Евгений Евтушенко на юбилее театра «Современник» / Фото: Александр Казаков

Не стало Евгения Евтушенко, последнего из плеяды гигантов-шестидесятников, последнего из властителей дум, собиравших стадионы магией строк

Общество
Много лет назад в одном из лучших своих стихотворений «Идут белые снеги» Евгений Александрович Евтушенко написал:

Жить и жить бы на свете,

да, наверно, нельзя.

Лучшие стихотворения остались в прошлом, в молодости. В последнее время Евгений Евтушенко удивлял уже не столько стихами, сколько поразительным жизнелюбием. Невероятный оптимист, внимательный свидетель жизни и большой ее фанат.

Писатель Дмитрий Галковский в своем ЖЖ написал: «Рассказ или фильм о Евтушенко должен начинаться так. Начало 60-х, кафе аэропорта, сидит подвыпившая компания молодых звезд.

— Женя, а ты знаешь, когда умрешь?

— Знаю. В 2017 году. Первого апреля.

Взрыв смеха».

Вряд ли Евтушенко мог знать. Он сам отводил себе меньше:

Жизнь, ты бьешь меня

под вздох,

а не уложить.

До семидесяти трех

собираюсь жить.

18 июля поэту исполнилось бы 85.

К нему часто обращались с просьбами. Он старался не отказывать. Помню, с какой радостью согласился выступить в редакционной передаче «Вечерние стихи».

Тогда, выйдя в телеэфир по скайпу, Евтушенко рассуждал о том, как вернуть поэзии утраченный статус.

Он считал, что роль поэзии в современной жизни свелась к нулю, потому что мы лишились пропаганды.

— Раньше у нас было бюро пропаганды, где работали вдовы писателей. Они обожали поэзию, и именно они устраивали гигантские вечера в «Лужниках». Американцы у нас эту идею позаимствовали. А вот в нашей великой стране — уже такого нет. И писательскими выступлениями некому заниматься, — не скрывая огорчения, сказал поэт.

Тогда же Евгений Александрович отметил, что именно советская власть придумала совмещать миссию поэта с миссией дипломата, чтобы объединять и примирять народы. До конца жизни он считал себя носителем этой миссии.

В 1991 году Евтушенко уехал в Оклахому. Многие поклонники творчества поэта, не раз провозглашавшего в своем творчестве, что он и есть Россия, восприняли это как предательство. «Зачем вы уехали?» — этот вопрос, как злой рок, преследовал его всю оставшуюся жизнь. Даже привыкшие ко всякому юмористы недоумевали: «Бунин уехал, Алехин уехал, Бродский уехал. А ненавидим мы почему-то только Евтушенко».

У нас у всех одна

и та же есть

болезнь души.

Поверхностность

ей имя.

Что бы ни говорили злопыхатели, Евтушенко не предавал страны. Преподавал в университете, писал стихи, пропагандировал творчество любимых русских поэтов, по собственному выражению, «служил беринговым тоннелем между Россией и Америкой, соединяя народы двух стран».

Удивительная деталь — Евтушенко никогда не оттаптывался на противниках и ни о ком никогда не говорил плохо. Он был добрым, веселым человеком. Оптимистом. Уже после его смерти стало известно о страшной болезни. Врачи давали ему не больше полугода жизни. Он все знал, но запланировал огромный концертный тур по России. От Камчатки до Калининграда.

Сегодня много неоднозначного говорят о его стихах. Некоторые строки по прошествии многих лет и впрямь кажутся слишком публицистичными, похожими на газетный памфлет.

Но есть и другие стихи. Написанные вне времени, вне политики, сохранившие необыкновенную, брызжущую силу жизни.

За Москвой петуха я пугаю,

кривого и куцего.

Белобрысому парню

я ниппель даю запасной.

Пью коричневый квас

в пропылившемся городе

Кунцево,

привалившись спиною

к нагретой цистерне квасной.

Или вот этот маленький шедевр:

Брусника стелется и млеет,

красно светясь по сосняку.

У каждой пятнышко белеет

там, где лежала, — на боку..

А еще потомкам предстоит по достоинству оценить одну из главных работ и, возможно, заслуг Евтушенко. Более двадцати лет он составлял антологию «Строфы века». Он собрал в ней около тысячи поэтов, особое внимание уделяя незаслуженно забытым, почти ушедшим в небытие.

«Между небом и землей — поэт — последний защитник маленького человека», — сказала поэтесса Ирина Ермакова.

Поэт Евгений Евтушенко был одним из немногих защитников маленьких людей.

amp-next-page separator