Об интимном вслух не говорят

[b]С незабываемым Атосом из «Трех мушкетеров» мы встретились в Доме литераторов. Там шли репетиции вечера памяти Андрея Тарковского, в котором Смехов читал дневники режиссера. Через несколько дней он должен был уехать в Вологду – на съемки моноспектакля «Я забыл погоду детства» по стихам Варлама Шаламова. С этого спектакля и начался наш разговор.– Не так давно я прочел на студии звукозаписи в издательском доме «Союз» «Колымские рассказы». И получил приглашение от нашего единственного и неповторимого канала «Культура» на моноспектакль, который снимают к 100-летию Шаламова.Варлам Тихонович – из семьи священника. Его отец был миссионером на Алеутских островах, служил в Софийском соборе и других храмах Вологды. Но сам Шаламов, хлебнувший адской жизни в родной стране, чуждался разговоров о церкви. Есть разница между истинной верой и религиозной болтовней.– К сожалению, нет. Хотя он бывал на наших спектаклях и очень добрые слова говорил о любимовской «Таганке». А еще я имел честь дружить с замечательным писателем Владимиром Тендряковым, с которым Шаламова связывали хорошие отношения. Кстати, оба классика родом из вологодских земель, и во время съемок приятно было оказаться на улице Тендрякова и в библиотеке, названной в его честь.– Да, но я не считаю это предметом разговора для обыкновенного журналистского интервью, даже в уважаемой газете. Исповеди – дело совсем другого рода. Все публичные разговоры о вере, родине и любви спрофанированы нашей журналистикой. И теперь невежественным людям кажется, что можно говорить вслух о самых дорогих, интимных вещах.– А мне кажется, я зачастил в последний год на телеэкран. Впрочем, друзья, знающие нашу телевизионную какофонию, каждый раз дают мне «пиар-совет» – куда идти можно, а куда – стыдно. Я очень уважаю профессию журналиста, поэтому бывает неловко за длительные огрехи вкуса – даже у одаренных мастеров. Например, в шоу Андрея Малахова.– Одной из громких телепремьер прошлого года был сериал «Мастер и Маргарита» Владимира Бортко. В связи с этим многие говорили об одноименном фильме Юрия Кары, который в прокат не вышел, и посмотрели его лишь немногие избранные. Вы попали в их число?[/b]– Я должен был его увидеть, потому что был приглашен выступить на вечере памяти Михаила Ульянова, который проводила компания НТВ, – а там этот фильм показывали. Но, к сожалению, мне не удалось вырваться туда – по ужасной причине дорожных пробок. Кстати, именно в апреле этого года спектаклю «Мастер и Маргарита» в Театре на Таганке исполнилось 30 лет. Его премьера в 1977 году ознаменовалась фейерверком восторгов в Москве. Это было успехом создателей первого зрелища по великой книге – Любимова и Боровского и личным праздником моего Воланда!– У меня как-то в жизни сложилось, что я получаю приглашения и только тогда понимаю, хочу я в этом участвовать или нет. Острого желания что-то сыграть на сцене, какой-то суеты актерского недомогания я в себе не ощущаю. У меня все-таки несколько профессий. Если я заскучаю как актер – работаю как режиссер (с наслаждением), заскучаю как режиссер – занимаюсь сочинительством (с удовольствием). Или сажусь за руль и еду куда-нибудь с любимой женой.Это красиво звучит, но в нашей жизни бывало так много фантастики наяву – сам себе не верю... Что касается «Дома на набережной», мне ваш вопрос приятен. Но ведь вы слишком молоды и его уже не застали?– Это был во всех отношениях самый сильный спектакль последнего времени той, легендарной «Таганки». Он резанул и ударил по нервам и душевным струнам наших лучших людей. А для меня «Дом на набережной» совпал с пиком моего романа с будущей женой Галей Аксеновой, который длится уже, оказывается, 27 лет.Роль Димы Глебова – большая, тревожная и счастливая удача в моей жизни – по всем признакам театрального безумия. Каждый раз играть ее было почти рискованным трудом. Я сейчас перечитываю свои дневники и вспоминаю причуды актерского состояния перед разными спектаклями. Накануне «Мастера» у меня всегда было с утра счастливейшее настроение. А перед «Домом на набережной» или «Гамлетом», где я играл короля Клавдия, я, так сказать, был себе мало приятен...– Все, что связано с этим романом Булгакова в моей жизни, было счастливым. И это не только спектакль, но и моя книга «Мастер и Маргарита в стране чудес». И лекции, прочитанные на славянских отделениях в Гарварде и еще нескольких университетах США, и альбом компакт-дисков с моим исполнением романа. А вот, например, в Праге я ставил «Пиковую даму». И хотя это произведение Пушкина и Чайковского считается, как и «Мастер», мистическим, ничего плохого в то время не случилось. Сплошные подарки небес.