Андрей Смоляков: Я не лежачий камень

Он впервые вышел на сцену в роли Маугли, единственного человека в волчьей стае. В одном из самых первых и одном из самых знаменитых спектаклей «Табакерки» «Прощай, Маугли». Он покинул этот театр только тогда, когда власти пытались придушить его в зародыше, и артисты разбрелись, кто куда.Покинул, чтобы вернуться при первой же возможности. Он сыграл около пятидесяти ролей в кино. Но до сих пор принято не без основания считать, что потенциал Андрея Смолякова не реализован полностью. Что он еще раз доказал, виртуозно сыграв под конец сезона одержимого театром актера-неудачника («Лицедей»). Впрочем, наш разговор начался со святой для каждого мужчины темы.– Я вообще люблю спорт в любых его проявлениях за редким исключением (это я про бейсбол – когда нашу замечательную русскую лапту сделали каким-то скучным видом спорта). Люблю поплакать вместе со спортсменами, стоящими на первой ступеньке пьедестала, вне зависимости от того, наши они или не наши. Люблю проявление неподдельных человеческих эмоций.– Я думаю, Анатолий Васильевич лукавил, – в лучшие годы у него была команда, состоящая из людей, для которых театр был превыше всего. А с другой стороны, мы же человеки и глупо отрицать наше желание узнать, что же происходит на полях спортивных сражений. Самые бурные аплодисменты, которые я слышал в своей жизни, достались Юрию Яковлеву, когда он в своем монологе из «Принцессы Турандот» объявил счет хоккейного матча, который шел параллельно.Сегодня к экранам прикипело три четверти страны, и в этой массовости нет ничего плохого. Как и в том, что театр предназначен для гораздо более узкой категории людей и прекрасен своей избранностью. В театр нельзя пойти, просто идучи мимо, люди идут туда в поисках каких-то духовных радостей и открытий.– Хорошо приняли, особенно женский состав. Подумаешь, снялся в двух фильмах. Там ведь были и Вася Мищенко, Игорь Нефедов, и Лариска Кузнецова – последние вообще у Михалкова уже снялись. Мне было настолько интересно работать с Костей Райкиным, что даже если бы у меня были какие-то жлобские амбиции, я бы с ними распрощался.– Насчет Бродвея не знаю. Но ярких моментов много было. Иду как-то по улице Горького, навстречу – иностранная делегация. И вдруг один на меня показывает: «Оу, Маугли». Оказывается, он в газете мою фотографию к рецензии видел. А с Бродвея к нам приезжали знаменитые Джессика Тенди и Хьюм Кронин. Потом на разных радиостанциях мира рассказывали о том, какой это замечательный спектакль. Джессика сказала мне: «You are a great actor» – и поцеловала вот эту щеку.– Не-е, больше… В Венгрии актеры на руках нас в театр внесли. Да многое было. Мы тогда испытывали такое обожание зала – нас просто съедали, как эклер. Спектакль легендой стал. Помню, приехал как-то поступать издалека наш Саша Мохов (). И вот после прослушивания мы сидим, болтаем, поим чаем молодого актера Мохова. А он нам рассказывает – у вас тут, говорят, спектакль был «Маугли» (мы переглянулись). Там пацан один по стене вокруг всего зала пробегал. «Да? – говорю. – А еще что он делал?» Саша мне много небылиц рассказал, а потом отмахнулся – да ну, говорит, не знаете вы ничего. Пришлось признаться, что это я был.– Если честно, то нет. И думаю, уже не испытаю. Разве что «Смертельный номер» мы делали в таком же состоянии влюбленности.– Да и ту, и другую. Внешнюю – как ее удержишь? Волосы вот покидают голову. Хотя я люблю поиграть и в футбол, и в теннис и вообще к полноте не расположен.Моя жена-балерина говорит, что раньше ленилась заниматься у станка, а теперь ее тянет в класс. С годами тело требует нагрузок. А внутреннюю… Меня как-то спросили – как же можно было с таким потенциалом жить и… А вот так – форму держать. Моя радость и моя беда заключались в том, что я познал успех и отдавал себе отчет в том, что кое-что умею. А потом жизнь как-то долго ничего подобного не предлагала, хотя я надеялся. Просто старался работать достойно даже в несовершенных спектаклях. Например, в «Чемпионах». Мне было неважно, что фабула неинтересная. Держался за значимые для меня сцены, зная, что я умею и должен сыграть их интересно. Вот так и держишься – порой неизвестно, для чего, потому что годы идут и ничего не происходит. Бывало, и отчаяние постигало. Но меня спасали семья и кино, где я удовлетворил многие свои амбиции. Поэтому я не запил, не ушел в бизнес и режиссурой не занялся. Чтобы вести за собой людей, надо быть им интересным на протяжении всего процесса, а я на свой счет сомневаюсь.