Екатерина Барабаш — все материалы автора

Екатерина Барабаш

[b]Есть повод позлорадствовать – московские снобы от кинокритики слегка получили по мозгам: мало кто мог предположить, что обладателем главного приза ММКФ станет фильм «Воскресение» Паоло и Витторио Тавиани, несмотря даже на безусловный пиетет перед живыми классиками мирового кинематографа. Пиетет пиететом, расшаркаться – оно, конечно, необходимо, но кто ж думал-то, что шаркать будут до дыр в паркете?[/b]Примерно так рассуждало если не подавляющее, то очень и очень немалое количество аккредитованных на фестивале журналистов. Одним словом, многие остались недовольны выбором жюри. Но это уже их дело.Возможно, фильм – и не шедевр, но он из тех, к которым не придерешься. В нем все в меру, все вполне достойно, вполне по-толстовски. Короче, для нашего фестиваля, исповедующего официальную любовь к крепкому достойному кино, подходит как нельзя кстати.А ведь кулуары еще за несколько дней до закрытия ММКФ заочно отдали «Золотого Георгия» Александру Рогожкину с его картиной «Кукушка», вмиг ставшей фаворитом фестиваля. Но после того как «Кукушка» получила приз ФИПРЕССИ, приз за лучшую режиссуру, а финский актер Вилле Хаапсало – приз за лучшую мужскую роль, стало ясно, что этим и кончится – соображения политкорректности не позволили отдавать все лучшее своим. Кстати, насчет «своих».Наличие в конкурсе трех отечественных картин в этом году – предмет особой гордости устроителей фестиваля. В прошлом году, мол, ни одного не было. Что верно, то верно. Не было.Верно также то, что «Кукушка» – картина действительно хорошая во всех отношениях. Но верно также и то, что «Одиночество крови» Романа Прыгунова – невнятный детский лепет насмотревшегося Хичкока и Кубрика тинейджера, и еще неизвестно, стоит ли гордиться его присутствием в конкурсной программе. Верно еще и то, что «Чеховские мотивы» Киры Муратовой – фильм все же не российский, а российско-украинский, а предыдущие ее картины – так и вовсе целиком украинские. Хотя о Муратовой всегда у нас говорят как об отечественном режиссере, а о ее фильмах – как о российских.Справедливости ради отметим, что в этом году на фестивале было что посмотреть. И хотя такого ажиотажа, какой творился в прошлом году, к примеру, вокруг «Пианистки» Михаэля Ханеке, в этом году не вызвала ни одна картина, все же внеконкурсная программа приятно согрела сердце. Чего не скажешь о конкурсной. Под истерические аплодисменты приехавший с многочисленным семейством в Москву Боб Райфелсон привез откровенную… м-м-м... В общем, его «Дом на Турецкой улице» оказался банальнейшим голливудским детективом с хорошими актерами Сэмюэлом Л. Джексоном и Стелланом Скарсгэрдом и слабенькой актрисой Милой Йовович. Иранский «Зов земли» Вахида Мусаяна – о вечных проблемах и противоречиях ислама и реальной жизни – вполне актуален для Ирана, ладно скроен, но душу почти не трогает. Жаль, но почти потерялся великолепный Клаус Мария Брандауэр в длиннейшем и скучнейшем «Торжестве Эдермана», отсмотрелось и забылось большинство конкурсных картин.Среди тех, что не забудешь, – картина гениальной Муратовой «Чеховские мотивы», обидевшая многих своей неприкрытой жестокой издевкой, «срыванием всех и всяческих масок» со всех и всяческих лиц, морд и рож. Лиц, правда, в фильме почти нет – сплошь рожи и морды. Но это – Муратова: сегодня она видит окружающих именно так, а значит, именно так и снимает. Вчера она, снимая «Второстепенных людей», смотрела на те же самые рожи с нежностью. Накинулись многие и на Кшиштофа Занусси, привезшего на фестиваль картину «Дополнение» – в каком-то смысле действительно дополнение к получившему два года назад Гран-при ММКФ фильму «Жизнь как смертельная болезнь, передающаяся половым путем». Те же герои, та же сюжетная канва, только второстепенные герои стали главными и наоборот.Мучительные поиски смысла жизни, самого себя в этой жизни – тема куда как не новая.Но Занусси, пусть и с изрядной долей занудности, преподносит эту тему необычайно честно, деликатно и с удивительной чистотой и ясностью мысли, не отягощая при этом и без того не развеселую картину лишними художественными изысками. Ну вот, а остальные фильмы, честно говоря, уже и забылись.Зато молнией вспыхнул еще в первый день фестиваля фильм Педро Альмодовара «Поговори с ней» – пожалуй, лучший на сегодняшний день фильм испанского классика. Вроде и Альмодовар, да не тот. Несколько лет назад стало казаться, что неугомонный Педро выплеснул все свои фантазии на экран и теперь кружит среди них, пританцовывая на одном месте. «Все о моей матери» подтвердило подозрение – фантазия буйная, таланта через край, но сказать особо уже нечего. Черта с два. В фильме «Поговори с ней» перед нами неожиданноповзрослевший в свои пятьдесят режиссер, совершенно по-новому преподнесший таинство любви.Тончайший «Госфорд-парк» Роберта Олтмена, провокационный «Арарат» Атома Эгояна, гениально-бесхитростный «Человек без прошлого» Аки Каурисмяки, невыносимые в своей красоте «Кочевники/Птицы» Жака Перрена – вот небольшой, но изысканный букет внеконкурсного показа.В заключение хочется попросить устроителей следующего фестиваля: не путайтесь в цифрах, если на фестивале аккредитована тысяча журналистов, выделите зал для пресс-просмотров не на 250 мест, как в этом году. Право, не все любят сидеть на полу.

Иван-дурак стреляет без промаха

[b]Здравствуй, дружок! Сегодня я расскажу тебе веселую сказку, которую мне поведал кинорежиссер Юрий Кара. Он назвал ее совсем по-сказочному — «Я — кукла». Он, правда, хотел, чтобы это была страшная сказка, но поверь, дружок, она очень веселая и смешная. Слушай.[/b]Где-то далеко-далеко в горах стоит страшный-страшный дом. Там живут страшные-страшные люди, которые мучают, терзают, избивают и убивают людей. Эти страшные-страшные дядьки носят погоны, называют себя спецназовцами, а убивают они приговоренных к вышке. Они держат несчастных в клетках, кормят баландой, а в остальное время отрабатывают на них свои страшныестрашные спецназовские приемы. У всех спецназовцев страшные-страшные, толстые-толстые и злые-злые лица, а у «кукол» (это те, которых забивают до смерти) — красивые и одухотворенные. Наверное, потому, что все они зэки, а зэкам, если ты, дружок, не знаешь, полагается быть красивыми, честными и духовными. А еще у страшныхстрашных спецназовцев есть страшные-страшные жены и дочки, которые очень любят смотреть, как добрых уголовников убивают. Они специально для этого собираются, устраивают тотализатор, а иногда в конце битвы делают большим пальчиком вверх или вниз. Вверх — пусть живет «кукла», вниз — добить. Когда ты подрастешь и начнешь изучать историю, то узнаешь, что так проходили гладиаторские бои в Древнем Риме.Впрочем, что это я? Ты же наверняка видел и «Гладиатора», и «Гладиатрикс».Есть такой актер Александр Домогаров. Он очень красивый и всегда играет героев. Вот и здесь ему ничего не стоит уложить на обе лопатки самого страшного соперника-спецназовца, а потом и всех остальных.Наш герой (по имени Виктор) знает, что в сказке нет безвыходных положений, и сбегает из этого страшного-страшного места. По дороге он спасает от бандитов мальчика и остается неподалеку от страшного-страшного места вершить добрые дела. И все вокруг него счастливы. Даже мальчик, которому попали пулей в голову, остается жить, только придется ему немножко с повязкой походить. Это злая бывшая возлюбленная героя Герда подстрелила паренька. Дада, правильно, у нее ледяное сердце, иначе она не пошла бы работать снайпером к нехорошим дядькам, а стала бы, например, воспитательницей в детском садике. Потом герой, конечно, разлюбил Герду. Мало того, он ее еще и федеральным войскам сдал. А сам нашел себе добрую и пригожую — сестрицу того самого мальчика. В сказках так полагается.Вот и наш сказочник — Юрий Кара — о-очень обиделся, когда его похвалили: какую, мол, он смешную историю придумал. «Я придумал?» — и чуть за сердце от огорчения не схватился. Я, говорит, свою Родину люблю и за нее радею и переживаю очень, что такие в ней безобразия творятся. А вам бы только хиханьки да хаханьки разводить. Все, что вы видели, говорит, это на самом деле есть. Мы чуть было не поверили — и в замороженную Герду, и в благородного героя-красавца, и в этот страшный-страшный кукольный дом. Подозрительно, правда, что все они в фильме и говорят-то, как в сказке, речами красивыми, пышными, пустыми и давно-давно известными. Но все равно — чуть было не поверили, закричали: «Где, где такое есть?! Проведите нас туда! Уж мы-то разберемся с тварями смердящими!» Но сказочник не захотел ответить нам.Знаешь, дружок, сказка эта хоть и смешная, но ты ее лучше не смотри. Ну что тебе — мало американских расквашенных мозгов? Или вытекшего глаза не видел? Или руку пополам при тебе никто никому не ломал, так, чтобы косточки наружу? А, ты хочешь Домогарова посмотреть, героя нашего, Иванушку-дурачка? Да какая тебе разница — посмотри по телевизору «Марш Турецкого», он там точно такой же.Он везде такой, хоть турецкий, хоть польский. Он даже маски не меняет. Зачем? Он же такой мужественный и одухотворенный. Всегда и везде.Ладно, дружок, хватит с нас сказок. Запомни только одно, в жизни пригодится: кукла — это не всегда то, во что играют детишки. Взрослые дяди иногда тоже очень любят играть в «куклы».

Умирает зайчик мой

[b]В Доме Ханжонкова в эти дни проходит первый весенний фестиваль российского кино «Любить по-русски».[/b]Вообще любовь по национальному признаку — штука куда какая сомнительная, и тут можно всерьез поспорить с апологетами чисто русской любви. Впрочем, не время и не место сталкивать лбами сторонников любви отечественной и ее же, к примеру, норвежской. Хотя очень хочется, честно говоря, слегка охладить пыл тех, кто всерьез считает любовь по-русски некоей особенной категорией, вмещающей чистоту, искренность чувств, верность до гроба и умилительную необузданность. Но не будем. Давайте лучше о кино.В рамках фестиваля показали «Башмачника» Владимира Зайкина. «Башмачника» ждали долго — он должен был выйти год назад, но проклятые финансы портили все дело. Наконец увидели. Еще давно, рассказывая о своем новом фильме, Зайкин пообещал, что это будет первый российский комикс. И что самое смешное — не соврал. Правда, за то время, что фильм добирался до зрителя, другие режиссеры успели попотчевать нас этим жанром — взять хотя бы «Ивана-дурака», это ж вообще аж киберкомикс. Впрочем, многие режиссеры, снимая кино, не подозревают о том, что снимают комикс. Например, Дмитрий Месхиев со своей «Механической сюитой» попал почти в яблочко жанра. Только он об этом не знал, думая, что делает фильм с мощным моральным подтекстом. Сам, видимо, того не подозревая, пытается делать комиксы Анатолий Эйрамджан, но они вульгарны и несмешны.«Башмачник» хорош тем, что никакого подтекста в нем нет. Как нет и морали.Замысел «Башмачника» — вот он, на ладони: снять просто смешной фильм. Но избегая при этом запусканий тортом в лицо, падений в лужу во фраке и прочих примет чаплинских комедий. Главный герой, башмачник — продавец в обувном магазине (Сергей Горобченко), влюбляется в юную красавицу (Виктория Толстоганова), жену нового русского (Семен Фурман). Папаша башмачника — только что отмотавший очередной срок прохиндей, который случайно получает «заказ» на того самого нового русского. Дальше пересказывать нет смысла, потому что сюжет предельно раздроблен, хоть и связан единой линией — развивающейся любовью Антона-башмачникаи Алисы — новой русской. Ктото кого-то беспрестанно заказывает, однако жертве удается избежать смерти, а исполнителю — сурового наказания от заказчика. Чемоданы денег кочуют из рук в руки, никому в результате не доставшись. Все стреляют, все взрывается, герои один за другим падают с крыш, но крови за весь фильм не проливается ни капли. Актеры преувеличенно лицедействуют, рисуя своих персонажей одним-двумя мазками.Фильм напоминает скорее цирковую арену, где собралось непривычно большое количество Бимов и Бомов, разыгрывающих «пиф-паф, ой-ой-ой, умирает зайчик мой», после чего зайчик, как положено, радостно смывается в новую счастливую жизнь.Моментами получается действительно смешно, хотя комикс все же предполагает более прямые сюжетные линии. Скорее всего, «Башмачник» вызовет нарекания критики, и многие из этих нареканий окажутся справедливыми. Но, что ни говорите, Зайкину почти удалось соблюсти чистоту жанра, что вообще-то непросто всегда, а сейчас, когда российское кино окончательно запуталось в бесплодных поисках новых форм, это сложно вдвойне. «Что вы хотели сказать своим фильмом?» И знаете, иногда очень приятно услышать: «Ничего».

Слезоточивый туман

[b]Лента Рона Хоуарда номинирована по восьми позициям, в том числе и по основным – лучший фильм, лучший режиссер, лучшая мужская роль и пр. Тут хочется сразу сказать, что наши прокатчики опять решили поупражняться в вольном переводе – «The Beautiful Mind», как звучит название в оригинале, есть попросту не что иное, как «Блестящий ум». Что, кстати, вполне соответствует содержанию. Но они решили назвать фильм иначе – «Игры разума».[/b]Над картиной зритель будет рыдать так, что любой мексиканский сериал отдыхает. Фильм основан на реальных событиях и населен реальными людьми. Великий американский математик Джон Нэш действительно был болен тяжелой формой шизофрении, но титаническим усилием воли сумел не поддаться болезни и даже стал нобелевским лауреатом.Из великолепной истории мужества и любви Хоуард выжал все слезы, которые только возможно. Сначала долго смакуя внезапно обнаруженную болезнь Нэша, сделав его галлюцинации вторым главным героем фильма, режиссер в конечном итоге обрушивает на зрителя «мысль семейную»: победа Нэша над болезнью оказывается возможной в первейшую очередь благодаря самоотверженной любви Алисии, жены Нэша. Безмерное мужество и нечеловеческая сила воли главного героя уходят на второй план.Весь двухчасовой фильм, чуть ли не каждый эпизод, подчинен типично «оскаровской» задаче – выжать из зрительских глаз максимальное количество влаги. Вот идет Нэш, еще молодой, через двор Принстонского университета, где когдато учился. И хотя шизофрения, как известно, не сказывается на работе нижних конечностей, Нэш волочит ноги, как только что вставший с инвалидного кресла паралитик. К реальности это никакого отношения не имеет, зато слезу-то как вышибает! А вокруг бегают студенты и – о, жестокость молодости! – передразнивают несчастного. Рыдания железной рукой сдавливают горло, но надо беречь силы для финала, когда старый уже герой произносит речь на вручении Нобелевской премии. Тут можно не сдерживаться – кажется, даже члены королевской фамилии, присутствующие на церемонии и одурманенные лиризмом нэшевского выступления, готовы броситься герою на шею и оросить его белоснежнуюманишку каскадами слез.Вряд ли исполнителю главной роли Расселу Кроу светит «Оскар» — тут, как при любом распределении наград, своя политика. Талантливый австралийский актер (последние годы, правда, предпочитающий сниматься в Голливуде) получил статуэтку в прошлом году за «Гладиатора». Два года подряд держать в руке престижную награду разрешается в исключительных случаях. За 73-летнюю историю «Оскара» пока только два актера два года подряд становились обладателями вожделенной четырехкилограммовой фигурки – Спенсер Трэйси и Том Хэнкс. Но справедливости ради – Рассел Кроу играет почти виртуозно, хотя порой явно переигрывает, превращая своего героя то в веселого, то в грустного клоуна.С другой стороны, таковы требования заданной темы. В этом фильме вообще по актерской части «пережимают» практически все, но именно это и вызывает тот слезоточивый эффект, на который рассчитывал неглубокий, но достаточно профессиональный режиссер Рон Хоуард.Если не можешь вызвать эмоции изнутри, приходится пускать слезоточивый туман.

