Генрих Боровик: На ее рабочем столе я увидел помаду и кольт
Накануне, поздним вечером нашему корреспонденту удалось связаться с Генрихом Аверьяновичем по телефону и взять у него эксклюзивное интервью.
Генрих Авиэзерович, все люди хотят выглядеть на фотографии лучше, чем они есть на самом деле. Поэтому мучают фотографа постоянными придирками, например, «меня надо снимать в три четверти». Вам часто приходилось сталкиваться с подобными указаниями?
Дама всегда хочет быть еще красивее. Ей обязательно надо поправить платье, подкрасить губы. Помню, мы с Романом Карменом снимали фильм «Пылающий остров» о Кубе. И я попросил разрешения сфотографировать молодую женщину, которая работала у одного из кубинских революционеров. Она согласилась, попросив минутку, ну, чтобы поправить губы. Подошла к своему рабочему столу, потянула верхний ящик (обычно женщины именно там хранят косметические принадлежности). И я увидел помаду и кольт. Видимо и то и другое были рабочими инструментами. Я кивнул головой Кармену. Ему тоже понравилось такое соседство. И он сделал снимок, который пользовался огромной популярностью.
Сколько раз вы фотографировали свою жену?
О, может быть она меня и терпит столько лет, потому что я ее постоянно фотографирую. Открою маленькую тайну: я даже сфотографировал ее вместе с Александром Керенским. Потому что не смог отказать ей. И на то интервью к Александру Федоровичу мы отправились вместе. Дело было в первые месяцы моей работы в США. Я так нервничал, что совершенно забыл о фотоаппарате. А в нем оставалось всего-то два кадра. Вот их-то я и потратил на двойной портрет Керенского и моей жены. Поскольку
Александр Федорович дам всегда уважал. Прощаясь, он очень меня просил: «Генрих, ну скажите им там, ну не бежал я из России в женском платье! Я уехал в машине! Это все выдумано от ненависти ко мне!».
Приехав домой, я тотчас написал текст, проявил фото, связался с «Литературной газетой», сообщил, чем могу их порадовать. В ответ прозвучало: «Сенсационно! Ждем». И не напечатали. Потом сказали кратко: произошли технические неполадки. А в девяностые годы в книге «Работа политической цензуры» я прочитал, как в последний момент удалось изъять вредный очерк Генриха Боровика из верстки «Литературной газеты».
Фотографы всегда ревностно относятся к пишущей братии, которая еще норовит и что-то снять.
Я ведь учился фотографии только у великих. Когда пришел в «Огонек», там уже работали: Олег Кнорринг, Дмитрий Бальтерманц. Блистательные, знающие фотографы, успевшие повоевать. Я внимательно смотрел, сверял свои пробы по их великим работам. С Бальтерманцем мы летали вместе в командировки – Вьетнам, Китай. С Михаилом Савиным – в Бирму. И когда они поняли, что я развиваюсь в правильном направлении, по сюжету, технике, стали мне доверять. Тем более что это экономически выгодно для редакции – посылать в командировку одного человека вместо двух.