МОИ ГЕРОИ НАБЛЮДАЮТ ЗА МНОЙ

— Не могу сказать, что это было совсем уж умышленно. Все переходы были скорее продиктованы некими внешними причинами. Что касается профессии балерины, то она уже была у меня в руках, оставалось только защитить диплом. И вдруг — травма.Потом была актрисой.— Профессия артиста очень зависимая, я бы даже сказала — оскорбительная. Звездам в этом смысле проще. Но чтобы достичь по-настоящему звездного часа, порой через такое надо пройти! Я не захотела. Интриговать я не умею, подлостями не занималась.— Наверное, иногда и надо. Просто я никогда этого не делала. К тому же я сразу оказалась в несколько иной ситуации, чем многие мои коллеги по режиссуре. Я взялась за самый заброшенный тогда участок нашего кино — за музыкальные фильмы.Многие мужчины, которые брались за музыкальное кино, поначалу думали, что это так просто, весело, красиво — все поют, танцуют, ножки задирают. А потом выскакивали, как из кипящего котла. Можно по пальцам пересчитать, кто у нас этим занимался, — Квинихидзе, Нечаев, Юнгвальд-Хилькевич, Титов. Все. А на «Мосфильме» – только я.— Самое сложное было пробиться в штат «Мосфильма». Никого не принимали. Тогдашний директор студии Сурин взял своего сына, режиссера Сашу Сурина. И таким образом штат закрыл. А в то время Юлия Солнцева, вдова Довженко, снимала ленту «Золотые ворота» и пригласила меня к себе вторым режиссером. Она тогда первая сказала: «Настаивайте, чтобы вас взяли в штат. Иначе будет очень трудно».— Действительно, писала. У меня даже была премия за лучший рассказ года. Он назывался «В Грузии все голубое».– Ой, правда! Но тогда кто об этом думал? — Не знаю, называть ли это увлечением. Историю я обожаю. Я обожаю музеи, когда там, кроме меня, никого нет. Слава богу, нам разрешают снимать в музеях — в Кусково, в Петергофе. В основном это происходит белыми ночами. Расходятся посетители, вокруг тишина, и на аллеях появляются Долгорукий, Остерман, Петр II с молодой женой.— Ну конечно. Я просто мистически бережно отношусь к материалу и к тем людям, о которых снимаю. Мне даже иногда кажется, что эти люди видят все, что я делаю, что они наблюдают за мной. Мы пишем сценарий «Тайн дворцовых переворотов» совместно с Павлом Финном. Он в основном тянет историческую канву, а я как женщина все воспринимаю эмоционально. Я люблю своих героев, проживаю с ними всю их жизнь и стараюсь чисто по-женски вдохнуть в них характер, человеческое естество.— Сейчас мы готовим перезапись четвертого фильма — «Падение Голиафа», то есть падение Меншикова.— Это неправильно, конечно. Никита Михалков, например, сам не монтирует, отдает другим людям. А я вот все сама делаю.— Замечательные актеры! У нас получается такая полифоническая композиция. В первых сериях они появляются крупными планами, говорят по одной-две фразы, потом партия разрастается, каждый выходит на авансцену, «поет» свою арию, затем уходит и опять сливается с хором. Меншикова блестяще играет Сергей Шакуров. Кстати, Александр Данилыч оставил кучу денег за рубежом, они же с Петром играли на бирже и проводили потрясающие операции. Когда Анна Иоанновна об этом узнала, она попросила детей Меншикова вернуться, и тем самым Россия получила огромные средства. Вообще Меншиков — фигура загадочная, а то, что нам поведал Алексей Толстой (начитавшись Мережковского), — вымысел. Не был он никаким пирожником.— Еще как пытались. Но у них ничего не получилось. Чтобы быть феминисткой, очевидно, надо иметь мужской характер. А у меня характер абсолютно бабский. Я женщина до мозга костей. Я люблю мужчин, они мне нравятся — а как иначе? — Бабы всегда его обожали. И он их тоже. Он обаятельный, кокетливый, великолепно снимал женщин. Но мы всю жизнь очень доверяем друг другу. Пококетничать — ради бога. Если мой муж не нравится другим женщинам, странно — почему он нравится мне? Ну приходилось ревновать. А как без этого? Но все равно каждый из нас всегда знал какую-то черту. Масса случаев было, когда то ему про меня, то мне про него что-нибудь рассказывали. Я всегда к этому спокойно относилась.Однажды, например, разнесся слух, что у меня роман. Тут же подсуетились друзья — давай, мол, мы морду набьем тому, кто этот слух пустил. Я сказала: «Не надо. Представляете, если про меня, пятидесятилетнюю бабу на костылях (а у меня тогда нога была сломана) и с огромным инфильтратом на ягодице из-за уколов, говорят, что я могу уложить в койку молодого красавца, — это ж какой комплимент для меня!» — Курила я много лет. Причем начала еще по молодости, чтобы похудеть. Потом это вошло в привычку. Но 13 мая 1996 года я в одночасье бросила курить. Была очень трудная сцена на «Гардемаринах» — драка восемнадцати мужиков. Представляете, что такое 13 мая — сразу после сплошных майских праздников, все с похмелья, соображают плохо. Я сказала: «Если вы сыграете эту сцену, я тут же, у вас на глазах, бросаю курить». И все.— Увы! Есть права, добытые честным образом, не купленные. И я водила. Но муж как-то сказал: «Если хочешь, чтобы я прожил подольше, бросай водить. Ты бы только видела себя со стороны — ты беседуешь со всеми соседними водителями, с кем-то ссоришься, кому-то даешь советы, кого-то хвалишь. И никакой дороги для тебя не существует».– Он очень талантливый человек. И, по-моему, ему уже тесно в этих рамках. Ведь оператор — тоже достаточно зависимая профессия. Он сам чувствует, что уже перерос операторство. Я его периодически провоцирую — может, мол, тебе у меня поработать. Но на моих картинах уже работает старший Мукасей, а они оба лидеры по натуре. Как два «шефа» могут поделить площадку?