Скука-любовь

[b]На церемонии открытия VII международного кинофестиваля «Лики любви» сцена кинотеатра «Мир «Кинотавра», где происходило действо, была щедро украшена красными надувными сердечками, отчего зал стал похож на квартал красных фонарей. Впрочем, это отчасти соответствовало духу и букве фестиваля. На следующий день и до закрытия сдувшиеся сердечки понуро висели, напоминая использованные презервативы, что еще больше соответствовало духу фестиваля.[/b]Нынешние «Лики любви» огорчили своей непрезентабельностью. Ни одна из западных звезд не обозначилась на фестивальном небосклоне, хотя организаторы до последнего уповали на приезд «титанической» девушки Кейт Уинслет.Фильм «Айрис» с ее участием из программы убрали, поскольку английские продюсеры предпочли мировую премьеру в Берлине. Малопрезентабельной оказалась и президентская пара фестиваля – Алексей Гуськов и Лидия Вележева, выступившие на открытии с удручающе вульгарной речью на тему их собственных интимных отношений. И на закрытии – пара блеснула разве что тем, что Алексей уволок жену за сцену на руках. О самих фильмах – чуть позже, тем более что большинство из них откровенно разочаровали.«Лики любви» – фестиваль тематический, в мире полно мелких фестивалей, посвященных одной теме. Правда, аналогов нашим «Ликам» нет, это только в России додумались. И, наверное, можно было бы, имея в распоряжении такой, с позволения сказать, эксклюзивный фестиваль, распорядиться им с большей фантазией. Конечно, можно отдать дань скромности организаторов и отборщиков, решивших раз и навсегда, что «любовь» предполагает лишь отношения между мужчиной и женщиной. В высшем и чистом понимании этого слова — да. Но – «суха теория, мой друг, а древо жизни пышно зеленеет». Древо жизни, хочется напомнить, не только зеленеет, но и голубеет, и розовеет, и светится всеми цветами спектра. Она-то, любовь, и впрямь многолика — есть и великая любовь к жизни, и любовь матери к детям, и любовь к самому себе, и любовь к деньгам...Скажете, это совсем другая история? Отнюдь. Более того — думается, организаторы фестиваля отчасти готовы признаться в собственном консерватизме. Ничем другим нельзя объяснить, например, тот факт, что председателем жюри прошлого фестиваля был Удо Кир, известный актер и не менее известный гей.Ну ладно, это вопрос спорный, многие не согласятся. Однако зацикленность на обязательном присутствии в картинах пары мужчина/женщина приводит к тому, что в программу попадают фильмы вовсе даже не о любви, несмотря порой на изобилие половых актов на экране. Например, очень неплохая мексиканская картина «И твою маму тоже», в которой несть числа обнаженным причинным местам, вовсе не о любви как таковой – скорее о мелких бытовых сложностях, которые способны катастрофически отравлять жизнь юному поколению, видевшему до поры до времени жизнь лишь в розовом свете. (Этот фильм, кстати, получил на последнем Венецианском фестивале приз за лучший сценарий).Нет смысла подробно рассказывать обо всех конкурсных и внеконкурсных лентах – большая часть их забывается через десять минут. Серость и необязательность швейцарского «Намгяла», вторичность норвежской «Слишком длинной ночи», где слишком очевидные перепевы со знаменитым «Торжеством» Винтерберга режут слух, путаная эпатажность голландского «Объезда», откровенная голливудская банальность английской «Мечты»...Заранее раскрученные ирландские «Диско-свиньи» 25летней дебютантки Керстин Шеридан действительно приличны для дебюта. Но история несостоявшихся Бонни и Клайда, их патологическое стремление поставить себя вне условностей жизни, кончившееся трагически, — лишняя иллюстрация того, что ни свежих идей, ни новых художественных возможностей в запасниках режиссеров, чьи фильмы были отобраны на фестиваль, нет.Единственная картина, которая готова была примирить со скукой и консервативностью последних «Ликов...», — «Бо Ба Бу» узбекского режиссера Али Хамраева. Полуторачасовая лента-притча о двух пастухах, нашедших неизвестно откуда взявшуюся белокурую красавицу и поселивших ее у себя, стал истинным бриллиантом в дешевой оправе остальных фильмов. Звериная жестокость, удивительным образом смешанная с нежностью, счастье неожиданного обретения любви и трагизм потери и счастья, и любви, оригинальным образом преподнесенная мысль – пусть и не новая, – «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и вместе им не сойтись», великолепная актерская игра – все это, заметим, имеет только визуальное воплощение. Герои на протяжении фильма практически не произносят ни слова.Застарелое имперское сознание продолжает воротить нос от того кино, что в советские времена считалось «окраинным», – узбекского, туркменского, киргизского, и что нынче сто очков вперед даст российскому по своей глубине, философской мощи, классному стилю. Помилуйте, да зачем? Мы лучше поищем второсортицу, зато где-нибудь позападнее, по принципу «дай мне, Боже, что тебе негоже».Пожалуй, только словенский «Хлеб и молоко» о том, как семья, пройдя тяжкие испытания, учится вновь любить друг друга, стоит особняком. И посвоему неплох английский фильм «Яма» – психологический триллер о девочке, которая в прямом смысле по трупам карабкается к любви.И как прощальный привет – великолепный фильм англичанина Питера Каттанео «Подарок судьбы», показанный на закрытии. Увы, вне конкурса.Одним словом, «открытий чудных» в этом году «Лики любви» нам не принесли. Споров, яростных отрицаний и жгучих восторгов, какие в прошлом году клубились вокруг фильмов «Сука-любовь», «Остров», нынче не было.Вот такая скука-любовь.

ВЕЛИКИИ ПОЧИН

[i]Практически сразу после фильма «Подари мне лунный свет», носившего оттенок скандальности из-за того, что режиссер и сценарист убрали свои имена из титров, те же самые [b]Дмитрий Астрахан и Олег Данилов [/b]подарили нам совсем другой свет. Который если даже и светит, то уж точно не греет.«Желтый карлик» называется.[/i]Секундный экскурс в область астрономии: согласно ученой классификации Солнце относится именно к тем звездам, которые называют желтыми карликами, как это ни обидно слышать в адрес великого светила. А еще «Желтый карлик» — это название романа, который по молодости лет написал начинающий словоплет Владимир Жаровский ([b]Александр Абдулов[/b]) и на котором его карьера как серьезного писателя закончилась. Отныне и навеки он пишет ширпотреб, за что имеет массу поклонников и приятные материальные излишества.Жену свою ([b]Елена Проклова[/b]) не любит, зато нежно относится к сыну (хоть и сомневается – его ли?) и на пару с супругой обеспокоен тем, что отпрыск намерен жениться на даме старше его на десять лет, да еще работнице торговли ([b]Анна Легчилова[/b]). Чтобы уберечь дитя от хищницы, по просьбе жены писатель влюбляет в себя Вику-гастрономшу, влюбляется сам и даже собирается надоевшую жену бросать. Тут выясняется, что девица, хоть и любит писателя, но имеет свои виды: у нее, оказывается, восемь недель беременности, а любимый бросил, вот и ищет дурачка, с которым можно быстренько переспать, женить, а через семь месяцев вместе сокрушаться, что ребеночек недоношенным родился. После тревог и раздумий троица писатель-жена-гастрономша решают осчастливить-таки влюбленного сынишку, сокрыв от него на веки вечные, что первенец не его. Такая вот великая жертва со стороны писателя.И вот мечется по экрану стареющий работник пера, страдая от мысли, что на конкурсе чудаков на букву «м» занял бы второе место, потому что слишком уж он самый и есть. Кстати, на протяжении картины мне удалось насчитать со смаком произнесенное это слово (разумеется, в первозданном виде) девятнадцать раз. Возможно, их было больше. Все мечутся по заранее отведенным «орбитам»: писатель комплексует по любому поводу – начиная с творческой импотенции и заканчивая навязчивой, сто раз проговариваемой мыслью: «Никто не придет, никто не поможет»; жена-хабалка думает о шмотках, беспрестанно рыдает и в перерывах строит коварные планы, как и подобает классической экранной жене комплексующего интеллигента; торговый работник Вика весь фильм живет с широко открытыми глазами, навязчиво пытаясь убедить зрителя в своей неиспорченности.Всерьез разбирать эту картину все равно что восьмой раз за час приниматься ковырять в носу - пусть это делают те, кто надеется извлечь на свет Божий что-то доселе неизвестное. Право, не хочется занимать внимание читателя подробным анализом пустейших диалогов, скверной игры актеров, слабой операторской работы, которой вообще не видно, — словно любительская камера фиксирует ленивое мотание актеров по экрану. Хочется отметить только один примечательный факт: «Желтый карлик» – первая картина Дмитрия Астрахана, в которой он перестал стесняться халтурить. Великий режиссерский почин. Спасибо за смелость. Начиная с «Перекрестка», Астрахан все больше и больше примеривался к той роли в кино, что влекла его все эти годы, – режиссера, который наконецто поставит востребованный зрителем ширпотреб на конвейер.Конвейер не предполагает филигранной работы, а время и практика показали, что астрахановские творения аудитория готова принимать и в виде элементарной школьной табуретки. А почему — вот это интересно. Почему астрахановские мелодрамы «Все будет хорошо» и «Ты у меня одна» до последнего времени побивали рекорды по частоте показа по телевидению, обгоняя даже таких «монстров» кинопоказа, как «Кавказская пленница» и «Бриллиантовая рука»? Надо сказать, что картины Астрахана никогда не отличались ни оригинальным художественным языком, ни тонким психологизмом. Да и зачем все это режиссеру, снискавшему любовь народа слезоточивыми мелодрамами и телесериалом «Зал ожидания»? Начинал Астрахан, правда, серьезно. Первой его картиной была «Изыди!» – фильм о еврейских погромах начала века. Были «Из ада в ад» – тоже о национальных распрях, была «Четвертая планета» – не очень удачная фантасмагория а-ля Брэдбери, был «Контракт со смертью» – о современных врачах-вредителях. Но все это как-то не отложилось в памяти народной, зато она охотно оставила в своих анналах астрахановские мелодрамы.Думается, что в своем роде режиссер был первооткрывателем.Он первым из своего поколения понял, для кого и о чем нужно снимать картины. Еще восемь лет назад он сообразил, что чернуха и порнуха, разоблачения и обличения, выплеснувшиеся на экраны в перестроечный период и прочно обосновавшиеся там, на самом деле слишком мало интересуют тех, кто составляет подавляющее большинство населения России, — вчерашний советский народ. И не только тех, кто пострадал от вторгшейся демократии — пенсионеров, бюджетников, — но и тех, кто к тому моменту прочно утвердился на ниве зарабатывания денег.Если [b]Никита Михалков[/b], снимая «Сибирского цирюльника», беспрестанно доказывал, что делает фильм о России, какой она должна быть, то Астрахан в своих мелодрамах показывал человека, каким он должен быть.Безденежный инженер из фильма «Ты у меня одна» в прекрасном исполнении [b]Александра Збруева [/b]отказывается от заокеанской жизни с влюбленной в него молодой красоткой ради любви к не очень молодой и такой же безденежной жене, да еще все это происходит под ностальгическую песню [b]Юрия Визбора[/b]. Этого оказывается достаточно, чтобы утолить живущую во все времена в человеке жажду увидеть стабильность и стройность мира. Схематичность сюжета и ходульность характеров воспринимаются как простота, невнятность и несуразность чувств и поступков героев — как противоречивость и неоднозначность живых людей. Психологии и попыток анализа в картинах Астрахана – ноль, но строит он свои сюжеты так, что одним зрителям это невдомек, другие умышленно стараются этого не замечать, убаюкивая себя вечной песенкой об утраченных нравственных ценностях. И «Желтого карлика», между прочим, смотреть будут: ничто так охотно не находит приют в мягкой российской душе, не утешенной тугим кошельком, как выставленная на всеобщее обозрение поруганная нравственная ценность. Режиссер родился в правильной стране. Он прилежно заучил и сделал невидимым эпиграфом почти к каждому своему фильму бессмертные строки: «Ах, обмануть меня нетрудно, я сам обманываться рад!» Так уж, увы, устроен человек, и Дмитрий Астрахан знает это лучше многих других.

МЕХАНИЧЕСКАЯ ПЬЕСА ДЛЯ НАДТРЕСНУТОГО ПИАНИНО

[i]...В маленький городок Лыково под Питером отправился в командировку человек по имени Коля. Доехав до места, он скоропостижно скончался от инфаркта. Поскольку родственников у Коли нет, руководство завода, где он работал, отправляет в Лыково для доставки домой покойника двух сотрудников – непьющего положительного Маркеранца ([b]Сергей Гармаш[/b]) и пьющего, но деловитого Митягина ([b]Михаил Пореченков[/b]).[/i]В дороге, выпив за Колю, за страну, за женщин и пр., а заодно в приливе пьяной жалости отдав командировочные несчастной привокзальной библиотекарше ([b]Евгения Добровольская[/b]), к дверям морга приятели приходят без копейки. Ни гроб заказать, ни за перевозку трупа в багажном отделении заплатить.Остается напялить на покойника костюм, натянуть кепку поглубже, замотать шарфом, водрузить на посиневший нос темные очки – и на обнаружившуюся заначку купить три билета до Москвы. На беду, в купе с честной компанией оказывается зашуганный Эдик ([b]Константин Хабенский[/b]), перевозящий в чемоданчике украденное золото. Когда на стрелке покойник падает с верхней полки, Эдик решает, что тот умер только что от удара о стол, и, безумно боясь появления милиции, выбрасывает труп в окно.Вот в этом месте, еще на завязке, [b]Дмитрий Месхиев [/b]и выдохся, сделав, правда, из одной только завязки очень смешную, режиссерски и драматургически продуманную черную комедию.Предыдущие работы режиссера («Американка», «Женская собственность») не блистали мощным актерским составом, и даже отдельные приличные актерские «выходы» (Елена Сафонова, например, в «Женской собственности») казались удачными, но случайными приобретениями режиссера, не умеющего делать ставку на исполнителей и тем более создать команду. Но в «Механической сюите» каждый характер рождается из филигранной работы актеров, где один словно дополняет остальных, и в результате перед нами маленький, но с ювелирной скрупулезностью отлаженный механизм. Причем некоторые детали этого механизма мы видим впервые – неожиданно проявивший комедийный дар Константин Хабенский, так же неожиданно раскрывшийся Михаил Пореченков, которого после навязшего в зубах «Агента национальной безопасности» и в голову не приходило принимать всерьез. Что же касается Сергея Гармаша, то его способность к перевоплощению и так хорошо известна.Смешение жанров подвластно не каждому режиссеру. А уж для плавного перехода от черного фарса к дорожному детективу, от него – к лирической драме, дальше – к трагифарсу и естественным образом закончить на трагидраме, когда Маркеранц лежит при смерти, а циничный Митягин начинает смекать, что кроме водки и денег есть вещи более ценные, тут, извините, силенки нужны не месхиевские.Похоже, режиссера подвел вирус, поразивший многих нынешних молодых режиссеров, – отсутствие четкой внутренней определенности и порой нежелание эту определенность иметь вообще. Что снимать? Для кого снимать? Что хочешь сказать? Неважно. Были бы деньги, фантазия, хорошие актеры, раскрученные имена. Тогда и появляются бессмысленные ленты – фенечки вроде «Даун-хауса» Романа Качанова, фальшивки вроде «Праздника» Гарика Сукачева, высоколобая пустота вроде «Коллекционера» Юрия Грымова. Безусловно, новую картину Дмитрия Месхиева к подобной второсортице не отнесешь. Просто, начавшись оригинально и талантливо, «Механическая сюита» уже на втором шаге превратилась в нескончаемую пьесу для механического пианино – играть играет, но скучно-заведенно, уныло, как одинокая надтреснутая скрипочка. И зачем играет?

