А сердце рвется рассказать… Связь поколений: читатели делятся с «Вечеркой» воспоминаниями
Эти письма — особенные. В них, написанных от руки, «дети войны», прожившие большую и очень непростую жизнь, искренне, как с близкими друзьями, делятся своими самыми сокровенными, щемящими воспоминаниями. Они не оставляют равнодушными, трудно сдержать слезы… Как, да и надо ли, давать оценку строкам, написанным сердцем, рвущимся рассказать о войне так, чтобы помнили, знали, чтили?
Было бы неправильно закончить год и не рассказать всем нашим читателям об этих письмах-реликвиях в бумажных конвертах. Некоторые из них мы решили опубликовать в этом номере.
Ведь мы все чьи-то дети. Дошедший до Берлина прадед, поднявший целину дед, строящий новые здания в Первопрестольной отец, сын-врач, отслуживший в армии внук и впервые севший за парту правнук. И нет в этой цепочке чужих, лишних, и не должно быть забытых. Есть только неразрывная связь, объединяющая людские судьбы.
До сих пор навещаю свою третью лавочку
«Я получаю газету «Вечерняя Москва» бесплатно уже более пяти лет и очень вам за это благодарна, ведь она мне стала очень родной. Дороги мне серии публикаций «Вечерки», которые посвящены 75-летию битвы за Москву — первой победы, которая привела к полному разгрому немецких войск. Эти строчки перевернули мне душу. До этого думала: писать вам или нет. А прочитав материалы, решила — напишу.
В мае этого года мне исполнилось 80 лет, и для меня война — это страшное слово! Она отняла у меня счастливое детство, трех любимых мужчин: отца и двух братьев. В начале войны мы еще жили в городе Рузе, видели и слышали, как вечером фашистские самолеты старались прорваться к Москве (их дикий, злой гул забыть невозможно). Детская память очень цепкая — это на всю жизнь. Я помню все, что тогда происходило. А когда начинаю рассказывать, то как бы опять воочию все вижу.
Когда папа ушел (как он говорил, в ополчение), то нас перевезли из города в деревню Шейно Рузского района. Вероятно, надеялись, что в деревню не придут немцы. Однако все изменилось. Мы наблюдали, как над деревней пролетали немецкие самолеты. Мне они запомнились черными с большими белыми крестами: летели низко и разбрасывали листовки — вся улица была белая от них.
Бабушкин дом был крайним, и однажды я услышала треск мотоцикла. Спряталась под кровать, но когда в дом ворвался немецкий офицер, я увидела черные сапоги на каблуках и со шпорами. Вероятно, я как-то шевельнулась, и он молниеносно выволок меня из-под кровати и направил на меня пистолет, держа меня за ногу. Но тут подскочила мама, схватила меня, стала что-то ему объяснять. Все произошло очень быстро — я не кричала, а только зло на него смотрела. И этого гада я запомнила на всю жизнь — рыжий, с веснушками. Вот такая моя встреча с фашистом.
А пока офицер «боролся» с ребенком, его денщик забрал у нас все продукты (молоко, яйки) и даже кувшинчик с топленым маслом — у нас еще была маленькая двоюродная сестренка.
А в декабре, где-то 6–8-го числа отец был захвачен, как мы потом узнали. В одну из ночей, очень поздно, к нам прибежал мальчик-связной из отряда и вывел нас из деревни через лес к железной дороге. Помню: снегу выше крыши, и мы шли через сугробы, я сидела у парня на закорках.
А потом на поезде нас привезли на Белорусский вокзал, где мы прожили больше недели на третьей лавочке станции метро «Белорусская». Приютили нас, откуда-то появились одеяла, подстилки. И ведь когда мы днем уходили с лавочки, ничего не пропадало.
В год 80-летия метрополитена я приезжала на эту станцию, поздравляла свою третью лавочку, оставила запись в книге благодарностей, что помогли нам в тяжелые дни.
Москва встретила нас породному! Маму приняли на работу, а в начале 1942 года нам дали комнату в деревянном доме — 8 квадратных метров: печное отопление, все услуги на улице, вода в колонке через дорогу. Зато из нашего окна были видны часы с башни завода «Калибр». Жили дружно с соседями (пожалуй, даже лучше, чем сейчас живут с родственниками), все праздники отмечали вместе — благо кухня была большая.
9 мая 1945 года с утра мы уже бежали через Крестовский мост на Ржевский (сейчас Рижский) вокзал встречать поезда с победителями! Слезы, смех, целовались все со всеми! Мне некого было встречать, но я все равно со всеми ребятами бегала. А вечером был салют! И, кажется, на всю ночь на нашей маленькой улице все вышли из домов».
(из письма Тамары Саулиной)
Озеро с отражением неба
«Ручную писанину сейчас мало кто воспринимает, поэтому прошу прощения, что не владею ни интернетом, ни компьютером. Как же здорово, когда обещания властей города исполняются. В моем районе Москвы создан сквер с деревьями, травой, скамейками и даже с ларьком «Мороженое». Благоустроили озеро, рядом с которым (буквально на берегу) — новая, еще не освященная патриархом церковь Всех Святых.