– Насчет контракта я пошутил. Просто так получилось, что уже в третьем мхатовском спектакле играю злодеев. Вообще-то, в кино я начинал с положительных героев. Такие деревенские мальчики, глаза голубые, волосы белые. И ничего не предвещало грозы, пока однажды мне не попался сценарий «Командировки». Читаю его и понимаю, что герой хоть и главный, но совсем не положительный. И так интересно стало. Мне потом режиссер говорит: представляешь, ты с голубыми глазами – и сволочь! Зло ведь часто обаятельным бывает. Очень люблю свою роль в «Дне рождения буржуя». И женщинам очень нравится. Писем столько получил! В Киеве, дурак, вышел на улицу – так одна просто в ноги кинулась. Но я не считаю, что играю там злодея, я играю любящего человека.– Осенью выйдет восьмисерийная картина под рабочим названием «Солнца для всех не хватит». Середина 90-х, гангстерские войны. Я там киллера играю.– Когда интересно придумано, не надоедает. У меня есть замечательная сцена, где я киллер в образе бомжа (киллеры – они ведь артисты). Меня там гримировали, зубы желтым красили. Когда я себя такого на фотографии увидел, – даже запах неприятный почувствовал. Я в тот съемочный день «пошел в народ» – всех разыгрывал. Бомжи меня гоняли, как чужака. Милиционер испугался, когда я узи (такой израильский автомат) ему показал. Долго потом отойти не мог – зря вы, товарищ артист. В общем, переиграл слегка.– Она их переживает не из-за МХАТа. Табаков проводит здесь столько же времени, сколько и прежде. Он бы еще десять театров мог на себя взвалить – серьезно. Театр работает, выпускает спектакли, а вот на качество этих спектаклей можно посетовать.– Имею право. Отказывался. У меня удивительная история случилась со спектаклем «На дне». Я совсем не хотел играть Актера, репетиции были провальные. На одной из них даже психанул – разделся до трусов, чтобы доказать режиссеру Адольфу Шапиро, как я не подхожу для этой роли. Но потом понял, что своим отказом сильно обижаю Олега Павловича, и свернул свое самолюбие в трубочку.Согласился играть, хотя был уверен, что провалюсь, все вытрут об меня ноги и скажут – пусть, мол, дальше играет на сцене Суркова в «Обыкновенной истории» с одним выходом на пять минут. Стал репетировать, а перед одним из прогонов у меня страшно разболелась голова. Я подошел к режиссеру, извинился, пошел играть «в полноги». И вдруг понял, что мне нравится, что я такой странно заторможенный. Адольфу, как режиссеру, способному видеть, такой рисунок тоже понравился. Он потом ко мне подходит: «А как ты это сыграл?» – «С головной болью, – говорю, – боролся» – «Можешь повторить?» А потом все стали восторгаться ().– Под лежачий камень вода не течет. Я же мучился, искал – вот за эти муки и нашел решение.– Начинаю с себя. Мы ведь сначала из своего кармана платим, а если не хватает, лезем в чужой.– А все вместе. Хорошо, если это любовь взаимная. И болезнь, только без клиники. И ремесло – потому что иногда надо просто прийти и честно отработать. Любая роль – это попытка куда-то прорваться.Иначе странно было бы этим заниматься. А чтобы, образно говоря, подпрыгнуть выше, надо присесть пониже, ноги накачать посильнее, а можно ведь связки порвать и вообще не подпрыгнуть.– В день спектакля не ем. Даже когда несколько спектаклей подряд. Иногда очень нужна физическая нагрузка – когда выпускали «Лицедея», я в перерыве между утренним и вечерним прогонами в теннис играл. А иногда вся подготовка – в подсознании.– Полезу, дурак. А вот если трое на меня, а у меня вечером спектакль, – побегу.