МОИ ГЕРОИ НАБЛЮДАЮТ ЗА МНОЙ

[i]Кто-то назвал Светлану Дружинину последним романтиком российского кино. Вряд ли это точное определение, но после Дружининой нашу российскую историю так, как сделала это она в «Гардемаринах», не романтизировал, пожалуй, никто. Тогда Светлана Сергеевна влюбилась в XVIII век и в знак этой любви ныне затеяла огромный, почти что немыслимый при нынешнем безденежье российского кино проект – 25-серийный исторический фильм «Тайны дворцовых переворотов». До того как стать режиссером, Дружинина побывала и балериной (училась в одном классе с Марисом Лиепой и Натальей Касаткиной), и актрисой (особенно прославилась ролями в фильмах «Дело было в Пенькове» и «Девчата»), и писателем. Была первой (!) ведущей, на пару с Михаилом Державиным, КВН. [/i][b]— Светлана Сергеевна, как получилось, что вы решительно меняли профессию за профессией? [/b]— Не могу сказать, что это было совсем уж умышленно. Все переходы были скорее продиктованы некими внешними причинами. Что касается профессии балерины, то она уже была у меня в руках, оставалось только защитить диплом. И вдруг — травма.Потом была актрисой.[b]— Причем удачливой. И вдруг все бросили и ушли в режиссуру.[/b]— Профессия артиста очень зависимая, я бы даже сказала — оскорбительная. Звездам в этом смысле проще. Но чтобы достичь по-настоящему звездного часа, порой через такое надо пройти! Я не захотела. Интриговать я не умею, подлостями не занималась.[b]— Вы хотите сказать, что режиссеру не надо интриговать, работать локтями? [/b]— Наверное, иногда и надо. Просто я никогда этого не делала. К тому же я сразу оказалась в несколько иной ситуации, чем многие мои коллеги по режиссуре. Я взялась за самый заброшенный тогда участок нашего кино — за музыкальные фильмы.Многие мужчины, которые брались за музыкальное кино, поначалу думали, что это так просто, весело, красиво — все поют, танцуют, ножки задирают. А потом выскакивали, как из кипящего котла. Можно по пальцам пересчитать, кто у нас этим занимался, — Квинихидзе, Нечаев, Юнгвальд-Хилькевич, Титов. Все. А на «Мосфильме» – только я.[b]— Все-таки в советские времена женщине-режиссеру пробиться было непросто. Характер у вас, судя по всему, боевой.[/b]— Самое сложное было пробиться в штат «Мосфильма». Никого не принимали. Тогдашний директор студии Сурин взял своего сына, режиссера Сашу Сурина. И таким образом штат закрыл. А в то время Юлия Солнцева, вдова Довженко, снимала ленту «Золотые ворота» и пригласила меня к себе вторым режиссером. Она тогда первая сказала: «Настаивайте, чтобы вас взяли в штат. Иначе будет очень трудно».[b]— В числе ваших профессий мы упомянули писательскую. У вас был удачный прозаический опыт, и даже строгий Шкловский тепло отозвался о вашем дебюте.[/b]— Действительно, писала. У меня даже была премия за лучший рассказ года. Он назывался «В Грузии все голубое».[b]— Сейчас грузины наверняка обиделись бы за такое название.[/b]– Ой, правда! Но тогда кто об этом думал? [b]— С чего у вас началось увлечение историей? [/b]— Не знаю, называть ли это увлечением. Историю я обожаю. Я обожаю музеи, когда там, кроме меня, никого нет. Слава богу, нам разрешают снимать в музеях — в Кусково, в Петергофе. В основном это происходит белыми ночами. Расходятся посетители, вокруг тишина, и на аллеях появляются Долгорукий, Остерман, Петр II с молодой женой.[b]— Я смотрю, у вас на столе и Сергей Соловьев, и беллетристика. Вам для работы ближе все-таки серьезные исследования? [/b]— Ну конечно. Я просто мистически бережно отношусь к материалу и к тем людям, о которых снимаю. Мне даже иногда кажется, что эти люди видят все, что я делаю, что они наблюдают за мной. Мы пишем сценарий «Тайн дворцовых переворотов» совместно с Павлом Финном. Он в основном тянет историческую канву, а я как женщина все воспринимаю эмоционально. Я люблю своих героев, проживаю с ними всю их жизнь и стараюсь чисто по-женски вдохнуть в них характер, человеческое естество.[b]— И на какой же стадии сейчас ваш проект? [/b]— Сейчас мы готовим перезапись четвертого фильма — «Падение Голиафа», то есть падение Меншикова.[b]— Вы, смотрю, сами сидите в студии звукозаписи, сами занимаетесь монтажом...[/b]— Это неправильно, конечно. Никита Михалков, например, сам не монтирует, отдает другим людям. А я вот все сама делаю.[b]— А кто снимается в «Тайнах...»? [/b]— Замечательные актеры! У нас получается такая полифоническая композиция. В первых сериях они появляются крупными планами, говорят по одной-две фразы, потом партия разрастается, каждый выходит на авансцену, «поет» свою арию, затем уходит и опять сливается с хором. Меншикова блестяще играет Сергей Шакуров. Кстати, Александр Данилыч оставил кучу денег за рубежом, они же с Петром играли на бирже и проводили потрясающие операции. Когда Анна Иоанновна об этом узнала, она попросила детей Меншикова вернуться, и тем самым Россия получила огромные средства. Вообще Меншиков — фигура загадочная, а то, что нам поведал Алексей Толстой (начитавшись Мережковского), — вымысел. Не был он никаким пирожником.[b]— Давайте немного отойдем от истории. Скажите, вас никогда не пытались втянуть в свои ряды феминистки? [/b]— Еще как пытались. Но у них ничего не получилось. Чтобы быть феминисткой, очевидно, надо иметь мужской характер. А у меня характер абсолютно бабский. Я женщина до мозга костей. Я люблю мужчин, они мне нравятся — а как иначе? [b]— Мужчин-то любите, а с одним мужем живете неприлично даже сказать сколько лет. И муж ваш, оператор Анатолий Мукасей, — куда какой интересный мужчина.[/b]— Бабы всегда его обожали. И он их тоже. Он обаятельный, кокетливый, великолепно снимал женщин. Но мы всю жизнь очень доверяем друг другу. Пококетничать — ради бога. Если мой муж не нравится другим женщинам, странно — почему он нравится мне? Ну приходилось ревновать. А как без этого? Но все равно каждый из нас всегда знал какую-то черту. Масса случаев было, когда то ему про меня, то мне про него что-нибудь рассказывали. Я всегда к этому спокойно относилась.Однажды, например, разнесся слух, что у меня роман. Тут же подсуетились друзья — давай, мол, мы морду набьем тому, кто этот слух пустил. Я сказала: «Не надо. Представляете, если про меня, пятидесятилетнюю бабу на костылях (а у меня тогда нога была сломана) и с огромным инфильтратом на ягодице из-за уколов, говорят, что я могу уложить в койку молодого красавца, — это ж какой комплимент для меня!» [b]— И все-таки согласно расхожему мнению о феминистках вы должны отвечать трем требованиям: курить, как паровоз, лихо водить машину и держать мужа под каблуком.[/b]— Курила я много лет. Причем начала еще по молодости, чтобы похудеть. Потом это вошло в привычку. Но 13 мая 1996 года я в одночасье бросила курить. Была очень трудная сцена на «Гардемаринах» — драка восемнадцати мужиков. Представляете, что такое 13 мая — сразу после сплошных майских праздников, все с похмелья, соображают плохо. Я сказала: «Если вы сыграете эту сцену, я тут же, у вас на глазах, бросаю курить». И все.[b]— Зато машину водите? [/b]— Увы! Есть права, добытые честным образом, не купленные. И я водила. Но муж как-то сказал: «Если хочешь, чтобы я прожил подольше, бросай водить. Ты бы только видела себя со стороны — ты беседуешь со всеми соседними водителями, с кем-то ссоришься, кому-то даешь советы, кого-то хвалишь. И никакой дороги для тебя не существует».[b]— Ваш сын, Михаил Мукасей, как и муж, тоже пошел по операторской стезе.[/b]– Он очень талантливый человек. И, по-моему, ему уже тесно в этих рамках. Ведь оператор — тоже достаточно зависимая профессия. Он сам чувствует, что уже перерос операторство. Я его периодически провоцирую — может, мол, тебе у меня поработать. Но на моих картинах уже работает старший Мукасей, а они оба лидеры по натуре. Как два «шефа» могут поделить площадку?

КИЛЛЕР ПОШЕЛ НА ГОЛГОФУ

[i]Постмодернистский кинодраматург [b]Константин Мурзенко[/b], известный сценариями картин «Тело будет предано земле, а старший мичман будет петь» и «Мама, не горюй!», попробовал себя в режиссуре, сняв фильм с нежным названием «Апрель».[/i]Апрель — это прозвище главного героя, Пети ([b]Евгений Стычкин[/b]), рыцаря московских улиц и подворотен, попавшего между двух огней: с милицией не дружит, а тут еще мафия наезжать начала — якобы Апрель стукач. И нелегкие бандитские пути-дорожки выводят юношу на стезю киллера. Предыдущие фильмы Мурзенко, точнее — фильмы, снятые по его сценариям, изобиловали сленгом невероятно. На них смело можно было группами водить начинающий криминалитет, изучающий диалектику не по Гегелю, а русский язык — не по Гоголю. В «Апреле» фени тоже более чем достаточно, но она уже не производит того — да простится мне — упоительного впечатления, как в «Маме...» и «Теле...». В «Апреле» Мурзенко решил заполнить экран вещами более эфемерными. Режиссер задумал поймать двух зайчиков: с одной стороны — снять фильм в условном жанре игры-мозаики-угадайки, собрав в нем немыслимое количество лоскутов-цитат из картин всех времен и народов; с другой — провести героя через несколько кругов ада в поисках правды. Первый зайчик — для зрителя, искушенного в кино, второй — просто для зрителя.Порой кажется, что режиссеру гораздо больше нравится играть в режиссерские ходы, чем погружаться в суть проблемы. Чисто игровые моменты, забавные вставки — например, крохотный эпизод с Ренатой Литвиновой, где она томно говорит по сотовому телефону с одним любовником, одновременно лаская другого.Или присутствие популярных певцов [b]Сергея Мазаева и Михаила Круга [/b]в ролях авторитетов, один покрупнее, другой — поменьше. Или [b]Александр Лазарев-младший [/b]в колоритной роли православного батюшки-бандита.Все эти «золотые вкрапления» смотрятся вполне органично, но отделаться от ощущения, что перед тобой свадебные генералы, все равно нельзя.«Апрель» — пожалуй, самый поэтичный криминальный фильм последних лет. Конечно, никуда не деться от некоторой романтизации главного героя, который на наших глазах за два часа совершает путь на свою Голгофу, по дороге очищаясь от скверны, что поселилась в нем с рождения. Если в первых кадрах перед нами — напуганное существо в дешевой ушанке, шарахающееся от ментов, то к концу картины вдруг оказывается, что парень-то мало того, что умен и силен, он просто симпатичен и даже сексапилен. Происходит чудесное, почти сказочное перерождение — вчерашний уголовник спасает детей, женщин, целую больницу и даже «заказанного» бизнесмена Володю ценой, между прочим, собственной свободы как минимум. А то и жизни.Во многом «Апрель» — зеркальное отражение «Брата».Вспомним: симпатичный Данила Багров с открытым взглядом на наших глазах шаг за шагом скукоживается до банального уголовника, проповедующего сомнительную философию, очень похожую на фашизм. А Петя Апрель, банальный уголовник, подспудно проповедующий тоже весьма сомнительные ценности, на наших глазах превращается в симпатичного героя с открытым взглядом. Безусловно, Данила — персонаж более жизненный, чем Петя. Показать падение гораздо проще, чем восхождение. Да и само восхождение надо совершать, тогда как падение совершается само. Мурзенко — вольно или невольно — своим фильмом и героем ставит с ног на голову постулат Балабанова-Багрова «Правда — это сила». Петя Апрель, который на протяжении фильма пытается разобраться, где же она, правда, как найти ее, не потеряв при этом все, что имел, все-таки ставит точку в своих поисках: «Сила — это правда». Ну что, Данила? Скромный уличный уголовник Апрель вызывает тебя на дуэль.Вряд ли «Апрель» станет культовым, как стал культовым его антипод — «Брат». Время пока еще требует интриг позаковыристей, героев — покруче и попроще, а философию — посомнительней. Но колокольчик прозвонил: с «Апрелем» мы получили маленькую оттепель и передышку, мы можем не бояться, что придет Данила Багров — и ему все поверят. Мы получили, наконец, стильное кино с хорошей актерской игрой, крепкой режиссурой, кино, которое постаралось без фальши и причитаний на тему загадочной русской души посмотреть в черноту сегодняшнего дня через незапотевшие очки.