Скамейки, как на берегу, так и в сквере, всегда все заняты. Мы, старики, сидим на берегу и восхищаемся видом церкви, озера, уток в нем и летающими над ним чайками. При этом мы благодарим судьбу за такой подарок, посланный нам не только властями, но и природой — такое чудо в виде озера с деревьями по берегам, которые причудливо отражаются в воде!
Люди (в основном пожилые), подолгу сидящие на скамейках, похожи на усталых, состарившихся птиц, которые долго-долго летали в слишком тесном клочке неба и вот нашли место, где, как им кажется, не будет слишком тоскливо».
(из письма жительницы района Новокосино Маргариты Адамовской)
Слушали, затаив дыхание
«Здравствуйте, дорогая редакция газеты «Вечерняя Москва»! Спасибо за работу с письмами читателей! Пока это письмо мое дойдет до вас, уместно поздравить всех вас с наступающим Новым, 2017 годом и пожелать всем здоровья, счастья, благополучия в семьях, мира и спокойствия!
Подходит к концу тяжелый, пасмурный високосный год, и мы все с надеждой на лучшее будем встречать новый. И в новогоднюю ночь обязательно вспомним тех, кого уже нет с нами и кому мы обязаны счастливой жизнью и миром на Земле, в нашей стране. Поэтому хочу рассказать вам о летчицах, чтобы люди вспоминали о наших героях не только в День Победы. Ведь они тоже встречали Новый год, думали о нас, о будущем страны. Чтобы знали героев, чтобы помнили.
...В далеком 1976 году к нам в школу (я работала учительницей русского языка и литературы) к моим пятиклассникам пришла на встречу летчица, Герой Советского Союза Лариса Николаевна Литвинова. Я вместе с ребятами, затаив дыхание, слушала рассказы летчицы о боевом пути 46-го гвардейского Таманского женского авиационного полка ночных бомбардировщиков.
Сама Лариса Николаевна провела 816 боевых вылетов, участвовала в операциях по обороне Северного Кавказа, освобождению Ставрополья, Кубани, Тамани, Крыма, Белоруссии, Польши, разгрому фашистов в Германии. При встрече она подарила свою книгу «Летят сквозь годы».
(из письма Тамары Сальниковой)
Искал ружье, да не нашел
«В самую первую бомбежку Москвы немцами, перед парадным нашего дома во Втором Неопалимовском переулке упала мощная авиационная бомба. Немцы, видимо, целились в расположенную поблизости Военную академию имени Фрунзе. Я, совсем пацан, слава богу, был в это время в бомбоубежище.
Помню, как жалко было деревянное ружье, подаренное отцом. Когда бомбежка закончилась, я, вспомнив про него, брошенное в спешке во дворе, конечно, кинулся его искать. Да не нашел. На том месте увидел лишь воронку, которая осталась от дома, стоящего напротив нашего. Это навсегда в моей памяти… Как и долгий, страшный путь в эвакуацию, куда меня сразу же отправили вместе с мамой. Время, конечно, для нас, детей, было очень непростое. Но родителям-то нашим было в сто, тысячу раз сложнее — и тем, кто воевал, и тем, кто работал в тылу, жил в эвакуации! Спасибо вашей газете за память и уважение к ветеранам!»
(из письма Владимира Байкова)
Учительница первая моя
«Спустя год после окончания войны пришла очередь и мне идти в школу. Но прежде мне пришлось пройти собеседование на знание алфавита и арифметического счета.
Моей первой учительницей была Нина Ивановна Серебрякова, которая, как только я вступил во двор школы, взяла меня за руку и подвела к одноклассникам. После того как прозвенел первый в нашей школьной жизни звонок, все мы вслед за ней вошли в здание школы и расселись по партам.
Нина Ивановна нам помогала, подсказывала, как удобнее, рассаживала по местам, чтобы всем было хорошо видно классную доску и слышно учительницу. Еще раз сверив нас по списку в классном журнале и лично познакомившись с каждым, она начала первый урок. Медленно прохаживаясь между рядами, внимательно следила за тем, чтобы мы сидели прямо, не горбились.
Для урока арифметики она попросила нас сделать счетные палочки, с помощью которых мы и постигали первые действия этого предмета. Во время письма она непременно делала небольшой перерыв, когда все мы, вслед за ней, подняв руки вверх, сжимая и разжимая пальцы, повторяли: «Мы писали, мы писали, наши пальчики устали…»
Иногда прямо во время урока дверь класса отворялась, и вошедшая медсестра заставляла нас пить рыбий жир, английскую соль и принимать льняное семя. А после окончания уроков Нина Ивановна назначала в порядке очередности дежурного на следующий день, который должен был прийти в школу как минимум за полчаса до занятий и подготовить все необходимое для проведения урока — проветрить помещение, наполнить чернильницы (ведь в те времена мы еще и понятия не имели о шариковых ручках), протереть классную доску.
В дверях нас обычно встречали санитары, которые следили за внешним видом своих одноклассников (за длиной волос, ногтей). И, несмотря на то что многие из нас жили на почтительном расстоянии от школы и приходилось вставать очень рано, мы с удовольствием бежали с утра пораньше выполнять поручения нашей учительницы».
(из письма Анатолия Смирнова, уроженца села Покровское в Филях)