– Когда я работал над спектаклем, то мы с Галей жили напротив Карлова моста, в Анненском наместье, в бывшем монастыре, построенном на территории старого кладбища. В этом монастыре кроме нас находились склады костюмов Национальной оперы и проживали страшные призраки, встречу с которыми нам твердо обещали сотрудники театра.– Нет, не повезло ребятам (то есть им, а не нам, конечно). Вообще, я думаю, с мистикой можно даже «сговориться», подружиться, если только истинно любишь то, что ее притягивает.– Сейчас вы играете в театре?[/b]– Нет, мое время довольно плотно расписано другими занятиями. В том числе и актерскими.– Я имею в виду и съемки, и концертные поездки, и записи аудиокниг. Что меня печалит в сегодняшнем дне, так это то, что на смену вынужденному бескорыстию, когда все служители сценических муз были почти одинаково бедны, пришла суета по обслуживанию призрака бизнеса. Люди, которые могут созидать подробно и тщательно то, что диктуется их талантом, вынуждены свертывать свои рабочие планы. И хочешь не хочешь, часто выходят к зрителям полуфабрикаты. Конечно, надо и жить, и зарабатывать. Но это совсем не означает, что во время репетиции глаза должны бегать в стороны: как бы мне не опоздать на драгоценную халтуру. Извините за некорректность…Что касается основных изменений в театре, то известно, что сегодня приезжим в Москве не говорят: идите на «Таганку», в «Современник» или в «Ленком» – и вам всегда гарантирована удача. Сейчас советуют: посмотрите такой-то спектакль у Райкина, такой-то в «Ленкоме». Есть единственный театр, куда можно ходить на все с абсолютной уверенностью.– Вы угадали. А вообще у нас сейчас какой-то, я бы сказал, переизбыток праздника искусств в Москве. Открываешь альманах «Афиша» и захлебываешься в обещаниях и приглашениях. Нужно очень здраво разбираться в деле, чтобы отыскать что-то действительно стоящее. У меня самый серьезный советчик – моя жена Галя, которая всегда покупает и читает эту «Афишу».– И журналист, и киновед, и преподаватель.– Это правда: сначала покорила, а потом стало интересно. А теперь еще интереснее. И ей со мной – тоже. А кому же это не будет интересно: только вчера познакомились – а по календарю выходит уйма лет! «Прямо неловко перед другими державами»... Это цитата из классики, из Николая Эрдмана, извините.– Скажите, а для детей вы ничего не хотите поставить? Я помню, когда была маленькой, очень любила слушать пластинку «Али-баба и сорок разбойников». Автором этой постановки были вы.[/b]– Она не была сделана специально для детей. Я вообще к детям как к младшим никогда не относился – ни к своим, ни к чужим. Нас, всех, кто сотворил этот мюзикл 27 лет назад, весело связала забавная, пародийная история, адресованная не просто детям, а детям внутри каждого из нас. Потому что лучшее, что есть в человеке, это его детство.– Я для них ничего специально не сочиняю, тем более что старший, Леня, в будущем году уже оканчивает МГУ, так что теперь его очередь – сочинять. Он учится на филолога, его любимая дисциплина – риторика. Мне кажется, это очень близко к актерству.– Со мной он не спорит. Леня вообще относится ко мне слишком почтительно, кажется, я этого не заслужил. «Али-бабу» он знает наизусть.– Да, он вообще очень много чего успевает. Например, наизусть знает песни своей мамы Алики. Это очень музыкальный, нежный и отважный юноша шести лет.– Сейчас, по-моему, само время никому не дает себя «проводить» как следует. Тем более что у нас, артистов, много времени отнимают поездки.– Она сама. Это было в Сигулде, где отдыхало наше семейство. Своего любимого дедушку она там вместо Дмитрий Игнатьевич называла «Амамика». А себя – «Алика». Может быть, латышская фонетика навела ее слух на такое звучание?– А в знаменитом, как сейчас говорят, культовом, фильме «Асса» так зовут главную героиню. Этого хотел автор сценария Сергей Ливнев – первый муж Алики, замечательно талантливый человек, а Сергей Соловьев, режиссер «Ассы», не возражал. А я, между прочим, до последнего времени стеснялся своего имени и с детства всегда вздрагивал, когда меня громко звали. А теперь не стесняюсь – не знаю, что меня вразумило: то ли вкус исправился, то ли вздрагивать надоело.