МЫ ДЕТИ КУХАРОК И ПРАЧЕК

[i]Михаил Ефимович ШВЫДКОЙ сел в кресло министра культуры России 8 февраля 2000 года, то есть почти два года назад. До этого был председателем ВГТРК, до ВГТРК возглавлял канал «Культура», а еще раньше – замминистра культуры, театроведом, заместителем главного редактора журнала «Театр».Родился 5 сентября 1948 года в Киргизии. Окончил ГИТИС по специальности «театроведение».Почти сразу по назначении министром начал проводить в жизнь весьма радикальные решения. Многие его действия на посту министра, как-то: увольнение дирижера Светланова, ликвидация Госкино и другие, вызвали множество споров и недовольство в «культурных» кругах.Любезен, внешне демократичен (при нем в министерстве отменили пропускную систему) и энергичен (в течение нашего разговора почти утряс важный вопрос на международном уровне с привлечением главных раввинов двух государств и одного высокого должностного лица из ФСБ).[/i][b]МИНКУЛЬТ – ЭТО НЕ ФСБ– Михаил Ефимович, вы все-таки министр культуры и должны, наверное, знать, есть ли вообще такое понятие, как «культурное общество»? А то только и слышно: «в культурном обществе так не принято», «мы должны стремиться к тому, чтобы жить в культурном обществе» и т. п.[/b]– Само словосочетание, извините, мещанское. Что такое «культурное общество»? Высшее? Высшего общества у нас нет. Высшее общество предполагает некое постоянство, стабильность, а у нас высшее общество переменчиво. А если человек говорит, что он принадлежит к культурному обществу, то он по меньшей мере пошляк. Ну представьте себе, как кто-то говорит: «Я культурный человек». Ужас! Это все равно что говорить: «Мы, интеллигенция». Я, когда слышу такое, вздрагиваю. Если ты интеллигент, то тебе впору об этом молчать. Как говорил один из героев пьесы Горького «Дачники», «мы все дети кухарок и прачек». Мы только стараемся кем-то стать. Вся наша жизнь – попытка кем-то стать. Я не люблю выражение «Мы уже не товарищи, но еще не господа», но оно отчасти отражает реальность. И если человек говорит про себя, что он принадлежит к культурному обществу, что он интеллигент, это уже случай для патологоанатома.[b]– Про вас говорят, что вы – первый образованный министр культуры, плюс к тому же – первый открытый министр, светский...[/b]– Раньше время было другое.[b]– Ну не надо, вы пришли на эту должность сравнительно недавно, и у нас на тот момент уже был опыт наблюдения за постсоветскими министрами.[/b]– Екатерина Алексеевна Фурцева была очень открытой, и нельзя сказать, что она была необразованным человеком. Или про Демичева можно сказать, что он был необразован? [b]– Он был образованным химиком.[/b]– Ну да, а я ни одной химической формулы не помню.[b]– Это мешает вам быть министром культуры? [/b]– Да я, честно говоря, и не очень уж образованный. Правда.[b]– Унижение паче гордости. Ладно, бог с ней, с образованностью. Но с тем, что вы, повторяю, самый светский и самый открытый министр культуры за все прошедшие годы, даже вы не станете спорить. Это ваша умышленная политика или просто характер? [/b]– Знаете ли, министрами становятся на какое-то время. Как правило, недолгое. Ломать себя, чтобы стать «правильным» министром, – зачем? Единственное, что я умею хорошо делать, – это брать интервью, как вы, например. Ну и, соответственно, разговаривать с людьми. В недлинном перечне моих способностей это – лучшая. Этим я и зарабатываю на жизнь на телевидении. Я, наверное, и репортером был неплохим в свое время, и преподавателем – мне интересно общаться с людьми. Надеюсь, и им со мной не противно. А кроме того, при всей своей внешней открытости и болтливости я очень закрытый человек. Я живу совершенно своей жизнью, отдельно от «светского» портрета. К тому же Министерство культуры – это вам не ФСБ или Министерство обороны. К нам приходят самые разные люди, мы впускаем всех.[b]– И много приходят? [/b]— Конечно. Очень много! Особенно весной и осенью. К тому же люди, с которыми мы работаем, – это люди штучные, не всегда простые. Их раздражало бы, если бы в свое «собственное» министерство они ходили по пропускам.[b]ИСКУССТВО ОБЯЗАНО ДЕЛАТЬ БОЛЬНО– Извините, что все время приходится сравнивать вас с предшественниками, но вы, пожалуй, первый министр, чьи решения – порой весьма кардинальные – обсуждаются широко и в прессе, и в «кулуарах». За два года в министерском кресле вы нажили себе больше врагов, чем друзей. Кстати, почему вы начали с музыки – увольнение Светланова, потом Овчинникова, ректора консерватории? [/b]– Вы хотите спросить, почему я не начал с драматических театров? [b]– Или с кино (впрочем, кино было продолжением). Или с музеев.[/b]– Дело в том, что с музыкантами все было куда более запущено, чем с остальными. Их проблема – а это действительно проблема – в том, что они востребованы. Все нарывы в музыкальной жизни происходят именно из-за востребованности музыкантов на мировом рынке. В драматическом театре все гораздо проще. Я скажу сейчас, может быть, страшную вещь.Я прекрасно понимал, что нужно было что-то делать с МХАТом. Я долго готовил себя и подготовил к очень сложному разговору с Олегом Николаевичем Ефремовым. Но как более благородный человек он избавил меня от этого разговора таким вот страшным способом. Он был великий человек, великий режиссер, но из-за его болезни в театре творилось бог знает что. Понимаете, нельзя быть министром агонизирующей культуры.[b]– И по чьей же вине вверенная вам культура корчится в агонии? Озвучу расхожее мнение: по вине государства и, соответственно, тех крохотных средств, что оно выделяет на культуру.[/b]– А я считаю, что во многом это связано с самим сообществом.[b]– Вы имеете в виду творческое, культурное сообщество? [/b]– Конечно. Болезнь государства в первой половине 90-х годов предопределила и вседозволеность сообщества. Мы пытаемся ввести эту вседозволенность в какие-то рамки и напомнить, что театры, музеи, консерватории принадлежат государству. А только потом уже всем остальным. Тут и возникают разные сложности.Я прекрасно понимаю, что такое быть неблагодарным. Наряду с гордыней это один из самых страшных грехов. Но с другой стороны, я посажен здесь не для того, чтобы делать приятное. Как, помните, в старом анекдоте: «Не раскачивайся на папе, он не для того повесился, чтобы ты делал из него качели, а чтобы в доме было тихо». Так вот: я здесь, к сожалению, не для того, чтобы в доме было тихо. Или тогда тут будет кто-то другой вместо меня. А «тихо» делать бессмысленно – это будет губительно для культуры.[b]– Похоже, вы знаете, что нужно для культуры, что не будет для нее губительно. Очевидно, вы для себя это четко сформулировали. И точно так же вы, очевидно, наверняка знаете, зачем сидите в этом кресле. Может, поделитесь – какова ваша сверхзадача? [/b]– Честно? Ну ладно, хотя вам покажется это банальным и пафосным. Россия – великая держава. В России – великая культура. Но мы не умеем наследовать. Мы же все к чертовой матери транжирим.[b]– Значит, свою задачу вы видите в том, чтобы сохранять и наследовать? [/b]– Я просто хочу, чтобы было ясно, чего нельзя делать. Нельзя спекулировать на русской культуре. Мы утратили культуру наследования. А наследование требует тонкости и честности. Ведь в чем отличие массовой культуры от культуры в высоком понимании? Массовая культура всегда льстит и обществу, и потребителю. А настоящее искусство говорит правду. Массовая культура никогда не сделает больно. А искусство обязано делать больно. Я против хамской критики.Критика у нас действительно разнузданная. Ну как можно подойти к Светланову и сказать: «Вы плохой дирижер». Он великий дирижер! Другое дело, что бывают серии неудач, как бывают они у любого талантливого человека. Но к этому надо подходить тонко и нежно.[b]– Однако со Светлановым вы были не очень-то нежны.[/b]— Да, я его уволил, но я никогда не говорил, что он плохой дирижер. И его приглашение в Большой театр – это в том числе и удовлетворение моей просьбы, потому что я считал, что такой великий дирижер должен работать в России.[b]ТОЛКОВЫЕ ЛЮДИ НЕ БЕДСТВУЮТ– Я так понимаю, что врагов вы себе нажили не только в области музыки. Вот, например, со стороны московских властей есть к вам претензии. Злые языки говорят, что под крышей Минкульта чуть ли не риэлторская контора создается по использованию памятников культуры на территории Москвы.[/b]— Ну что за ерунда! Какая там риэлторская контора! Мы действительно создали агентство по управлению памятниками культуры совместно с Госкомимуществом. Потому что памятники в Москве не разграничены по собственности. Мы, кстати, по этому поводу встречались с Юрием Михайловичем Лужковым и договорились: памятник может быть федерального значения, но находиться в частных руках. Но тут нужен некий закон, который разграничивал бы право собственности. Я, например, считаю, что памятник федерального значения может означать только одно: каким образом к этому памятнику можно прикасаться, какие решения нужно принимать для того, чтобы этот памятник перестраивать, уменьшать в объемах или, наоборот, увеличивать. Все подобные действия надо согласовывать с Министерством культуры РФ. То есть собственник здания, которое считается памятником, должен знать, что любые изменения должны быть согласованы с правительством.[b]– При этом само Министерство культуры сидит в здании, которое трудно назвать не то что памятником...[/b]– Его-то и домом трудно назвать. Но я сознательно никуда не двигаюсь, потому что пока в культуре плохо, пусть и министерство наше тоже плохо поживет. Так вот, что касается памятников, то тут конфликт односторонний. Москва сказала: все памятники, которые находятся на моей территории, – мои. Это справедливо? ГУМ, ЦУМ, Пассаж – это же, по сути, федеральные здания. Никто же не отменял Декрет 18-го года о национализации.[b]– Но все-таки важнейшим из искусств для нас является кино. Видимо, и для вас тоже, коль скоро вы «подмяли» под себя, то есть под Минкульт, Госкино. Что это было – гигантомания, истинная забота о российском кино или все же интерес к киностудиям, которые можно акционировать и зарабатывать на этом деньги? [/b]– Поверьте, никакого частного интереса к студиям у меня нет и быть не может. Сегодня становится очевидным, что без больших инвестиций российское кино не будет дееспособным. Смотрите – при том, что бюджет культуры увеличен лишь на 61 процент, бюджет кино увеличен вдвое.[b]– Можно совершенно обывательский вопрос? Музеи бедствуют, библиотеки бедствуют. А может, пойти по самому простому пути? Может, продать что-нибудь из шедевров, хранящихся в запасниках той же Третьяковки, Эрмитажа...[/b]– Это порочный, катастрофичный путь. С чего вы взяли, что Третьяковка бедствует, что Эрмитаж бедствует, что Пушкинский музей бедствует? На самом деле главные музеи и библиотеки страны совсем не бедствуют, это миф, они зарабатывают приличные деньги. Вообще, как я думаю, люди толковые не бедствуют. Другое дело, что бедствуют, конечно, уездные музеи, уездные библиотеки. А продавать картины – ужасный путь. Никого это не спасет. Это все равно что продавать нефть – она же скоро кончится.[b]– Не при нашей жизни.[/b]— Тем себя и успокаиваем. Напрасно.[b]КУЛЬТУРНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ– Не скучаете по театру? [/b]– Театр – это потерянный рай. В театр мне не вернуться никогда, ученым серьезным не стать. Но самое безоблачное время жизни, самое защищенное, это было, конечно, время, когда я работал в журнале «Театр». А потом уже началась настоящая, взрослая жизнь.[b]– А бывает так, что руки чешутся написать рецензию? [/b]– Я не имею права писать рецензии, я могу писать только о том, что мне нравится. Хотя писать, конечно, хочется. Но не рецензии. Хочется писать книги. Вот, например, сейчас занимаюсь темой «Психология бессознательного в искусстве 20-х годов». Но я работаю министром и успевать все не в состоянии.[b]– Ну на пенсии займетесь.[/b]– Если доживу.[b]– Когда вы стали министром и при этом продолжали вести на канале «Культура» «После новостей», никто не удивился, хотя не помню прецедента, чтобы министр у нас вел телепередачу. Тем не менее ваше ежедневное появление в телеэфире было органично. Но вот вы появились на том же канале в качестве ведущего ток-шоу с этаким хунвейбинским названием «Культурная революция», в неофициальном «прикиде», наприглашали в студию диджеев с MTV и прочий народ. Это-то вам зачем нужно? Популярности недостает? Денежек хочется? [/b]– Когда канал «Культура» прекратил выпуск «После новостей», мне предложили придумать для себя какую-нибудь программу. Я сразу решил, что это будет ток-шоу. Название мы придумали вместе с продюсерским центром «Игра» – действительно немножко хулиганское название. Лишней популярности мне не надо. Денег... Не помешают, конечно, но не они тут главное. Просто свою работу на телевидении, свое новое ток-шоу я считаю продолжением работы министра, потому что в нем я могу привлекать внимание общества к проблемам культуры.[b]– Мой сын, увидев вашу программу, сразу спросил: «А что это за «расколбас» такой на заднем плане? Что за нелепые фигуры – у них ломка, что ли?» Не слишком ли претенциозное оформление? [/b]– У этих странных фигур на заднем плане действительно что-то вроде ломки. Эти фигуры символизируют людей, которые мучаются, ищут себя, ломаются. Ну и словечко – «расколбас»! [b]– Молодежное. Культурная революция на дворе, вам ли не знать. Так вот, зачем культурной передаче такое красно-сине-вычурное оформление? [/b]– Нет ничего окончательного, все будет меняться. Мы дали себе срок – три месяца. Пока надо посмотреть, как она развивается изнутри. Вы знаете, на канале «Культура» почти каждый день показывают хорошее кино, здесь много хороших передач, и моя среди них – не лучшая. Но у нее, как ни странно это покажется, очень высокий рейтинг.[b]– Еще бы, министра в телеведущих не часто увидишь.[/b]– Думаю, что дело не во мне.[b]– Думаю, что дело именно в вас.[/b]Нет, я правда считаю, что людям надоело слушать про бытовые и семейные проблемы, хочется наконец о культуре поговорить. Не надо нашу публику считать глупее, чем она есть.[b]Я ЖЕ НЕ НАПРЯГАЮСЬ– Наверное, смена министерского кабинета на телестудию, как и вообще любая смена обстановки, благотворно сказывается на нервной системе. То есть для вас телевидение – своего рода отдых от основной работы. А вообще вы любите отдыхать, расслабляться, ничего не делать? [/b]– Знаете, такая старая байка есть. Человека спрашивают, как он любит расслабляться, и приводят массу вариантов – от водки до катания на яхте. На что тот отвечает: «А зачем? Я же не напрягаюсь». Вот так и я. Нет, серьезно, я просто меняю род деятельности. Ну раз в год на три-четыре дня веду совершенно биологический образ жизни – ничего не делаю, сплю, читаю.[b]– Что вы читаете? [/b]– Ой, да что получится. От Ницше до Кандинского, от Акунина до Шопенгауэра. Могу только сказать, что когда работаю, читаю всякую ерунду, а на отдыхе – умную литературу. Так, в течение года в основном читаю толстые журналы.[b]– А детективы? [/b]– Они мне интересны как феномен городской литературы, в ней многие тенденции нашей жизни отражаются, причем по большей части вне всяких усилий на то автора. Как сказал один умный человек, «хороший любовный роман должен быть написан плохо».[b]– Отпуск, наверное, любите на море проводить? [/b]– Во-первых, я не хожу в отпуск. Так, дня на три вырвусь куда-нибудь. Во-вторых, отдыхать люблю в деревне. Неважно, где эта деревня находится.[b]– Понимаю. Сама не прочь отдохнуть в тихой деревушке под Марселем или Ниццей.[/b]– Ну уж нет! Тогда уж какая-нибудь рыбацкая деревушка в Бретани. Главное – чтобы никого поблизости не было. У нас есть друзья – семейная пара Виктор Лошак, главный редактор «Московских новостей», и его жена, так вот, мы любим просто садиться в машину и куда-нибудь ехать.[b]– Положим, в Бретань таким образом не уедешь.[/b]– Зато недавно съездили в Суздаль.[b]– Вы хорошо водите машину или уже забыли, как это делается, – у вас же водитель? [/b]– Машину я вожу хорошо и давно. И очень люблю, кстати. Когда не было денег, машина меня здорово выручала.[b]– Извозом занимались, хотите сказать? [/b]– Можно и так сказать. Сейчас у меня «Фольксваген-пассат», отличная машина.[b]– Новый год где собираетесь встречать? [/b]– Дома. Не люблю широких компаний в этот праздник. К тому же у меня старенькие родители, надо и с ними побыть.[b]– Какого будущего вы хотели бы для ваших детей? [/b]– Они у меня достаточно взрослые, чтобы самим идти к тому будущему, которое для себя задумали. Старший сын окончил экономический факультет ГИТИСа, ему 28 лет, он долго мыкался, искал себя, снимался в кино, сейчас занимается продюсированием спектаклей. Маленький заканчивает МГИМО, юридический факультет, но юриспруденцией заниматься не хочет и уже сейчас работает в рекламной конторе.[b]– А вообще к молодежи у вас тоже масса претензий, как у многих гуманитариев, – мол, не читают, пишут с ошибками и т. п.? [/b]– Ну что вы! Они гораздо лучше нас. Они умнее, образованнее, владеют таким количеством информации, что нам и не снилось.[b]– Напоследок скажите, Михаил Ефимович, есть ли какое-то задуманное вами дело, довершив которое, вы могли бы сказать: «Я сделал все, что мог, теперь ищите другого министра культуры. А я удаляюсь»? [/b]– Вынужден вас огорчить. В культуре такая прорва дел, что мысли, подобной той, о которой вы спрашиваете, у меня нет. Самое главное для меня сейчас – попытаться заново осмыслить экономику культуры, кадровую политику, провести системное реформирование. Тяжелейшая проблема. Только-только начинаю к ней подступаться. Еще никому не говорил об этом замысле, даже начальству, вам – первой. Мы же в культуре до сих пор живем по законам социализма, ничего здесь не изменилось.А если говорить о конкретных вещах, то надо закончить реконструкцию Большого театра, Мариинского, Новосибирского, начать рекострукцию Большого зала консерватории, да так, чтобы концерты не прекращались. Короче, если бы министра выгоняли после того, как он что-то сделает, лет пять-десять я бы еще просидел. Но думаю, выгонят гораздо раньше.

