Мент — это состояние души
[i]В 60-е любое убийство было происшествием чрезвычайным. Убийство милиционера, опера — ЧП втройне. Друзья, коллеги по угрозыску раскрыли преступление, а один из них написал книгу о том, как это было.Гибелью своей милиционер Геннадий Печурин открыл дорогу писателю Леониду Словину.[/i]— Все, что я написал, было и есть на самом деле. Почти… — Темой я владел, так что особых претензий не возникало. Но были придирки. Иногда анекдотические, типа расхожего указания о том, что у генерала на фронте не может быть в любовницах медсестра, а вот военврач — пожалуйста. У меня готовилась к выходу книга, она уже набрана, и тут из МВД приходит распоряжение: о наркотиках не упоминать! Все, книгу можно пускать под нож. Но редактор посоветовала: замените это слово другим, остальное не трогайте. Я заменил на «дурной корень», «заразу»… Или спрашивают: «Отчего вашего героя Денисова товарищ назвал Денисом? Прозвище? В рядах милиции кличкам не место!» — Это одна из причин, почему я так суров к своим книгам тех лет.— Я так далеко не заглядываю. В любом случае эти книги — свидетельство времени. Все мои книги «укомплектованы» из настоящих уголовных дел, которые действительно имели место. Они просто собраны в определенной последовательности, смещены по времени.— Следователь говорил, что я второй человек, который знает все об убийстве Талгата Нигматулина, прославившегося ролью в фильме «Пираты ХХ века». Я изучал это дело, старался понять, как умница, актер и каратист смог до такой степени попасть под влияние шарлатанов, что не посмел защищаться, когда его избивали.И забили до смерти. Я был на допросах, я был в суде. Что меня поразило: большинство людей в зале были на стороне убийц! Они верили, что обвиняемые имели право так поступить, так «вразумлять» ученика.— А человек, который вел дело, умер. Но сначала стал начальником следственного отдела. Через несколько месяцев во время дружеской встречи кто-то случайно выстрелил из ружья и попал ему в ногу. Ему грозила ампутация, но потом в больнице появилась странная женщина и сказала, что это она навела порчу за то неправедное дело. «А сейчас ее снимаю». И следователь выздоровел, после чего стал мистически относиться ко всему, что было связано с убийством Нигматулина. А потом он умер, этот красивый мужчина 49-го года рождения.— Такой прием был использован еще Эдгаром По в «Убийстве на улице Морг». Да и мода такая была. Потом я понял, что документ — камень, привязанный к шее литературного произведения. Нужно писать по-другому. Я же старался писать коротко, даже вычеркивал прилагательные, которые, полагал, гниют, как овощи.И еще была цель — раскрывать загадку лишь на последних страницах. Сейчас у меня нет задачи написать детектив с неожиданным концом.— Неожиданный конец почти всегда благополучный. Это игра. Меня занимает другое. Скажем, человека чуть не убили, а он сидит, не испытывая зла к преступнику, которого перехитрил, победил, и вспоминает о том, как был в пограничном отряде в горах и как они там пели песню о шахтере, и думает при этом: какую же страну мы профукали! Вот в чем для меня неожиданность. Главное — взаимоотношения людей. А украден ли чемодан с 5 рублями или с 5 миллионами — это не так уж важно.[b]— Вы с Георгием Вайнером написали про узбекскую мафию. Ого-го какой было шум! Кстати, верна ли информация, что роман «На темной стороне Луны» был первым русским криминальным романом, включенным в знаменитую «Черную серию» французского издательства «Галлимар»? [/b]— Верно.— Я учился на юрфаке МГУ с Аркадием Вайнером. С братьями мы написали сценарий «Как стать генералом», который так и не стал фильмом. Потом приступили ко второй книге — об узбекской мафии. Тут братья решили, что соавтором должен быть один из них, и я остался с Георгием.— Во время войны мальчишкой я жил в Узбекистане и на всю жизнь сохранил любовь к нему. И при удобном случае стараюсь сказать несколько слов по-узбекски. Были у меня и друзья в тамошнем управлении внутренних дел, русские, которые послужили прообразами героев книги. Правда, в романе один из них получил узбекскую фамилию, но второй остался русским.— От времен, когда я был инспектором по предупреждению краж крупного рогатого скота и имел дело с цыганами, у меня осталось всего две фразы. Но они мне очень помогали, когда я работал на Павелецком вокзале. Там цыганок хватало. Когда их приводили в отдел, они поднимали такой ор, что дежурный тут же вызывал меня. Я приходил и до поры скромно стоял в сторонке. Потом выбирал самую шумную и говорил: «Сыр тут кхарна про лав?» («Как тебя зовут?»). И тут же — мертвая тишина: этот мент все слышал и все понял! Через минуту они бросались ко мне, приняв за своего. Опять поднимался крик. Тогда я кивал на дежурного: «Дедума гаджиканес», мол, говорите, чтобы он понял, и гордо уходил.