Служебный роман закончился браком

был высок, красив, талантлив, играл не приветствуемый властями джаз, чем создавал вокруг себя дополнительную притягательную ауру.столько о Бриле слышала, учась с ним в одном училище, но умудрилась ни разу его не увидеть. Встретились они через годы в знаменитом джаз-оркестре Юрия Саульского «ВИО-66».Сегодня народный артист России, профессор Российской Академии музыки имени Гнесиных Игорь Михайлович Бриль по-прежнему красив и высок, и на его выступлениях ревут от восторга взрослые дети его поклонниц.Когда он появляется на концертах или приемах, элегантный и светский, в окружении двух абсолютно похожих друг на друга (и на него самого двадцатипятилетнего) сыновей и с молодо выглядящей женой, все провожают их взглядами.Дамы — слегка ревнивыми, мужчины — умиленно-восторженными. Наверное, оттого, что каждый мужчина втайне мечтает не просто о сыне, а о некоем продолжении себя. А тут — двое, унаследовавшие талант и профессию отца. Все вчетвером они смотрятся островком стабильности и счастья в океане нашей сумрачной действительности.И не только смотрятся…[/i] — Вот уж действительно легенда! Выходя замуж, я вообще не умела готовить и даже считала это занятие ниже своего достоинства, в чем и призналась будущему мужу. Правда, добавила, что могу соорудить бутерброды с кильками или креветками (тогда это была самая дешевая еда).Игорь ответил, что претендует только на картошку. За годы нашего брака его вкусы сильно изменились и пропорционально моему опыту становятся все изысканнее. А я сначала осваивала салаты, потом обзванивала всех знакомых, расспрашивая, как готовить супы — они почему-то давались мне труднее всего. Наконец пошли всякие эффектные блюда к праздникам и дням рождения — вот, наверное, где источник легенды.Так что никаких завлекалочек не было, а было любопытство поначалу взглянуть на завзятого сердцееда, потом — интерес к яркому музыканту, умному собеседнику. Однажды мы сидели и говорили про Бергмана, и я вдруг подумала: вот за этого человека я могла бы выйти замуж. Потом та же мысль, видимо, пришла в голову Игорю… — Любовь к переменам — особенность моего характера. Ведь я была, говорят, неплохой пианисткой. Потом легко и просто бросила рояль, став дирижером-хоровиком. Потом так же легко ушла петь джаз. Но поскольку джазового фанатизма у меня не было, то стоило Брилю уйти из «ВИО», как я поскакала вслед за ним.В никуда. Потом захотела стать звукорежиссером. Устроилась на радио и вот проработала там почти тридцать лет. Был бешеный азарт — звукорежиссеров тогда вообще было мало, тем более пишущих эстраду. Я прошла весь путь: работала в копировальном цехе, была оператором, ассистентом и наконец стала режиссером, а потом и главным звукорежиссером Дома звукозаписи. Работала с колоссальной самоотдачей.Как мне признавались позже мои исполнители, на них действовало не столько качество моих записей, сколько то, как я загоралась их идеями. Я писала многие симфонические оркестры, эстрадно-симфонический оркестр Юрия Силантьева, джаз-оркестр Вадима Людвиковского, всех тогдашних эстрадных звезд — Кобзона, Лещенко, Магомаева, Хиля… — Да, несколько раз, с разными составами. И жалею о том, что делала это, потому что звукорежиссера и его «клиента» не должны связывать никакие отношения, кроме деловых.А так — мне что-то не нравится, но неловко об этом сказать — родной человек, жалко обижать при всех.— Я ни-ког-да не влезаю в его творческие дела, худсоветов на дому у нас не бывает. Вообще, когда мы только поженились, Игорь сказал: брак вовсе не означает, что два человека должны жить одной жизнью.Пусть каждый живет своей. Единство в браке — вовсе не обязанность всюду ходить вдвоем или отчитываться друг другу в своих планах. Мне сначала казалось это странным, а потом я поняла, насколько это мудро — сохранять себя, иметь право на свою жизнь. Что касается творчества Игоря, в первые годы, когда он еще не был таким признанным музыкантом и вообще на джаз периодически возникало гонение, я преданно ходила на все его концерты. Ведь после выступления человеку надо выговориться, выплеснуться — и я шла рядом, молча ему внимая. Думаю, что Игорь представляет тот редкий для джаза случай, когда академическое начало органично сплавлено с джазовым напором, с «драйвом». То есть, отдавая должное ударности, стремительности, Бриль в своем пианизме именно... пианистичен. Он играет так, словно поет на рояле, преодолевая «молоточковый» характер фортепианного механизма. Фраза текучая, насыщенная. Образцами для подражания были не только джазмены, но и Гилельс, и Софроницкий. А еще он тяготеет к ироничной театральности.