ВТОРОСТЕПЕННЫЙ СИНДРОМ

[i][b]Кира Муратова [/b]– из тех режиссеров, чье творчество можно либо безоговорочно принимать, либо так же безоговорочно не принимать.Третьего не дано. Муратова, как ни странно это может прозвучать, – абсолютно ясный, с точки зрения мысли, эмоций и художественных средств, режиссер. В ее картинах нет, сколько бы ни искали дотошные зрители и недоброжелательные киночиновники, подводных камней, с трудом поддающихся расшифровке символов, запутанных противоречивых образов.Насчет Муратовой любят порассуждать и поспорить – любит она людей или не любит, и кого она любит больше – людей или лошадей. Новый фильм режиссера «Второстепенные люди», кажется, ни у кого не должен оставить сомнений: любит она людей, любит. Любит нежно, но рассудительно, трогательно, вместе с тем язвительно, без колебаний вынося на зрительский суд всю человеческую дурость и абсурдность и тут же прощая, не глядя.[/i]Закрученный и сам по себе забавный сюжет, по сути, никакой смысловой нагрузки не несет.Участковый врач ([b]Сергей Четвертков[/b], он же и соавтор сценария) оказывается случайным убийцей – толкает пьяного агрессивного Васю, дабы угомонить слегка, а тот валится замертво. Сожительница Васи, домработница в недостроенном доме нового русского (точнее – нового украинца, фильм-то снят на Украине, где все и происходит) Вера ([b]Наталья Бузько[/b], звезда комик-группы «Маски-шоу») ни за что не хочет идти в милицию и, пристав к доктору как банный лист, вовлекает его в долгое приключение с трупом в большой хозяйственной сумке. Правда, большую часть своих похождений с трупом Вера проделывает в компании со сбежавшим из психбольницы юным дебилом Мишей ([b]Филипп Панов[/b]), безоговорочно поверившим, что в сумке – труп любимой Вериной собаки, которую следует похоронить подальше от людских глаз.Труп, назойливым лейтмотивом катающийся по фильму в сумке, сам по себе не привносит ни тягостного ощущения, ни чернушного оттенка. Весь эмоциональный тон картины с самого начала дает уверенность в исключительной нереальности происходящего, которая парадоксальным образом зиждется на исключительной же реальности. Все похоже на сон – страшный, но веселый. Страшный – потому что слишком много кругом трупов, опасностей, преследующих героиню эксгибиционистов, сумасшедших, толпами гуляющих по городу. Веселый – потому что это сон на грани пробуждения, сейчас откроешь глаза – и никакого тебе трупа. Все словно понарошку. Так и происходит: Вася чудесным образом оживает в сумке, брошенной в камеру хранения в аэропорту; еще один персонаж, потенциальный труп в багажнике невообразимого белого лимузина, одетый в нацистскую форму, которого богатое «лицо кавказской национальности» Жан ([b]Жан Даниэль[/b]) со своим телохранителем никак не решатся прикончить, избавляет их от мук и так же благополучно, без посторонней помощи, отдает богу душу. Вероятно, судьба его вполне заслуженна – ведь он так измывался над Жаном, когда они в незапамятные времена вместе работали в школе.Многократно повторяющиеся, как на заезженной пластинке, фразы и фразочки по большей части абсолютно бессмысленные – один из основных муратовских ходов. «Плохих людей убивать можно, деревья – нельзя! Плохих людей убивать можно, деревья – нельзя!» – до изнеможения кричит Вера Мише, ломающему деревце. «Мертвым быть хуже, чем живым, а живым быть лучше», – и на протяжении двух минут звучит и звучит этот постулат, закольцовывая ситуацию, придавая ей еще большую фарсовость, абсурдность и умышленно провинциальную театральность. Вся наша жизнь, – это жизнь на провинции жизни, на ее периферии, на ее грани с театром. И все мы, главные герои этой странной, убогой и интересной жизни – люди абсолютно второстепенные. И переживания наши – второстепенные, потому что, наверное, где-то есть и главные люди с их главными переживаниями. Они не задаются идиотскими вопросами – вроде того, насколько быть мертвым хуже, чем живым, и не обременяют себя идиотскими проблемами – вроде того, чтобы грохнуть физкультурника за слишком удобный график работы. Они не катают тяжелые сумки с трупом, то и дело натыкаясь на молчаливого эксгибициониста, не берут себе в напарники дебила и не целуются взасос с влюбленными в них обезьянами (ах, до чего же эротичен этот обезьяний поцелуй, который животное дарит своему бывшему хозяину, а уж как хозяин отвечает на него – крупным планом, долго, подробно, используя все возможности своего языка! У-уф!).А других людей – НЕстранных – в фильме нет. То ли их нет вообще, то ли не попали они в фильм в силу своей невторостепенности.

Знаменитость предпочитает подвал

[b]На премьеру в Доме кино в воскресенье приглашены воспитанники детских домов, кадетских училищ и военнослужащие Высшей школы военного собаководства, а также министр культуры Михаил Швыдкой и даже вице-премьер Валентина Матвиенко. Потому что очень давно у нас не появлялось новых детских фильмов.[/b]Картина режиссера-дебютанта выходит как нельзя вовремя – ведь президент Путин уже «поднял вопрос» о беспризорных детях. Так что, с точки зрения политкорректности, все путем.Детдомовец Шурка Калашников подбирает потерявшегося щенка овчарки и дает ему имя Спартак. Однако директор детдома ([b]Андрей Панин[/b]) велит щенка изгнать, ну а Шурка, не желая терять лучшего друга, уходит вместе с ним. Так он становится беспризорным, мыкается со своим псом по компаниям таких же бездомных, то попадает на работу к крутой бизнесменше – владелице элитарной гостиницы для собак (И[b]рина Розанова[/b]), то становится сыном полка под мудрым контролем командира ([b]Владимир Меньшов[/b]). Под конец натасканная в армии собака обезвреживает на вокзале террористов с целой сумкой взрывчатки, мальчик становится знаменитостью, но взамен открывшихся светлых путей выбирает подвал, где обитают старые приятели-беспризорники.Фильм, где есть дети и животные, не может не быть милым. «Спартак и Калашников» — фильм безусловно милый, настолько милый, что, думается, при слишком очевидной серьезности темы мог бы быть и чуть менее милым. Картина про беспризорных детей вызывает умиление, местами смех, романтика бродячей жизни и крепкой подвальной дружбы радует глаз. Беспризорники на экране вполне приличные ребята, они не матерятся, хоть иногда и дерутся, но, в общем, относятся друг к другу нежно. Кроме того, жизнь их, очевидно, вообще не слишком черна, коль скоро они позволяют себе, например, затянувшись пару раз, выбросить сигарету. Тут вроде не только на сигареты хватает, а ведь все равно – порой отвлечет кто, так ведь пожалеешь начатую сигаретку, забычкуешь.Тема ясна, проблема поставлена: беспризорные дети никому не нужны. Из всех детей для нас важнейшими являются свои. До остальных дела нет. Директор детдома – жуликоватый равнодушный тип, словно вышедший из какого-нибудь сюжета киножурнала «Фитиль» образца 70-х; бизнесменша тоже никак не желает вникать во внутренний мир мальчика; полковник вроде бы ничего, душевный, но – видит Бог – степень его душевности зашкаливает, не по-полковничьи это как-то.«Спартак и Калашников» сделан с легкостью необыкновенной, особенно если учесть, что Андрей Прошкин – дебютант. Для дебютанта – предельно удачно.Ребята подобраны с толком, хотя слегка угнетает их явная «типажность», граничащая со штампом; Розанова, Панин, Меньшов – каждый хорош, впрочем, как всегда. Художник и оператор постарались – фильм изобилует сочными съемками Москвы, емкими и подробными картинками быта. А уж второй главный герой – овчарка Спартак – поистине талантливейший актер. Вроде все очень даже неплохо, но… Но вот засел неприятный осадок, и ничего с ним не сделаешь.Воля ваша, есть темы, к которым стоит подходить предельно деликатно. Наверняка и фильм о беспризорных детях можно сделать легко, с юмором. Но и легкость, и юмор, и романтика свободы в этом случае не должны быть самодостаточными. Уходить из зала после фильма о беспризорниках с легким сердцем? Увольте, это не та легкость, которой так хочется в жизни. Только не хотелось бы слышать возражений, что, мол, про войну ой-ой-ой какие комедии снимали – «Небесный тихоход», «Беспокойное хозяйство», «В шесть часов вечера после войны» и пр. Это из другой оперы. То была война, общая трагедия, боль, не обошедшая ни одного человека в стране. Искусство было призвано на помощь как врачпсихотерапевт. В случае с брошенными детьми психотерапевт не нужен. Потому что, кажется, не очень-то они нас волнуют.Возможно, Андрей Прошкин ждал от самого себя других акцентов, а от фильма – другого эффекта. По крайней мере хотелось бы надеяться, что это так.

Звезда! Я Земля!

[b]Они шли, обессиленные, и не знали, дойдут ли. Но не это уже было важно. Важно было то, что сосредоточившаяся в этих лесах, чтобы нанести удар исподтишка по советским войскам, отборная дивизия с громким именем «Викинг» обречена на гибель». «Они» — это оставшиеся в живых четверо разведчиков под командованием лейтенанта Травкина, отправленные в немецкий тыл, чтобы узнать о планах противника.[/b]Герои популярнейшей после войны повести Эммануила Казакевича «Звезда», так и не вернувшиеся с задания, но поломавшие планы фашистов по прорыву нашей линии фронта. Простой рассказ о семерых совсем молоденьких, нецелованных ребятах, сгинувших безвестно в топких болотах, успев только передать то, что узнали в немецком тылу. И никто не знает, как погибли, где погибли, да и сами они точно не знали, за что гибнут. Знали только, что за Родину. Им хватало этого знания, чтобы пойти на смерть.В фильме режиссера Николая Лебедева от повести, от ее пафоса, от характеров героев, да и от самих героев ничего не осталось.Очень вольное переложение позволило донельзя изменить сюжет, оставив лишь главную линию – ушли и не вернулись. И связистку Катю, влюбленную в Травкина, сидящую у рации без сна, с механическим отчаянием повторяющую: «Звезда, Звезда! Я Земля. Ответьте Земле, Звезда».«Звезду» создавали ударными силами. Сначала «Мосфильм» задумал снять фильм о Великой Отечественной. Директор студии [b]Карен Шахназаров [/b]нашел материал – повесть Казакевича. Потом долго искали режиссера и остановились на [b]Николае Лебедеве [/b](«Змеиный источник», «Поклонник»), человеке молодом, сколь способном, столь и далеко не всеми любимом. Его хичкоковски жутковатый «Змеиный источник» прополоскали в прессе изрядно, «Поклонника» – тоже, и многие не верили, что Лебедев – именно тот из молодых, кто снимет достойный фильм о войне. В помощь Лебедеву призвали маститых сценаристов, кто-то из них отказался, но согласился переделать сценарий [b]Евгений Григорьев [/b](недавно ушедший замечательный сценарист) да слегка приложил руку [b]Александр Бородянский[/b]. Так что в титрах сценаристов аж трое. Сам Шахназаров спродюсировал, Госкино дало деньги. Одним словом, к «Звезде» подошли как к акции государственного значения, выкатив ее как тяжелую артиллерию против барахла отечественного производства. Эту задачу фильм, безусловно, выполнил. Даже очень серьезные и въедливые кинокритики истово и долго аплодировали на премьере, тайком смахивая слезу, а в фойе устремлялись к растроганному Лебедеву с поздравлениями. И было это предельно искренне. И было это в определенном смысле справедливо. Потому что Карен Шахназаров и Николай Лебедев со товарищи вернули нас в привычное советское кино, представив далеко не худший его образец, отбросив притянутую за уши и дурновато пахнущую эфемерную национальную идею, дав взамен простой и лаконичный, снятый по всем правилам военного боевика-мелодрамы фильм, абсолютно чистый, как души этих мальчишек.Здесь есть совершенно определенные враги – фашисты, и никому не придет в голову сомневаться в том, кто виноват, что они стали врагами, как это происходит с чеченцами. А значит, не приходится сомневаться в том, что убивающие врага – герои. Здесь нет и намека на выспреннюю «русскость», которая многое объясняет. Здесь никому ничего не надо объяснять. Все ясно как дважды два.Не знаю, кто как, но автор этих строк давно не испытывала такого эмоционального напряжения, как на премьере «Звезды», – до боли вцеплялась в ручки кресла, когда героям грозила опасность; вместе с другими облегченно вздыхала, когда фашист, не дойдя полуметра до затаившихся разведчиков, разворачивался и уходил; боролась с подступавшим к горлу комом, когда один за другим гибли ребята. А когда лейтенант Травкин произносит перед смертью – без страха, но с горечью и даже обидой – «Умиратьто как не хочется!», предательский ком в горле грозит разродиться крупной слезой.И ребята-то как подобраны! Лейтенант Травкин (совсем молодой актер [b]Игорь Петренко[/b]), чем-то похожий на Тома Круза, сто очков тому вперед даст. Глаза – что два огня, красавец, мужественный – куда там Тому с его масленым взором. В фильме, правда, скорее есть смысл говорить о типажах, нежели о персонажах и характерах. В этом смысле «Звезда» Казакевича и «Звезда» Лебедева – Шахназарова рядом не стояли. В картине нет ничего, напоминающего человеческие отношения. Что было у Казакевича, кстати. Все подчинено одной сверхзадаче – показать героизм и незамаранную душевную чистоту этих ребят. Героизм, как известно, лучше всего показать в бою. Поэтому герои гибнут, если можно так выразиться, самым подробным образом (в книге, кстати, четверо поначалу остались в живых, и что с ними потом произошло, никто не знает), под красивую музыку [b]Алексея Рыбникова[/b], без натуралистических деталей. Красивый, духоподъемный фильм о красивых людях. Словно мы начали историю Великой Отечественной войны с чистого листа. Словно не было Астафьева… Ну что ж, не всем быть врачами, говорящими страшную правду. Пусть снятая по голливудским лекалам война «с парадного входа», но наполненная благородством, просто необходима. Да, это наш адекватный ответ «Рядовому Райану», «Тонкой красной линии», «Перл Харбору» и пр. Ребята, не забывайте, кто выиграл Вторую мировую.Это во-первых. А во-вторых, нет никакого сомнения, что этот фильм при умелой его раскрутке будут смотреть, на него будут ходить. А это значит, что наши исторически безграмотные дети и – тем паче – внуки получат хоть какое-то представление о том, что творилось в нашей стране шестьдесят лет назад, и поймут, куда делся молодой прадедушка в военной гимнастерке с фотографии.

