Профессор Зиновий Вайнберг: Врачебных ошибок могло бы быть меньше

[i][b]Скажем, то, что он успешно провел уже более 13.000 хирургических операций.Как у каждого врача, у него, конечно, есть свое «кладбище». Но, говорят, оно совсем маленькое: с младых лет Зиновий — хирург умелый и в операциях удачливый.Не зря среди его пациентов было немало известных политиков, деятелей искусств, крупных коммерсантов.Предсовмина СССР Г. М. Маленков, Предмоссовета Н. А. Дыгай, актеры Аркадий Райкин и Иннокентий Смоктуновский, композиторы Микаэл Таривердиев, Марк Фрадкин, генералы советской торговли директора Смоленского и Елисеевского гастрономов. Все эти люди, когда прихватывало, беспрекословно приезжали к нему в обычную городскую больницу № 67 на окраине города. Человек со скальпелем [/b][/i]В этой больнице Зиновий Соломонович проработал, страшно сказать, почти сорок лет. И все эти годы прошли в сумасшедшей круговерти. Больница-то скоропомощная.Круглые сутки машины «03» везут сюда тяжелейших пациентов — после автокатастроф, прочих бед и аварий, или тех, кто запустил свою болезнь так, что уже ступил одной ногой за черту жизни. Решения здесь принимаются стремительно, ведь потом многое исправить сложно, а иное невозможно совсем. Ушедшего не вернешь… Драматическая медицина, а точнее неотложная урология, «конек» профессора Вайнберга. Вот и сейчас Зиновий Соломонович заехал ко мне в редакцию, чтобы подарить недавно выпущенную в издательстве «Московский рабочий» свою новую книгу «Неотложная урология». Понятно, она не для широкой публики. Но и не только для узкого круга урологов, а для многих тысяч врачей смежных профессий.— Я написал ее, чтобы облегчить участь врачей «Скорой помощи», дежурных служб больниц и поликлиник, всех, кому единственно правильное решение приходится принимать в считанные минуты, когда нет возможности обсудить проблему коллегиально, — говорит профессор и как бы сам спрашивает себя. — Что труднее в такие минуты: вынести вердикт о неизбежности экстренной операции или взять на себя ответственность от операции воздержаться вовсе? Однозначного ответа на этот вопрос нет. Но определенно известно, операция никак не может всплывать в сознании врача смутным представлением спасательного мероприятия, а должна быть известна ему до малейших подробностей.— Не исключено. В экстренных ситуациях все определяется опытом, добросовестностью и талантом хирурга, что по большому счету есть высший дар.Научить как стать хорошим хирургом — задача бессмысленная и безнадежная. Но помочь избежать ошибок вполне реально. Собственно, ради этого и была написана книга. Я постарался напомнить о типичных врачебных ошибках. Они, конечно, неизбежны в повседневной медицинской практике. Но знание причин ошибок несомненно поможет уменьшить шансы их повторения.— И очень подробно, хотя обычно о ятрогенных травмах в медицинской литературе не любят вспоминать. А зря! Такие травмы возникают отнюдь нередко и в ходе вроде бы простейших манипуляций, и в процессе сложных операций, и при инструментальной диагностике. Знания о них необходимы, чтобы врач мог их избежать или хотя бы вовремя принять меры.— Например, серьезным дефектом отечественной медицины я считаю узкую специализацию врачей. Когда врач видит не больного в целом, а какой-либо один, пусть даже очень хорошо известный ему, орган, стоит ли удивляться ошибкам.Или, скажем, хорошо ли для пациентов то, что сейчас в диагностике все большую роль обретает не опыт и врачебная интуиция, а совсем не оправданные порой инструментальные вмешательства?! Я имею в виду лапароскопию, ангиографию и т. д. Корифеи медицины недавнего прошлого предостерегали: ультраинструментализм таит в себе опасность дегуманизации. Уверен, они были правы.