоминает ликвидатор.
Дни напролет экипаж работал на месте катастрофы. В сутки делали по 15-20 вылетов с грузом. За два дня сбросили 500 тонн песка и свинца. Очаг удалось засыпать. А работать приходилось без всякой химической защиты.— Как у военных, на борту должны быть костюмы химзащиты. Но кто-то сказал, что лучше их не надевать: реактивная пыль попадает под химзащиту и начнет фонить еще хуже. Единственное, что мы сделали — выложили пол в кабине листом из свинца. Нас каждый день переодевали и мыли. Это было защитой. Говорят, подводники этому научили, — рассказывает Александр Петров.
Его отправили в госпиталь 1 мая. Несколько недель он провел под наблюдением докторов. Говорит, что работа в Чернобыле на его здоровье не отразилась. И дай бог, так и будет дальше. Тот вертолет сейчас на кладбище техники, где-то неподалеку от Чернобыля. И время от времени ликвидатор его «навещает» — через Интернет, с помощью виртуальных карт. Говорит, без этого ему никак. Ведь вертолет служил им верой и правдой долгие годы.Об аварии людям официально сообщили только 30 апреля. Без подробностей. А до этого информация тщательно скрывалась. Никто даже не стал отменять демонстрацию в честь Праздника Весны и Труда. О реальных масштабах катастрофы генсек ЦК КПСС Михаил Горбачев рассказал в телеобращении только 14 мая. Позже он признал, что замалчивание было ошибкой.— Мне кажется, поначалу никто не воспринял эту аварию всерьез. Потому что первая комиссия, которая совершила облет реактора, работала только 30 числа. Никто же не знал, что случился такой выброс радиации. Я так понимаю, до высшего руководства информация об истинных масштабах ЧП дошла только спустя несколько дней, — говорит Александр Петров.Тогда в Чернобыле по обстановке сложно было понять, что случилось что-то страшное. На мой вопрос, не проще ли работать, когда не осознаешь реальной опасности, Александр Петров отвечает твердо: «Нет». Говорит, что лучше знать, на что идешь. Но даже если бы знал, продолжает он, то все равно не отступил. Есть задача, и ее нужно было выполнять.
Сегодня Александр Петров работает в Московском авиационном центре. Все так же бортинженером. Он совершенно не понимает попыток романтизировать те события через кино и игры. И тем более не может принять идею организовать на Чернобыльскую АЭС экскурсии.Каждый год он и его товарищи чтут память о ликвидаторах чернобыльской катастрофы. Ведь благодаря их самоотверженности удалось избежать более серьезных последствий — это спасло миллионы жизней. Те, кто там был, надеются, что ничего подобного больше не повторится.
Читайте также: Какие опасности могут подстерегать туристов на территории Чернобыльской АЭС