Никто ничего не боялся!

[b]Владимир Хотиненко, поставивший такие фильмы, как «Зеркало для героя», «Макаров», «Мусульманин», «Страстной бульвар», отмечает свое 50-летие.[/b]Для Хотиненко-режиссера это немного — ведь он пришел в кино, когда ему было за тридцать. Так что Владимира Ивановича вполне еще можно считать молодым режиссером. Несмотря на солидную внешность, он очень эмоционален и даже смешлив. К 50 годам так и не научился водить машину и пользоваться Интернетом. За него это делает жена Татьяна. «Следстивие ведут Знатоки» – самое рискованное предприятие, в котором я когда-либо участвовал».[b]— Недавно я вычитала интересную вещь: кто-то подсчитал, что на протяжении последнего десятилетия самыми популярными словами в названиях российских фильмов были «любовь» (с очень большим отрывом), «русский» и «смерть». Как вам кажется, Владимир Иванович, это о чем-нибудь говорит?[/b]— Меня радует, что «любовь» на первом месте. Вот если бы на первом месте была «смерть» или «кровь», это было бы хуже. «Русский» и «смерть» отражают наши реалии. Русский — это защита национального достоинства. Не зря же так популярны были балабановские картины — там была попытка защитить честь и достоинство нации. Я бы, правда, к этому списку добавил еще слово «страх». Слишком много его сейчас, причем он не явный, а подкожный такой, всобъемлющий, вязкий.[b]— Вам сейчас страшнее жить, чем, допустим, 20—25 лет назад?[/b]— Я бы позволил себе тот страх, «советский», назвать романтическим, интеллектуальным. Это ведь была почти игра в страх.[b]— Ощущение того легкого, романтического, как вы выразились, страха хорошо чувствуется в вашей картине «Зеркало для героя».[/b]— За что и был тогда многими руган. Мне ставили в вину, что уж больно все светло в этом фильме, что в сталинские времена, мол, была страшная, гнетущая атмосфера, что все всего боялись. Черта с два! Никто ничего не боялся.Несмотря на все недостатки застойного времени, уж чего-чего, а покоя там было куда больше, чем сейчас. Был интеллигентский страх среди тех, кто понимал. Но таких были единицы, поэтому переносить страх на весь народ нельзя: народ строил коммунизм и выходил на улицу с плакатами «Расстрелять!».[b]— Три года, как я знаю, вы работали над фильмом «Третий Рим». И вдруг на последнем этапе остановились. Что случилось?[/b]— Мне оставалось совсем чуть-чуть доснять. Но кончились деньги, кончились силы у продюсера. Мне казалось, что тема, которую я поднимаю в этой картине, — тема государственная. И я решил, что Госкино немного поможет. Но в Госкино тоже ведь демократия. Там существует экспертное жюри, которое, посмотрев мой материал, сказало, что я их не удивил. И денег мне не дали.[b]— Видимо, они дают деньги только в состоянии крайнего удивления.[/b]— В тот день их не удивил еще и Саша Котт, мой ученик, который, кстати, потом за свою картину «Ехали два шофера» получил приз за лучшую режиссуру на «Киношоке». И не удивил Бодров-младший фильмом «Сестры», который за эту картину получил «Золотого Овна» за лучший дебют. Но если для Бодрова и Котта продюсер Сергей Сельянов все же нашел деньги, то у меня все гораздо хуже.Колоссальная сложность заключается в том, что у меня в этом фильме снимались дети. А они же растут! Сейчас вроде обещали деньги, вот теперь буду выкручиваться, искать какие-то ходы, чтобы не загубить фильм, снятый на 90 процентов. Это была бы глупость полная, нонсенс. И как я детям в глаза смотреть буду? [b]— Ваши картины никогда не становились явлением массовой культуры. Они слишком индивидуальны, чтобы найти путь к публике в широком смысле этого слова...[/b]— А мне хочется.[b]— Не для этого ли вы пошли на телевидение?[/b]– Именно для этого. К тому же то, что я сейчас делаю, — продолжение легендарного сериала «Следствие ведут Знатоки» — вообще особый случай. Для меня это попытка другими средствами определить, могу я еще разговаривать с людьми или нет. Режиссер – как футболист: если чувствуешь, что больше не получается, надо уходить с поля. Так и я — когда увидел, что больше не могу разговаривать через кино, предпочел телевидение.[b]— Согласитесь, к сериалам-то отношение у нас снисходительное.[/b]— И сам так же относился. Но у меня и случай особый — я взялся за продолжение легенды! Пожалуй, это самое рискованное предприятие, в котором я когда-либо участвовал.[b]— Могу себе представить. Один только момент — умерла Эльза Леждей – чего стоит. Из этого еще надо выкрутиться достойно.[/b]— Жутко сложная ситуация. Вначале рассказывается о том, что героиня Леждей погибла в автокатастрофе. Ввели новый персонаж по фамилии Китаева, так что аббревиатура Зна-То-Ки сохранена. Но это пока попытка, роль маленькая, штрихами — неизвестно, как зритель на это отреагирует.[b]— Вы пришли в кино уже взрослым, зрелым человеком. До этого окончили архитектурный, работали на заводе, служили во внутренних войсках, потом — бац — и Высшие режиссерские курсы. Замечательная штука – архитектура. И почему вам там не работалось?[/b]— Когда я закончил архитектурный институт в Свердловске, я понял, что все равно не смогу строить то, что хочу. У нас ведь что? Дома-типовухи. Максимум что я мог построить — какой-нибудь клуб. Мои амбиции совершенно не состыковывались с реальностью. И чтобы не отрабатывать три года в этой рутине, ушел в армию. А потом встретил Никиту Михалкова.[b]— В армии?[/b]— Представьте себе, в армии. Я служил в Свердловске, и мне дали отпуск за образцовую службу. Михалков как раз в это время был в Свердловске. Совершенно случайно я попал на его встречу со зрителями и так же случайно встретился с ним и разговорился. «Может, тебе в кино попробовать?» — спросил Никита. Вот с этого все и началось. Потом я приехал в Москву, работал у него ассистентом, до этого еще успел поработать в кино художником. То есть в кино я прошел все стадии — от ассистента художника-постановщика третьей категории (ниже ничего не может быть) до того, что я есть сейчас.[b]— Недавно с большим удивлением для себя прочитала в одном глянцевом журнале ваше интервью, целиком посвященное истории вашей любви с нынешней женой, Татьяной.[/b]— Почему с удивлением? [b]— Потому что вы совсем не похожи на человека, готового открыть публике интимные стороны своей жизни. Что это вы вдруг?[/b]— М-мм. Пятьдесят мне уже, сентиментальным становлюсь, природа берет свое. И водки уже столько, сколько раньше, выпить не могу.[b]— Эта неожиданная любовь, которой уже пять лет, отдает тем самым волшебством жизни, которое вы так цените? Или, признайтесь как художник — сами для себя домыслили?[/b]— Ни в коем случае! В таких вещах ничего не надо домысливать и приукрашивать. А в нашем случае это действительно была волшебная история. И хотя, как я считаю, это было предопределено, любой Нострадамус скажет, что обязательно должен еще присутствовать, извините за выражение, «человеческий фактор». Человек все равно должен сделать какой-то шаг. Знаете, есть такой старый анекдот. Человек молится: «Господи, ну почему ты меня так обижаешь, ну почему ты не даешь мне выиграть в лотерею машину? Ну не самую шикарную, ладно, ну хоть какую, ну пусть даже скромненькую!» И тут голос с небес: «Ты сначала пойди и купи лотерейный билет». Так и здесь — мы с Татьяной могли не сделать шага навстречу друг другу.[b]— Тем более что у вас у обоих были семьи и Татьяна к вам, мягко говоря, неважно относилась.[/b]— Она меня считала очень неприятным человеком, и я это знал. Но тем не менее, когда из вагона поезда я увидел идущую по перрону женщину, которая меня ненавидит, я понял: это судьба. А поняв, вышел из вагона и подошел к ней. Дальше все было как во сне, который мне приснился накануне.[b]— А вы по натуре вообще боец?[/b]— Боец — это само собой. Но мелкие неурядицы переношу гораздо труднее, чем крупные жизненные коллизии. Мелочь гораздо сильнее выбивает из колеи. Но любую проблему я воспринимаю как часть жизни, как своеобразный тренаж. Я себя выдрессировал — для меня теперь, например, погода не имеет ровным счетом никакого значения. Надо просто найти настроение, тональность, свое звучание. Как и в отношениях с людьми — надо для начала понять человека, как бы неприятен он тебе ни был.[b]— Насколько я знаю, свой юбилей вы не собираетесь отмечать. Хотите сбежать?[/b]— Честно говоря, да. Не хочу торжеств, громких поздравлений, хочу спокойствия. Когда я поделился своими соображениями на этот счет с женой, она тут же стала действовать — купила путевки в Швейцарию, в горы...[b]— На лыжах будете кататься?[/b]— Нет, мы не умеем кататься на лыжах, мы будем просто гулять и вкусно есть.

Утром мажу бутерброд – сразу мысль: а как народ?

[b]Взяв за основу своего нового фильма стихотворную пьесу Филатова, режиссер, впрочем, слегка слукавил — в том смысле, что для воплощения своего замысла мог бы взять любую русскую народную сказку, добавить туда чуть-чуть политики, сдобрить перчиком узнаваемых российских реалий — и никакой Филатов тут не понадобился бы. Но у Овчарова с Филатовым – давние отношения, и так сложилось...[/b]Многие, наверное, читали пьесу Филатова. И у многих, безусловно, возникали аллегории с сегодняшним днем, с отношениями народа и власти и с властью как таковой. «Утром мажу бутерброд — сразу мысль: а как народ? И икра не лезет в глотку, и компот не льется в рот». Очень мило, остроумно, актуально на все времена, для всех правителей. Но Овчаров доводит скромные политические аллегории до логического абсурда. Одна концовка чего стоит, когда в конце мы видим кремлевские башни на фоне небоскребов, мимо которых пролетает вертолет. А на ближнем плане две кобылы – одна двухголовая, другая трехногая, – мыкающиеся на помойке с разбросанными бутылками из-под пепси (никак новое поколение побывало). Ну ничего не скажешь — наше время, какое оно есть, — грязное, мутантное.Удивительное дело — на протяжении картины зрители очень мало смеются, хотя смешных эпизодов здесь достаточно. Зрители просто не успевают. Не успевают уследить за сюжетом, не успевают «въехать» в смешные фразы, не успевают уяснить один эпизод, как ему на смену приходит другой. Нет цельной картины, фильм развален на множество эпизодов, реплик, картинок. В результате получается комикс, когда вроде бы каждая картинка связана с предыдущей, но тем не менее она сама по себе. Вот она закончилась, начинается следующая. Закончилась следующая, начинается еще следующая. И так далее. Поди уследи. Трудно.Каждый эпизод сам по себе дивно хорош, актеры выкладываются по полной программе. Замечательный Царь — Андрей Мягков, органична, как всегда и везде, Ольга Волкова в роли Бабы Яги, Владимир Гостюхин в роли глупого и амбициозного Генерала купается в фольклорной стихии с радостью дитяти. Главное действующее лицо — Федот — в исполнении Константина Воробьева суетится как ошпаренный, пытаясь создать образ Федота-стрельца-Ивана-дурака-которому-как-всегда-везет. Виктор Сухоруков в роли Точавонеможетбыть с наполовину бритой головой, одним усом и отсутствием необходимых частей тела, ставший, по сути, ключевым персонажем, проигрывает свою роль мощно и страстно, он единственный из актеров, кто играет не только «вширь», но и «вглубь».Все стараются как могут создать коллективный лубок, свежий, незатасканный, невиданными красками нарисованный. Краски действительно подчас слишком ярки, а мельтешенье на экране утомляет взор. Все это плюс невообразимая крикливость, помноженные на излишнюю балаганность, почти сводят на нет текст, и за Филатова становится чертовски обидно.Есть один момент, который слегка настораживает в новой картине Овчарова. Те, кто захотят (а такие найдутся, и, уверяю вас, их будет много), увидят здесь явную ксенофобскую подоплеку, которой и в помине не было в оригинале. Два «добрых молодца» – Тит Кузьмич и Фрол Фомич – орудуют здесь в виде пейсатых птиц-хасидов, которые сначала морочат людям голову долларами, а потом исчезают за горизонтом. Нетрудно догадаться где. Точавонеможетбыть, которого Федот по заданию царя нашел черт знает как далеко, приводит с собой в Россию целый выводок заокеанского, с точки зрения авторов фильма, отребья — Фредди Крюгера, Шварценеггера, длинноногих блондинистых стриптизерш.Пробравшись из Америки в Россию через специальный колодец, они разбредаются по необъятным просторам нашей Родины. После чего мы видим грязную вонючую Москву, сильно смахивающую на Нью-Йорк. Не иначе как скверна Россию погубила.Если это действительно входило в режиссерский замысел — печально. Если это пародия, то очень неаккуратная и провокационная. Не говоря уж о том, что вопрос «кто виноват?» в балагане вообще неуместен.

