Дон Жуан, которого не любила мама

Вместо Гусмана, слуги покинутой Дон Жуаном супруги Эльвиры, он вывел на сцену компаньонку Гусман (Агнесса Петерсон).А папу Дон Жуана оборотил в маму Дон Жуана (Марина Есипенко), которая точно является ему в каких-то видениях и изводит проклятиями своего довольно-таки нежного и почтительного сына. «Мама», – робко взывает к ней Дон Жуан, но ехидная седая кокетка и не желает его слушать.«Sugar-мама, щука-мама, come back again», – поет он с горьким драйвом перед антрактом (прошу прощения, если что-то не так расслышала). В общем, не позавидуешь тому мужчине, которого с детства не любила мать, но еще больше не позавидуешь женщинам, которые встретят такого мужчину.Еще одно новшество – Мирзоев уравнял в правах Дон Жуана и Сганареля, вынеся имя слуги в название, что в общем справедливо. Во-первых, Сганарель у Мольера – вечный антипод и при этом соучастник Дон Жуана, а во-вторых, Сганареля играет обаятельный Евгений Стычкин, который умудряется оставаться органичным в самой вычурной обстановке и заражает зрителей своим удовольствием от самого процесса игры.Первое действие Мирзоев поставил в духе самой что ни на есть веселой антрепризы, благо до рокового конца еще далеко, а одна только сцена, где Дон Жуан соблазняет сразу двух деревенских простушек, так и призывает оттянуться по полной. В ход идут «диалекты», вроде «Вам только бы девушку умузрить, а потом дрюкнуть» (перевод А. Федорова) – в смысле «у вас только одно на уме, как бы девушку обольстить». Или всякие скабрезности, вроде обдувания в жаркий полдень – изо рта и из прямо противоположного места. Порой это даже бывает смешно – когда, например, спасатель Дон Жуана незадачливый жених Пьеро (Лера Горин), которого от желания просто судороги сводят, показывает, как он умеет делать искусственное дыхание прямо на теле своей недоступной невесты (Анастасия Бегунова).Второе действие, точно спохватившись, Мирзоев ставит в своей фирменной манере инфернальной зауми, претендующей на статус элитарного театра для широких масс. А ты честно пытаешься ответить на ряд неразрешимых, но, по-моему, совсем непринципиальных вопросов. Зачем, например, так долго маршируют, имитируя каменную поступь Командора, войска обиженных Дон Жуаном женщин? Зачем во втором акте Дон Жуан выходит в парике самурая, а Сганарель в парике Пушкина (потом они опять их снимают)? Зачем оскорбленная Эльвира (Наталья Швец) врывается за объяснениями к своему неверному благоверному с французским батоном в руках и затыкает ему рот хлебными мякишами (другие хлебные мякиши она кидает Сганарелю как собачке)? Иногда кажется, что режиссеру просто нужно занять актеров каким-то действием – не важно, оправданно ли оно. Да, руки-ноги заняты самым затейливым образом, да, текст иногда смешно, а чаще глумливо пикируется с этим действием. Но зачем? Театральный язык Владимира Мирзоева становится все больше похож на сленг – замысловатый, но ничего не добавляющий к сути. Как умудренная девушка.