— Но остался родным. Когда по НТВ в Иерусалиме я увидел сюжет о бомбе, заложенной на Павелецком, я бросился к телефону и позвонил дежурному. Он меня успокоил: ложная тревога. 5 мая на вокзале собиралось Московско-Павелецкое линейное управление МВД во главе с полковником Юрием Пугачевым. Были там и мы с Акимовым… — Да, с моим другом Виктором Акимовым, с которого мной списан сержант, а потом капитан Денисов. Мы были дорогими гостями на той встрече. Все к нам липли. Приятно. И немного грустно: на том месте, где стоял отдел милиции, теперь несколько деревьев. Ушел наивный, честный, дорогой мне мир. Ведь мы шли работать не за копейку — не было у нас иной жизни! Я лично был убежден, что у меня будут самые «вкусные» дела. А оказалось, что пик моей карьеры пришелся на годы в Костроме, где я дослужился до начальника розыска.— Национальность помешала. В 50-е на это не смотрели. В Костроме начальник горотдела носил фамилию Зильберман! А потом, в 60-е, уже в Москве, был у меня разговор с большим милицейским начальником. Решительный человек! Трубку схватил, позвонил в отдел кадров — мол, мигом документы Словина на подпись. А у телефона мембрана такая, что и мне слышно. И я слышу: «Он же еврей». И растерялся большой начальник, сник, мямлить начал… — 26 лет, 2 месяца и 18 дней. Как правило, служат 25. В 1982 году вышел в отставку и с головой ушел в писательство.— До начала перестройки авторы детективов представляли собой дружную тусовку. Адамов, братья Вайнеры, Пронин, Шестаков, Леонов, Хруцкий, Кларов, Безуглов… Конкуренции не было, так как мы заполняли все то пространство, которое отводилось жанру: навыпускает издательство кучу макулатуры, а к ней — пару детективов, чтобы окупить убытки.Были у меня и фильмы — «На темной стороне Луны» и «Дополнительный прибывает на второй путь». Все изменилось на излете перестройки. За пятисерийный фильм «След черной рыбы», сценарий которого мы написали с Георгием Вайнером, я получил гонорар, равный стоимости батона колбасы. В 1994 году я подхватил пишущую машинку и уехал в Израиль. Мне там хорошо пишется, возможно, оттого, что не полностью принадлежу той жизни, не знаю языка, не читаю газет, за исключением русскоязычных, вообще многого не понимаю. Например, взаимоотношений с детьми.Мало того, что школьники называют учительниц по имени, могут встать и уйти из класса — по нынешнему законодательству родитель, шлепнувший чадо по попе, запросто отправится за решетку.Правда, в эти годы выбрасывается вся агрессия. После чего это веселые, трезвые, дружелюбные юноши и девушки, хотя нередко и с автоматами, ведь там служат представители обеих полов.— Началось с того, что в начале 90-х я решил написать о частных детективах.— Подчас оно просто не в состоянии. И тут помощь могут оказать сыскные агентства. Я не знал, как они работают, и откликнулся на одно из объявлений о найме уволившихся розыскников. Втайне я рассчитывая и на какую-никакую подработку. Сообщив, сколько мне лет, получил отказ.Но телефончик записали… Через несколько часов мне позвонил глава агентства: «Тот ли вы Словин, который пишет книги? И «Бронированные жилеты» вы написали? Меня эта книга буквально перевернула: я бывший сотрудник угро, не выдержал бардака — ушел». Потом Сергей Степнов, ныне член самых престижных объединений частных детективов мира, предложил за небольшой оклад стать его советником.— Это говорит мой герой, а не я. Самое важное — не выполнять преступный приказ, исходит ли он от пахана или министра МВД. Люди по обе стороны баррикады очень похожи, только знаки у них разные: «+» и «—». Но и там, и там есть смелость, кураж, авторитет у товарищей по банде или отделению милиции.[b]— Продолжу цитатой из романа «Отстрел»: «Было одинаково позорным: менту — положить в карман что-нибудь во время обыска и вору — присвоить с кражи хотя бы малость. Менты ставили на карту быт и благополучие своих семей, близких… Здоровье. И время от времени свои жизни. Воры всегда — судьбу. И их личная ставка была постоянно выше.Но менты чаще гибли. За людей, которых никогда не знали.За чужое добро. Рискуя. Выполняя приказ. В них вбивали сознание камикадзе — ежечасную готовность к самопожертвованию… И песни они пели одни и те же — блатные, а не специально написанные шлягеры о советской милиции».[/b]— Они — менты, ибо мент — это состояние души. Они очень уязвимы: их оскорбляют недоверием, презирают, им верят только тогда, когда их убивают. С самого начала я хотел рассказать о ментах, а писал о милиционерах. И теперь с белой завистью смотрю сериал «Улицы разбитых фонарей».— И я мечтал. Теперь не знаю.