Девственник желает любить

[b]Ажиотаж наблюдался небывалый. Казалось, что вся киноэлита, которая по какой-то причине не поехала на фестиваль в Берлин, рванула на премьеру к Евстигнееву.[/b]Режиссер дал название своей картине более чем незатейливое – «Займемся любовью». Но любителей «клубнички» сразу предупреждаем – секса здесь хоть и много, но он присутствует преимущественно в разговорах. Так сказать, вербальный секс. Студенты, общежитие, юноши, девушки, поиски любви, драма одиночества и счастье обретения взаимопонимания.Главный герой, первокурсник по прозвищу Тюлень (студент «Щуки» [b]Кирилл Малов[/b]), в свои восемнадцать лет еще девственник. И очень по этому поводу комплексует. А заодно стремится всеми доступными средствами стать настоящим мужчиной. Однако не все так просто. То Тюлень стесняется, то у него не получается, то на проститутку денег не хватает. А не получается у него потому, что ищет он не голый секс, как ему кажется, а любовь.Друзья его уж свои дела забросили, только и занимаются ускорением полового созревания приятеля. Ну никак! У удачливых в любовных делах друзей на поверку тоже все не так радужно – один теряет девушку, отказавшись жениться на ней, а когда понимает, наконец, что сглупил, и умыкает свою Лизавету из-под венца, куда та пошла назло ему, – поздно. Девушка погибает в жестокой драке, защищая своего любимого Толика, на которого напали охранники ее новоиспеченного богатого мужа. Другой вроде бы прекрасно живет с любимой, вот только приходится ему мириться с тем, что та частенько ночи проводит с новым русским. Жить-то на что-то надо бедному студенту! После последнего, откровенно провального фильма [b]Дениса Евстигнеева [/b]«Мама» новую его картину можно назвать безусловной удачей. Снять хорошее кино о молодежи и для молодежи бесконечно трудно. 18–20-летние еще не умеют, а взрослые, которые вроде бы умеют, уже выросли и, как правило, мало что знают о той молодежи, о которой снимают.Замкнутый круг. Удалось ли Евстигнееву этот круг разорвать? Скажем так: надорвать – да, удалось. Тема поиска любви – излюбленная донельзя мировым кинематографом, режиссерами и сценаристами всех времен и народов. Найти новый поворот в ней все равно что найти черную кошку в темной комнате – можно, но чертовски трудно. Евстигнеев черную кошку не нашел, да, кажется, и не особенно искал.Сам по себе сценарий Арифа Алиева (самые известные его фильмы – «Кавказский пленник» и «Мама») оригинальностью не грешит, но очень качественно написаны диалоги, множество остроумных реплик. Есть по-настоящему удачные эпизоды и сюжетные повороты – например, когда герой, сидя на крыше, влюбляется в голос невидимой девушки, которая беседует с ним, тоже невидимым, сидя на подоконнике собственной квартиры. Потом Тюлень находит эту девушку – она рыжая, конопатая и работает на кафедре судебной медицины – и окончательно влюбляется под ее долгий рассказ о трупах, убийствах и маньяках. Любви не страшны чужие ужасы.Исполнителей искали по всей стране, по городам и весям, в театральных вузах и просто на улицах. Долгие и широкомасштабные поиски себя оправдали – ребята симпатичны и талантливы буквально все, а три главных героя, «три товарища», настолько органичны, настолько профессионально создают свои типажи, что вытягивают фильм даже там, где действие грозит провиснуть, где вот-вот прорвется фальшь, где поведение героев совершенно нелогично с психологической точки зрения. Но этим ребятам прощаешь все. Так и просится на язык банальщина вроде «они играют, словно живут», но не хочется в самом начале карьеры вешать на молодых актеров затертые ярлыки.Но все же до конца разорвать замкнутый круг Денису Евстигнееву не удалось. В день премьеры по телевизору показывали знаменитую «Весну» с Любовью Орловой, так там одна из героинь, ученый Никитина, выговаривала режиссеру, взявшемуся за фильм об ученых: «Вы должны досконально знать то, о чем снимаете». В фильме «Займемся любовью» режиссеру так и не удалось, несмотря на все перечисленные заслуги, дать зрителю почувствовать естественность, натуральность происходящего, погрузиться в реальные проблемы реальной молодежи. Все же картина оставляет ощущение чего-то очень придуманного, словно перед нами дорогой кукольный дом, очень похожий на настоящий, где живут очень похожие на настоящих люди с похожими на настоящие проблемами. Надо только, чтобы кто-нибудь брызнул на них живой водой – и уже никто не станет сомневаться в их настоящести.Но осталось и другое ощущение – нежности, причем нежности абсолютно естественной, не имеющей отношения к сопливому умилению. Эта нежность и уважение к молодости как будто исходят изнутри фильма, от самих ребят. Возможно, режиссер и не очень знает, какая она нынче, эта молодежь, какие у нее проблемы, но он очень верно рассчитал, как ее надо показывать. Евстигнеев сделал ставку на эмоции – и не просчитался.

Это не «Брат-3». Это «Война»

[b]Про этот фильм Никита Михалков сказал: «Очень важно, что чеченская тема снова выходит на большой экран — есть режиссеры и продюсеры, которые не боятся показать эту беспощадную войну. Стране, которая уже десять лет не может выбраться из пропасти безыдейности, сегодня как никогда нужны новые герои».[/b]Возможно, Никите Михалкову и Алексею Балабанову больше нравилось сидеть семьдесят лет в пропасти идейности. А может быть, Михалков в патриотическом запале просто забыл, что страна, помимо пропасти безыдейности, сидит еще и в пропасти инфляции, нищеты и алкоголизма.Итак, «Война». Солдат федеральных войск Иван Ермаков (Алексей Чадов) попадает в плен к чеченцу Аслану (Георгий Гургулия), где вместе с ним в яме оказываются капитан Медведев (Сергей Бодров)и влюбленная пара актеров-англичан — Джон (Йен Келли) и Маргарет (Ингеборга Дапкунайте). Неожиданно Ивана отпускают. Отпускают и англичанина, но с условием: через два месяца он должен привезти два миллиона фунтов стерлингов за невесту, не то голову ей отрежут. Несчастный Джон наскребает лишь часть суммы, находит вернувшегося домой в Тобольск Ивана и уговаривает его поехать с ним в Чечню, чтобы передать деньги и вызволить Маргарет, пообещав ему заплатить. Иван соглашается («сам не знаю, почему согласился, но не изза денег — уж точно»), и они вдвоем отправляются опять на войну, переубивав по дороге немыслимое количество чеченских боевиков, а заодно немножко женщин, детей и стариков. И спасают полуживую Маргарет с контуженным капитаном. За все эти подвиги Иван попадает в тюрьму, откуда и ведет свой рассказ.Балабанов снискал славу создателя героя нашего времени в лице Данилы Багрова, «брата». Дон Кихот с коричневым оттенком и с обрезом, заставляющий ветряные мельницы вертеться в обратную сторону, борец за правду как он ее понимает, не обременяющий себя поисками средств в этой борьбе, уверенный, что сила — это правда, а правда — это сила.Но вот появился герой еще более героичный. Его решение вернуться в преисподнюю ради спасения практически незнакомой женщины, по мнению авторов картины, очевидно, претендует на то, чтобы перед ним снять шляпу. Заранее можно быть уверенным — подавляющее число зрителей так и сделает. А стоит ли торопиться? Что там говорил Михалков? Что боятся, мол, снимать фильмы о войне? Помилуйте, кто нынче этого боится, кто вообще сейчас боится снимать что бы то ни было? Снять фильм про войну, показать перерезанные глотки, вываливающиеся внутренности, отрезанные уши и отрубленные пальцы — тут смелости большой не надо. Смелость может заключаться в другом. Например, в правильно расставленных акцентах.В рекламном буклете, выпущенном к премьере «Войны», крупными красными буквами начертано: «Это не «Брат-3». Это «Война»!» Все верно, это не «Брат-3».Это гораздо страшнее. Данила Багров знал, что делает и зачем. У него за плечами война, которая определила его жизненную позицию. У Ивана Ермакова тоже за плечами война, которая не определила ничего. Война превратила его в зомби. Зомбированный войной герой мается от скуки в родном Тобольске и соглашается на кровавую авантюру не из любви к ближнему — на гражданке он даже не вспоминает Джона и Маргарет, не из-за денег даже. «Сам не знаю, почему согласился». Он действительно не знал, а режиссер, похоже, не хотел знать, что отныне для мальчика нет ничего, кроме войны. Восхищаться подвигом Ивана, вернувшегося в Чечню, — все равно что умиляться детской незамутненности глаз дауна или искать красоту в кашле туберкулезника. Это либо цинизм, либо слепота.Совершенно ясно, что перед нами урод, морально покалеченный войной. «Ты убил женщину!» — ужасается Джон. Ни тени жалости или сомнения в ответе: «Это война». Да, это война, не убьешь ты — убьют тебя. Мир Ивана Ермакова на этом тезисе замкнулся. Если стране нужны такие герои, то логично признать, что страна нуждается в жертвах.Упаси Бог от таких выводов. «Горе стране, у которой нет героев, но еще большее горе стране, которая нуждается в героях», — сказал Брехт. Словно про нас сказал.Идейный и патриотический пафос балабановского фильма настолько криклив и выспрен, что за ним не слышно и не видно самого фильма. Персонажи слишком функциональны, чтобы можно и нужно было всерьез их разбирать. Иван — герой, Джон — что-то вроде доктора Ватсона при нем (хотя, если разобраться, он-то и есть настоящий герой, да вот беда — пришлый, значит, не «канает»), Маргарет — рядовой Райан, капитан Медведев — гибрид рядового Райана и капитана Тушина, Аслан — воплощение зла и коварства. Все они — кто мощными, кто слабенькими — плечами подпирают пьедестал, на который возведен новый герой нашего времени, и говорить об актерской игре тут можно лишь в той степени, в какой можно говорить об игре кукол в театре кукол.«Войну» вообще как-то не хочется разбирать с художественной точки зрения. Хотя и съемки хороши (оператор Сергей Астахов очень грамотно фиксирует красоты кавказских гор, долин и рек), и музыка удачно подобрана — Бутусов, «Сплин» и пр. Нет сомнения, что фильм станет хитом. Но это как в живописи: если с полотна на тебя во все глаза смотрит Идея, Идея и еще раз Идея — это уже скорее плакат, но никак не живопись. Кто пытается выдать хитовый плакат за выстраданную живопись, тот либо лукав, либо неграмотен. Алексей Балабанов вполне грамотен.[b]Досье «ВМ»[/b][i]«Война» началась для Алексея Балабанова с рассказа о чеченском плене двух московских парней. Режиссер почти дословно записал их истории, а потом из них родился сценарий.Представитель президента в Чечне генерал Казанцев обещал Балабанову бескорыстную помощь людьми для участия в массовке. Однако в нашей стране редко что делается бескорыстно: в итоге режиссер за услуги платил армии деньги.Впервые в истории российского кино перед началом съемок кинокомпания СТВ полностью застраховала картину на сумму около 2 млн. долларов.Съемки проходили практически в местах боевых действий, помимо этого группа работала в Кабардино-Балкарии, Северной Осетии, Москве, Санкт-Петербурге, Тобольске и Лондоне.В Кабардино-Балкарии Балабанов попросил в местном РУБОПе показать группе документальные кассеты, снятые чеченцами (для публичного просмотра они запрещены). На них запечатлены пытки, казни, прочие зверства (некоторые кадры вошли в фильм). Потом выяснилось, что на эти кассеты есть определенный спрос: в Азербайджане, например, они стоят около 15 тысяч долларов, а на Ближнем Востоке – уже 30 тысяч.Режиссер-постановщик Сергей Октябринович Балабанов по образованию военный переводчик.Работал с нашими специалистами, продающими оружие странам Ближнего Востока и Африки.Снял фильмы «Замок», «Про уродов и людей», «Брат», «Брат-2» и другие.Студент 3-го курса Щепкинского училища Алексей Чадов играет главную роль — старшего сержанта Ивана Ермакова, служащего у боевиков.Чадов родился в Солнцеве, после школы работал официантом и барменом в клубе «Пятый элемент».Сейчас ему 20 лет. «Война» – его дебют в кино.Англичанин Иэн Келли (актер Джон) изучал историю в Кембридже, позже закончил Лос-Анджелесскую киношколу. Сейчас пишет книгу по истории русско-британских отношений времен императора Александра I. Ради того, чтобы сыграть в фильме Балабанова, Иэн похудел почти на 30 фунтов, т. е. — 13,5 кг.[/i]

АТЛАНТИДА В ПЕНЕ И МЫЛЕ

[i]Никакой Атлантиды никогда не было. Это знает каждый первоклашка. Впрочем, она, может, и была, но в незапамятные времена ушла под воду, исчезла навеки. Как первая любовь. Как неповторимый запах детства.Как великолепная глупость молодости.[/i]Хотя приморский дачный поселок под названием Атлантида есть. Его придумала сценаристка Наталья Павловская, а жизнь в него вдохнул режиссер Александр Павловский (дочка историю написала, а папа снял). Дачный поселок сей под Одессой населен людьми веселыми и дружелюбными. Ясное дело – на берегу Черного моря какой дурак будет мрачным и злобным. Разве что жена главного героя Саши – талантливого скульптора. Онато и заставляет Сашу оторваться от родных корней и метнуться на ПМЖ в Италию. А здесь, в Атлантиде, Сашу любит совсем молоденькая Настя, которую Саша вовсе не любит и которая, не выдержав разлуки с любимым, выходит замуж за местного нелюбимого, который, оказавшись большим пронырой, в свою очередь, увозит Настю за океан жить в тоскливой роскоши. От которой Настя, опять же в свою очередь, через несколько лет сбегает в любимую Атлантиду. Где, уже в другую очередь, неожиданно появляется Саша. И где у них вспыхивает любовь жаркая и почти неземная. Но, как известно, богатые тоже плачут, и в самый разгар любви Саша падает, сраженный молнией. Чтобы все не было совсем уж бесперспективно, погибает он, спасая незнакомого ребенка. Разумеется, от жаркой одноночной любви у Насти родится сын, которого она, наречет – как бы вы думали? – Сашей.Вокруг настино-сашиного сюжета вьется еще несколько сюжетных линий, и некоторые из них куда забавнее, чем основная. Штрихами прописанная семейная история соседей – экзальтированной худосочной мадам и ее толстого заикающегося мужа – действительно ярка, хоть и бродит где-то в третьем эшелоне сюжета. Возможно, здесь заслуга [b]Юлии Рутберг[/b], выложившейся в своей роли, кажется, до дна. Пожалуй, героиня ее – одна из главных находок картины.Женщина предклимактерического возраста, то жеманная, то депрессирующая, то неожиданно пускающаяся в пляс – как маленькое солнышко, осветляющее эту весьма унылую и запрограммированную мелодраму. Увы, об остальных исполнителях то же самое сказать трудно. [b]Дмитрий Харатьян[/b], талантливый и непонятый скульптор, – вполне красив и обаятелен, но никаких эмоций, кроме как у Насти (Ольга Сутулова) не вызывает. Сама Настя с ее потенциальным обаянием, возможно, и могла бы остановить на себе взгляд не только Саши, но даже и зрителя, вот только разморозил бы ее кто-нибудь.Авторы, похоже, зациклились на мысли насчет невозможности возвращения былого, а вот милый сюжет с бонвиваном, вернувшимся через много лет возлюбленным матери Саши, прошел, что называется, по касательной. А жаль. [b]Александр Балуев [/b]настолько органично изменяет своему привычному образу железного мужика, что хочется подольше подержать его на экране, на время забыв о главных героях.Но они, герои, не дают о себе забыть. К тому же создатели фильма одной из звезд сделали певицу [b]Алсу[/b]. Которая спела чтото там о любви на музыку Максима Дунаевского. Песенка мелодичная, практически лишенная слов (если не считать некоего рефрена «я люблю тебя, ты любишь меня, все будет хорошо»). Но подается этот факт как нечто глобальное. В конце концов у Алсу с Харатьяном получилось как у Чичикова с Маниловым: Харатьян благодарил на премьере Алсу, Алсу благодарит Харатьяна, оба друг другу попытались сделать нехилый промоушн. Однако Алсу поет скверно, а Харатьян играет как всегда.В результате получилась жидкая мыльная опера. Мыла – много, воды – еще больше. С мексиканцами и бразильцами не тягаться, у них мыло все же погуще. Наверное, кино будут смотреть. Потому что, ежели воду с мылом хорошенько перемешать – это ж такая пена получится!

