Заместитель начальника отдела Музея истории ВМФ России в парке «Северное Тушино» Юрий Звягинцев показывает один из отсеков подводной лодки / Фото: Наталья Феоктистова / Вечерняя Москва

Подводная лодка с богатой историей

Общество

В субботу, 25 июня, — День моряка. Столичный музей, посвященный истории ВМФ, расположился в отсеках подводной лодки, пришвартованной у причала напротив Северного речного вокзала, в парке «Северное Тушино».

Решение о его открытии было принято в 1999 году. С этой целью Северный флот передал городу списанную дизельную подводную лодку Б-396 «Новосибирский комсомолец». Она была построена в 1980 году в городе Горький. После спуска на воду субмарина несла боевую службу в Черном и Среди земном морях, в Атлантике. И в конечном итоге прибыла на Северный флот, в город Полярный — так назывался пункт ее постоянного базирования.

Переоборудовали в музей ее в Северодвинске. В 2003 году отбуксировали в Москву. А в 2006-м музей открыли для посещения.

Рассказывая все это, капитан первого ранга Юрий Звягинцев по привычке разглядывал хорошо знакомую машину. Говорит, на лодке в последнее время часто растут деревья.

— Я раньше негодовал. А недавно увидел такую картину. Рядом с одним таким деревцем, вздумавшим расти на корпусе субмарины, сидел голубь. И я подумал: «Это голубь мира». Каждый год мы срываем эти маленькие деревья и отдаем сотрудникам музея.

Именно на этой субмарине, сегодня мирной, ушедшей на покой, много лет назад Звягинцев начинал службу.

— С 1989 года по 1994-й я учился в Ленинградском высшем военно-морском училище, — объясняет он. — После был назначен на Северный флот, на эту подводную лодку. Был командиром моторной группы.

По словам Юрия Владимировича, жизнь подводника — это дальние походы, долгое отсутствие связи с родными, дефицит кислорода и солнечного света.

— Всплытие происходит один раз в трое суток. От трех до пяти дней ты живешь без солнца, под искусственным электрическим освещением, — поясняет герой. — Мы находимся в замкнутом пространстве. Кто-то говорит — «в трубе», кто-то — «в бочке». Движений минимум — длина лодки всего 90 метров, не разгуляешься. Многие перемещаются только между отсеками и своими боевыми постами.

Конечно, человек привыкает ко всему. Однако у некоторых в таких сложных условиях сдают нервы. В основном у новичков. Благо с 2003 года подводный флот полностью перешел на контрактную службу.

Фото: Наталья Феоктистова / Вечерняя Москва

Раньше для срочников придумывали много интересных ритуалов. Некоторым традициям подводники верны и сейчас. Например, моряки, впервые вышедшие в плавание, обязаны пройти через обряд посвящения — на глубине 100 метров выпить из плафона соленую забортную воду.

Передвигаясь от отсека к отсеку, Юрий Звягинцев рассказывает о непростом быте подводников.

Вот камбуз. На этом небольшом участке готовится пища для 80 человек. Работа ведется круглосуточно. Повара, тоже военные, могут не спать по два-три дня. Рядом отсек, который был переделан для музея. Раньше на месте расположившихся здесь экспонатов были жилые помещения.

— Здесь как раз и была моя каюта. Я жил рядом с камбузом. Поэтому такой круглый, — иронизирует моряк.

А вот душевая, совмещенная с гальюном — туалетом. Моются подводники забортной водой, соленой и очень холодной. Нужно пользоваться специальным мылом или шампунем. Парадную одежду подводники не носят. Повседневные вещи называют «разухой». Ее выдают на неделю, а после банного дня она получает «вторую жизнь». Ее используют в качестве тряпок — они на подлодке всегда нужны. Стирать одежду просто негде, к тому же пресная вода в дефиците.

— Это кают-компания офицеров. При определенных обстоятельствах это помещение становилось операционной. В 1981 году здесь впервые прооперировали человека — в Атлантике у него вырезали аппендицит, — говорит Звягинцев.

Интересно, каким самообладанием должен обладать врач, чтобы оперировать во время качки. Она и сейчас чувствуется на борту. Речные волны слегка раскачивают подводную лодку из стороны в сторону.

В былые времена качка на этой субмарине была совсем другой. Порой матросам было трудно удержаться на ногах.

— Есть даже такой маневр — прикачка, — вспоминает Звягинцев. — Если наверху «шикарная» штормовая погода, лодка всплывает на поверхность и не погружается в течение трех суток.

Такие процедуры обычно организовывали для новичков. После трех дней молодой организм побеждал морскую болезнь, и парень начинал нормально питаться, возвращался в строй.

Потом, когда ребята сходили на причал, их продолжало качать.

— Море не всегда спокойное. При всплытии примерно по 15–20 часов в неделю преодолеваешь качку. А потом, сойдя на берег, начинаешь ловить ногой поверхность, но никак не можешь ее найти. Со стороны кажется, что человек немного нетрезвый, — улыбается Звягинцев.

Последний отсек находится у кормы подводной лодки. Здесь спит экипаж.

— Эти места считались люксовыми, потому что тут относительно тихо. Слышно только шипение гидравлики. А еще — море. Иногда окружающих обитателей — китов, косаток. Прохладно и комфортно.

Звягинцев признает, что служба на корабле намного комфортнее, чем на подлодке. На вопрос, зачем же он сделал такой выбор, отвечает: «Подводный флот — это не работа, не профессия и не вид деятельности. Это судьба и религия».

Интересно, что его самого судьба так тесно связала именно с этой субмариной.

По словам Звягинцева, всего трем лодкам из этой серии посчастливилось приобрести вторую жизнь в виде музея. Первая находится здесь, в Москве. Вторая — в Тольятти, а третья в Германии, в Гамбурге.

amp-next-page separator