Но я смотрю на джаз с общемузыкальных позиций. Мне нравится, что в композициях Бриля — веяния Равеля, Скрябина, Прокофьева. Не могу сказать, хорошо сегодня играл ударник или нет, могу только заметить: он играл громко, заглушая соло рояля или саксофона… — Дима и Саша сейчас вообще живут отдельно от нас. И, по-моему, они и не репетировали вовсе. Обычно за час до выезда на концерт Игорь заглядывал в комнату ребят и говорил: «Пойдемте, подумаем, что там сегодня у нас будет…» Все практически рождалось прямо на сцене. Мне кажется, Игорь специально держит мальчишек в экстремальном состоянии, устраивает им и себе самому «нерв», за счет которого на сцене происходит мобилизация всех сил. Насчет «симфонии звуков»: у Игоря все композиции рождаются в голове, во всяком случае к роялю он подходит редко. Вот когда дети учились в музыкальной школе, а потом в училище — это да! Под их упражнения я готовила обеды, читала, дремала… — Мало того, я совершенно не хотела, чтобы они были музыкантами. Это — огромный труд. Кто же хочет тяжкой доли своим детям? Дима и Саша сами все решили. С раннего возраста поняли, что никто их пропихивать наверх не будет, что надеяться можно только на себя. В джазовом училище на Ордынке, куда они поступили и где Игорь был деканом, у них даже комплекс развился: они не могли позволить себе, как все нормальные люди, иногда опоздать, прогулять, чего-то недоучить… На самом первом конкурсе, в котором они участвовали, Игорь был председателем жюри. Когда все жюри хотело дать Диме какую-то награду, Игорь категорически сказал: нет, рано! Даже о том, что они записывают свой первый диск, я случайно узнала от редактора телевидения. Все — сами.— Обеды, уборка — за мой счет. Но стирать и гладить я категорически отказалась в первые же дни замужества. На мое счастье, Игорь, наоборот, обожает — енот-полоскун какой-то. И дети, глядя на отца, приучились сами себя обстирывать-обглаживать.— Я не знаю, что такое «тяжелый», «легкий»… Терпеть не могу выяснять отношения. Если вижу, что у человека нет настроения, даю ему возможность это состояние пережить. А если живешь вместе с родителями, бабушками, собаками, кошками (у нас в доме вечный зоопарк), то позволять себе быть самой собой — большая роскошь. Семейная жизнь — своего рода театр.[b]— Джаз — дело не очень прибыльное, тем более в ситуации нашего перманентного кризиса.На материальную сторону семейной жизни не жалуетесь? [/b]— Игорю со мной крупно повезло. Когда я сказала, что мы оба из училища при консерватории, из «Мерзляковки», — это не просто так. Училище в то время было чем-то вроде Йельского университета или Оксфорда: определенный дух, воспитание и менталитет. Мой педагог Дмитрий Александрович Блюм — кстати, наши дети, Дмитрий и Александр, названы в его честь — оказал на меня колоссальное влияние. Он был человеком, для которого не существовало понятий денег, престижа, почетных званий и т. д. Человек поколения, к сожалению, уже ушедшего. Это была та Москва, которую я вспоминаю, глядя на Игоря Моисеева или Юрия Любимова… Люди другой породы. И я счастлива, что воспитывалась под их влиянием! И для Игоря звания, обстановка в квартире, дача, машина также не имели значения. Когда у нас были деньги, нам было хорошо, нет — никто никого в этом не упрекал. Брали в долг, родственники иногда чего-то подкидывали, но мне в голову не приходило — бедные мы или богатые… Круг моих знакомых — художники-битники 60-х. Вон над нами висит картина Володи Пятницкого — сегодня его продают за огромные суммы на Западе. А тогда это был полуголодный человек. В продранных джинсах и свитерах был некий эпатаж, но и стиль — неприличным считалось, наоборот, кичиться состоятельностью родителей. Я выросла и жила именно в такой обстановке. Главным было любимое дело. А я его имела! Именно внутренняя свобода помогла Игорю остаться в джазе, когда многие музыканты стали уходит в коммерческую эстраду и у них появились деньги, машины, дачи… Для мужчины еще важнее, чем для женщины, дело, которое он любит, в котором он успешен! — Хачапури. Недорого и сердито. Два стакана муки, пачка маргарина, немного соли и сахара, пачка творога. Это тесто, которое кладется в холодильник. Затем натираются на терке 300 граммов сыра, несколько долек чеснока, перемешиваются с сырым яйцом и парой ложек сметаны, посыпается перцем. Тесто раскатывается, начинка укладывается, можно еще добавить всяких пахучих травок, края защепляются в виде ватрушки — и в духовку. Наши гости, не только «кавказские», но и всех других национальностей, облизывают пальчики!