Пианист мажет мимо клавиш

Роман Полански – в кинематографе фигура одиозная. Талантливейший режиссер, покоривший ценителей кино изящными и брутальными картинами – «Отвращение» с Катрин Денев, «Тэсс» с Настасьей Кински, «Ребенок Розмари» с Миа Фэрроу… Через год после съемок «Бала вампиров» была зверски убита жена Полански – Шэрон Тайт, сыгравшая в фильме главную роль. Причастен ли был знаменитый режиссер к трагедии? Близкие друзья не верили в виновность Полански. Судьи, впрочем, тоже не были особенно склонны обвинять режиссера в тяжком грехе, но подписку о невыезде с него взяли. Которую он ничтоже сумняшеся нарушил, чем закрыл себе дорогу в Голливуд, похоже, навсегда.С тех пор снимает где угодно, но только не в Америке, куда возвращаться ему нельзя – вмиг окажется за решеткой. К тому же вскоре после трагедии с женой на Полански обрушилось еще одно обвинение – в растлении несовершеннолетней.Фильмы, которые режиссер снимал в последние годы, – «Горькая луна», «Смерть и дева», «Девятые врата» – не вызвали ни восторгов, ни резкого отторжения у киноманов. И вдруг – Золотая пальмовая ветвь Каннского фестиваля за фильм «Пианист», который показали на Московском фестивале как «фильм-сюрприз». История пианиста-еврея, оказавшегося в варшавском гетто, потерявшего семью и умудрившегося, прячась на квартирах и по чердакам, дождаться прихода русских. Ни сюжетной, ни художественной, никакой иной новизны в фильме нет.Каннский фестиваль – что детективы Агаты Кристи: главным тут, как правило, оказывается тот, на кого меньше всего думали. «Золотую пальму» все заранее видели в руках самого известного финского режиссера Аки Каурисмяки за фильм «Человек без прошлого», который показали на Московском фестивале в программе «АиФория». Фильм-притча о человеке, которого бабахнули по голове, и он, очнувшись, не мог вспомнить ни своего имени, ни профессии, ни биографии. Зато появилась возможность начать жизнь с чистого листа – среди безработных пьяных обитателей облезлых бараков, бомжей, с некрасивой женщиной из местной Армии спасения. И даже когда выясняется и имя, и прошлое – так не хочется туда возвращаться, в свой уютный домик, на хорошую работу. Зачем? Ведь редко кому Судьба делает такие подарки – две жизни в одной. Превосходный, мягкий и ненавязчивый северный юмор («Извините, что не могу предложить вам чаю», – сокрушается бомж, вылезая на вежливый стук из мусорного контейнера), странные и достойные люди (грабитель банка, например, раздающий награбленные деньги своим бывшим подчиненным, которым задолжал зарплату). Что-то очень напоминает. Ах, ну как же – это же муратовские «Второстепенные люди» на финской земле.Кстати, сам финский классик куда более эксцентричен, нежели его герои. Например, ему ничего не стоило прийти на церемонию закрытия Каннского фестиваля сильно нетрезвым, поблагодарить самого себя за Гран-при, а потом шепнуть слегка обалдевшему Дэвиду Линчу, председателю жюри: «А ты кто такой?» В России, к сожалению, финского кино нет – даже живой классик Каурисмяки не удостоился пока ни проката, ни видеокассеты, хотя имя его легко и непринужденно слетает с языка любого, кто считает себя синефилом.

Хрюша и Степаша были здесь

[b]По выходе предпоследнего фильма «Второстепенные люди» большинство критиков охотно приписали Муратову к категории Художников-КоторыеЛюбят-Людей. Зашкаливающая абсурдность жизни была разворочена ею нежно и осторожно, как муравейник рукой юнната, а потом рассмотрена через микроскоп – тоже внимательно и нежно.[/b]Однако, не успев создать себе репутацию режиссера-гуманиста, Кира Георгиевна поспешила ее опровергнуть. «Чеховские мотивы», снятые ею по малоизвестной пьесе Чехова «Татьяна Репина» и показанные вчера в конкурсной программе ММКФ, опять делают предметом изучения тех же самых блох и гнусов человеческой натуры. Вот только нежности заметно поубавилось. Сказать точнее – то, что еще вчера Муратова готова была принять как простительные человеческие слабости, сегодня она готова сделать основанием чуть ли не для смертного приговора.Художественные приемы – все те же, муратовские – по десять раз повторяемая персонажем одна и та же фраза, создающая из просто абсурдности абсурдность замкнутую, из которой нет выхода. В сельской церкви венчается новый русский (Жан Даниэль) с богатой невестой (Наталья Бузько). Неожиданно под сводами храма появляется закутанная в цветастое полотно странная женщина, которая со стоном бродит по церкви. В «прекрасной даме» жених узнает брошенную и покончившую с собой его бывшую невесту Таню Репину. Странное происшествие становится предметом обсуждения многочисленными гостями тут же, в церкви, во время венчания. Собственно, ради этой длинной сцены (хотя в фильме есть еще сюжетные линии – например, рассорившийся с отцом и решивший начать самостоятельную жизнь студент а-ля Петя Трофимов (Филипп Панов), который тоже, кстати, волею судьбы оказывается на венчании, приехав туда на попутном роскошном джипе) фильм и затевался. «Семейный портрет в интерьере». Мешанина времен, эпох, мод – тут и шляпы со страусовыми перьями на голове пьяной старухи, и широченный ошейник на извивающейся шее скабрезной нимфоманки, и белые фраки на обрюзгших телах, и линялые лохмотья. Все побывали тут… Гоголевское скопище монстров – свиные рыла вместо лиц. Не зря, думается, в кадре то и дело появляются хрюшки – крупным планом, смачно. Они что-то хрюкают себе под нос – один к одному персонажи, населяющие фильм Муратовой. Только у последних все облечено в слова, идиотские, ненужные, бессмысленные. В «Чеховских мотивах» Муратова отстранена от своих героев как никогда.Сказать, что она презирает их, – мягковато; что ненавидит – слишком сильно; что жалеет – это уж фигушки. Что угодно, но только не жалость. Ни к персонажам, ни к зрителю.От этого фильма физически тяжело, от него дурно пахнет – смрадно, безнадежно, густо. Все время хочется вдохнуть полной грудью – и не получается. Весь фильм похож на тесное помещение, где смешались литры пота и духов, дорогого виски и паленой водки, килограммы пустобрехства и тонны, тонны, тонны незамоленных грехов. А вы думаете, это кто? Дядя с соседней улицы? Полноте, не обольщайтесь. Это вы и есть. Мы то есть. Все. Скопом.Вчера же показали еще одну российскую конкурсную картину – «Кукушку» Александра Рогожкина. Тоже по-своему жестокую, но, как всегда у Рогожкина, светлую и обремененную нежностью к героям. В конце Второй мировой войны на диком севере Финляндии судьба сводит троих – одинокую женщину-саами (народность в Финляндии, сохранившая свой древний язык саами), солдата-финна и русского солдата. Последнего играет любимый Рогожкиным Виктор Бычков, бессменный егерь Кузьмич из «Особенностей национальных…» охот и рыбалок, по распоряжению режиссера поправившийся для этого фильма на двадцать килограммов. Каждый знает только свой язык, что заранее создает комичность интриги. «Тебя как зовут?» – спрашивает по-фински русского солдата финн. Тот, уверенный, что перед ним фашист, и не понимая, о чем его спрашивают, бросает сквозь зубы: «Пшол ты!» Ну что ж – Пшолты так Пшолты. У этих русских такие странные имена. Примерно год все трое живут в одном доме, пытаясь найти хоть какие-то точки соприкосновения. Но – увы – вторая сигнальная система тут не работает.Общение происходит на уровне инстинктов: русского тяжело ранили – надо его спасать, ноет внизу живота – следует совокупиться. Так и живут. Чтобы понять друг друга, слова не нужны (в отличие, кстати, от Муратовой, у которой в первую очередь слово – главный герой практически любого ее фильма). Похоже, люди оказались хитрее самого Господа Бога, наказавшего их за Вавилонское столпотворение смешением языков, – они научились обходиться без языка.Не будет ничего удивительного, если один из главных призов Московского фестиваля (а может, и главный) отойдет к Рогожкину, – профессионализм, помноженный на экспрессию, плюс мощный заряд гуманизма – это у нас любят. Кстати, Сергей Сельянов, продюсер картины, уже метит ни много ни мало на «Оскара», о чем без лишней скромности заявил на пресс-конференции.

В Африке павлины, в Африке братаны

[b]Завтра в московский прокат выходит фильм Александра Митты «Раскаленная суббота» «Раскаленная суббота» (сценарий написан Александром Миттой совместно с Зоей Кудрей, соавтором «Границы») сделана по принципу знаменитого джеромовского ирландского рагу. Или по принципу «Все, что в печи, на стол мечи». Тут вам и дорожный триллер, и любовный треугольник, и психологические изыскания, и семейная драма.[/b]Главный герой «Субботы» депутат Земцов (Владимир Симонов) – депутат честный. Он поддерживает малый бизнес и пытается противостоять обнаглевшему олигарху (Анатолий Кузнецов), который, как, очевидно, все олигархи, устраивает в загородном особнячище сногсшибательные оргии с проститутками, павлинами, бассейнами с шампанским и пр. У Земцова есть красивая жена Вера (Виктория Толстоганова) и симпатичнейшая шестилетняя дочка Настя (Маша Абрамишвили). В один прекрасный день к ним в дом заваливается старинный институтский друг Иван (Алексей Гуськов), перевязанный динамитной лентой, и требует у Земцова, чтобы тот сел в машину вместе со всей семьей и вывез его, Ивана, из города. Дело в том, что Иван убил трех милиционеров и стырил двенадцать миллионов долларов. Так семья депутата становится заложником бывшего друга. По дороге выясняется, что Иван и Вера – бывшие любовники, и сейчас, в самый неподходящий момент, любовь вдруг вспыхивает с новой силой.В конце оказывается, что у Ивана совсем другая цель – он работает на Олигарха и везет семейство Земцовых к тому в загородный дом, где депутат, не выдержав всех ужасов путешествия с надинамиченным Иваном, должен подписать какие-то нужные Олигарху бумаги. Подлый друг Иван, поняв, что живыми его бывшие однокашники из особняка не уйдут, будит в себе заскорузлую совесть и, дав возможность друзьям уйти, взрывает себя вместе с особняком, Олигархом, гостями, павлинами и прочей нечистью.Фильм замешан на жиденьком советском цементе, и ничего удивительного, что через полчаса начинает разваливаться на глазах. То, что он начнет сыпаться очень скоро, становится ясно в самом начале, когда герои только появляются на экране. Они с таким неправдоподобием играют такие неправдоподобные ситуации, что иначе как сказку про Бармалея все происходящее воспринимать нельзя. Не ходите, дети, в Африку гулять… А еще – ничего не надо скрывать от жены, а то кончится печально. Вот Земцов – до последнего момента скрывал от Веры, что они заложники у Ивана, — так чуть трупами все и не стали. А знала бы она все сразу – так подумала бы, стоит ли с супостатом любовным утехам на холодной осенней земле предаваться, а потом с мужем в самый неподходящий момент отношения выяснять. Вот уж точно – любить по-русски: сидит чета Земцовых в угнанном у братков джипе, конкретные братки на подходе, рядом с машиной стреляют, дочка неизвестно где в лесу, а тут – «я теперь знаю, ты его всю жизнь любила», «когда я выходила за тебя замуж, я думала, что буду, как за каменной стеной, а оказалось…», «для тебя работа важнее семьи» и прочая дребедень, которая в нормальной жизни нормальным людям в голову не придет.Конечно, на фоне нашего безусого юношеского кино с большими амбициями фильм Александра Митты смотрится вполне выгодно – матерый профессиональный режиссер, знающий, в отличие от вылезших в одночасье со своими дебютами на экраны сынков, все тонкости и подводные камни своего дела. Достаточно сказать, что, на первый взгляд, дорогую картину Митта умудрился снять всего за 800 тысяч долларов. Но чем профессиональнее и известнее мастер, тем обиднее наблюдать, как он неловко пытается на елку сесть и штаны не порвать. «Раскаленная суббота» — фильм абсолютно советский, по всем параметрам и критериям. Герои в нем говорят и думают по-советски, психологические и сюжетные несостыковки, коих великое множество, — совершенно нашего, отечественного производства, проклятые профессионалы с Голливудских холмов себе такого не позволяют. Все это похоже на сильно укороченный сериал а-ля «Граница. Таежный роман» того же Митты, равно как на множество других отечественных сериалов, где одна забота: не останавливаться.И все было бы ничего, если бы не пытался Александр Наумович Митта своей «Раскаленной субботой» пробить брешь в плотном потоке американского кино в российском прокате. Ударим, мол, нашим по закордонному. А зачем? Хорошее кино – оно, как известно, наднациональное.Плохое, впрочем, тоже.

Эксклюзивы

Яркие события мая: куда сходить в Москве в праздники

Оладьи из икры минтая и голубцы с грибами: рецепты необычных постных блюд

Дожди и тепло: какая погода ожидается в Москве на майские праздники

«Распорядитесь энергией правильно»: подробный гороскоп на май для всех знаков Зодиака

Спустя 38 лет: история жизни ликвидатора аварии на ЧАЭС

Яркие события мая: куда сходить в Москве в праздники

Оладьи из икры минтая и голубцы с грибами: рецепты необычных постных блюд

Дожди и тепло: какая погода ожидается в Москве на майские праздники

«Распорядитесь энергией правильно»: подробный гороскоп на май для всех знаков Зодиака

Спустя 38 лет: история жизни ликвидатора аварии на ЧАЭС

Вечерка ТВ

Надо обсудить. Десткий психолог Татьяна Васильева о том, к чему приводит страх перед наказанием

Аль Пачино 84 года

Преображенский клуб. Будущее России: гармоничная личность, духовность, нравственность, социальная активность

Приметы и советы

Народный календарь. Как ухаживать за рассадой на Арину, 29 апреля

Народный календарь. Зачем грызть рябину на Пудов день, 28 апреля

Народный календарь. Почему нельзя льстить и обманывать 27 апреля

Народный календарь. Почему стоит собирать медуницу на Фомаиду Египетскую, 26 апреля

Народный календарь. Почему нужно сходить в баню на Василия Парильщика, 25 апреля

Народный календарь. Как ухаживать за рассадой на Арину, 29 апреля

Народный календарь. Зачем грызть рябину на Пудов день, 28 апреля

Народный календарь. Почему нельзя льстить и обманывать 27 апреля

Народный календарь. Почему стоит собирать медуницу на Фомаиду Египетскую, 26 апреля

Народный календарь. Почему нужно сходить в баню на Василия Парильщика, 25 апреля

Проще, чем кажется

Как сэкономить на пасхальном куличе

Как выбрать качественную красную икру

Как облегчить симптомы аллергии

Как пережить сезон аллергий

Как выбрать качественный шашлык и сэкономить

Как сэкономить на пасхальном куличе

Как выбрать качественную красную икру

Как облегчить симптомы аллергии

Как пережить сезон аллергий

Как выбрать качественный шашлык и сэкономить

Автор

Установите vm.ru

Установите vm.ru