Профессор Вайнберг практикует уже пятьдесят лет, и книга его, безусловно, станет для врачей руководством к действию. А действовать Зиновий Соломонович умел всегда. Его приход в неотложную медицину, возможно, определила трагедия, невольным участником которой он стал в неимоверно далеком теперь 1949 году.— В Боткинской больнице я ассистировал очень опытному хирургу доценту Науму Михайловичу Иглицину, — вспоминает Вайнберг. — На операционном столе лежала наша коллега врач Богачева, страдавшая туберкулезом почки. Началось кровотечение. Иглицин занервничал, ему стало плохо.Мы с сестрой подхватили его, а когда положили на пол, он был уже мертв. Заканчивать операцию пришлось мне… Тогда-то учитель Зиновия Соломоновича крупнейший советский уролог А. П. Фрумкин и подарил ему свою книгу с трогательной, многообещающей надписью: «Своему наиболее способному и талантливому ученику. Настоятельно хочу, чтобы ты вырос большим человеком».Отменным хирургом Вайнберг стал, а вот человек он в восприятии многих явно не однозначный.Говорят, упрям, в оценках резок, бывает нетерпим и непредсказуем. Отец его — известный профессор-паталогоанатом — в первые дни войны вступил в партию, ушел на фронт. Почти мальчишкой Зиновий в войне участвовал тоже, но в партию не вступил. Ни тогда, ни позже, даже когда от этого зависело, возглавит ли он кафедру в престижном медицинском вузе. А ведь как звали! Что же помешало ему: на дух партмораль не принимал или диссидентствовал, может? Ни боже мой. Был главным урологом Москвы, много лет консультировал пациентов в горкомовской «кремлевке», со многими партфункционерами дружил, время свободное с ними проводил.А в партию не вступил почему, знаете? Он мне об этом двадцать лет назад говорил и сейчас слово в слово повторяет: — Не хочу быть зависимым! Независимость, безусловно, то, что больше всего ценит Вайнберг.Он и внешне в застойные времена выглядел эдакой «белой вороной».Моложавая стрижка, орлиный профиль, костюмы всегда суперэлегантные, перстень на пальце и непременно престижный автомобиль.Слышали, радиостанция «Эхо Москвы» сейчас все к знаменитостям пристает: «Каким вы представляете себе настоящего денди?». Знаменитости путаются, толком ответить не могут. А я могу.Зиновий и есть наш настоящий российский денди. И еще сноб… Хотя, с другой стороны, горные лыжи освоил задолго до того, как стали они в России спортом элиты. Ни одного балета, симфонического концерта не пропускал еще до того, когда фойе там превратились в ярмарку тщеславия.Но за этим внешним на редкость душевный и добрый человек. Он принадлежит к той блестящей плеяде врачей-профессоров старой школы, которые, слава богу, еще в строю. Виртуозы своего дела, они когда-то переняли у учителей, быть может, самое главное — умение лечить сердцем. Жаль только, сами не сумели в полной мере передать это следующим поколениям.Надев белый халат, Вайнберг преображается. В мгновение он может отключиться от всего и видеть только пациента, слушать только его, думать только о нем.Он находит слова, и люди раскрываются, верят ему и его скальпелю. Он точно знает, что сказать, чтобы подбодрить пациента перед операцией, а потом, бывает, приедет в ночь проведать.Но душевность у него без сантиментов, суровая. Лет двадцать назад я лег в тоже далекую от центра 13-ю горбольницу по поводу грыжи. Накануне сказал об этом Вайнбергу. Он как-то вскользь заметил: — Не волнуйся, операция отработанная, в общем заурядная, но, знаешь, после нее иногда бывают урологические осложнения.И вот лежу я в палате, отхожу от наркоза, вдруг открывается дверь, на пороге элегантный Вайнберг.Быстро осмотрел меня: — У тебя все в порядке.— Зиновий, стоило ли ехать через весь город, я ведь не просил.— Причем тут ты, я врач и так поступаю всегда, — отрезал Зиновий Соломонович и не попрощавшись, не оглянувшись на меня, скрылся за дверью.Мог бы водочки принести, друг все-таки…