«Литературное чтение – процесс уединительный»

В НАЧАЛЕ восьмидесятых, когда я учился на факультете журналистики МГУ, знаменитый писатель Арканов вел у нас «юмористические» курсы. Рассказывал о законах смехотворности, приводил недавно вышедшего из тени Аркадия Райкина, Михаила Жванецкого и других юмористов. А сейчас, спустя тридцать лет, выходит его новая книга из цикла «Шут с вами», в которую вошли не только юмористические, а может, даже и не столько юмористические вещи…– У меня к этому отношение очень простое. Никто ничего про себя не знает. Поэтому я всегда отвечаю так: если после того, как меня не станет, моя книга еще останется у кого-нибудь на полке, значит, можно считать, что я был писателем.– У меня достаточно большая библиотека. Сказать, что я все это время от времени перечитываю, я не могу. У меня вообще есть глубочайшее убеждение: все, что нужно прочитать из того, что мы называем большой литературой, это нужно читать где-то в возрасте, ну, скажем, от подростковых до юношеских лет, и до сорока пяти. Тогда это все усваивается.Из этого складывается мировоззрение человека, его представление о литературе.– Я беру книгу, начинаю читать, и буквально через пятнадцать-двадцать страниц мне становится ясно, что это за уровень – хороший, плохой или никакой. И очень часто появляется ощущение, что нечто подобное я уже читал. Может, у Бунина, а может, у Гоголя… не буду называть и перечислять, времени не хватит… но читал! И тогда я говорю себе: да, автор – способный человек, но открытия не сделал. Для меня. Вообще, открытия человек делает в первой половине своей жизни.– Я считаю, что заслуживает внимания Сорокин, как бы его ни критиковали. Это, безусловно, писатель! Еще Пелевин, Веллер... Их следует читать. А из женщин – Улицкую, Рубину… Это очень качественная литература, причем иного – нового! – уровня по сравнению с той, которую мы называем классической. Чем хороша настоящая литература? Не тем, что мы ее прочитали и восхитились: ах, какая замечательная книга! Она хороша тем, что, помимо нашей воли, рождает огромное количество ассоциаций, которые, как ветви от дерева, начинают уводить нас в разные стороны.– Библиотека моя уже сложилась и пополняется теперь очень редко – лишь теми книгами, которые дарят мои друзья, молодые или немолодые.И в зависимости от того, что это за книга, какого она качества, книга либо становится на полку, либо убирается куда-то в ящики и лежит там. Книги же, которые меня, скажем так, обременяют, я стараюсь отдать в библиотеки, читальные залы...– Увы, интерес к литературе сегодня трагически низок. Вообще, литературное чтение – это процесс особый, уединительный, спокойный, вдумчивый, который призван рождать в человеке мысль, ощущения.Чтение книг в метро, трамвае или в Интернете – это не то чтение. Даже физиология не та.Как бывший врач ответственно заявляю: любой человеческий орган, который не охвачен активным действием в активной жизни, атрофируется. Так же происходит и с мозгом. Если он лишается процесса познания, которое требует обязательного интеллектуального труда, энергии, если познание заменяется потреблением информации, которую можно выудить из Интернета без всяких усилий, то мозг становится ненужным. В итоге мы можем получить высокотехнологичное общество биороботов.– Есть места, которые мне нравились и нравятся, в которых я бывал и куда с удовольствием съездил бы еще не раз. Но это не имеет ничего общего со стремлением полежать вверх животом, позагорать, ни о чем не заботясь и ни о чем не думая. Для меня отдых – это смена занятий, переключение, например, гастрольные поездки. Это и отдых, и работа одновременно. А хобби… Для меня это не хобби, это форма моей жизни – я очень люблю музыку. У меня серьезная фонотека.К слову, когда я ставлю тот или иной диск, то часто получаю удовольствие от того, что еще кто-то рядом со мной слушает эту музыку и так же ее воспринимает. Желание делиться тем, от чего ты сам получаешь удовольствие, одно из самых больших удовольствий.– У меня пожелание всегда одно: читайте, читайте и читайте! И ни в коем случае не пользуйтесь суррогатами – отравитесь. Допустим, вы посмотрели кинофильм, снятый по какому-то известному произведению, но вы это произведение не читали. Так вот, не доверяйте этому кинофильму, даже если он вам очень понравился.Экранизация может быть плохой и может быть хорошей, но она всего лишь призыв к тому, чтобы человек прочитал книгу. Поэтому – читайте![b]Эта чёрная кривизна белых прямых линий…Аркадий АРКАНОВ[/b]Я СТОЯЛ на одной ноге, опираясь на другую, и, уставившись в одну точку, смотрел по сторонам с безразличным любопытством только что родившегося старика.Очаровательная мерзкая старушка злобно улыбнулась мне беззубым младенческим ртом и прошепелявила, четко заикаясь на каждом слоге: – Что вы тут бегаете, как вкопанный? Ваша вдова давно ждет вас, надеясь, что ты не придешь!..Я стремглав медленно тронулся с места и с большим трудом легко протиснулся в настежь закрытые двери старого, только что построенного крохотного двенадцатиэтажного дома.Моя внезапно овдовевшая невеста стояла лежа на горизонтальной табуретке, протягивая ко мне скрещенные на груди высохшие нежные руки. Лицо ее, обезображенное неземной банальной красотой, украшала гримаса опостылевшей любви и пламенной неприязни. Я обнял ее сочное костлявое тело и ощутил только что забытый прилив возбуждающего отвращения.Она прижималась ко мне, пытаясь вырваться из моих вялых настойчивых объятий, а потом заорала тихим истерическим шепотом: – Какое было бы счастье не видеть тебя, тварь моя любимая, чтоб ты сдох, не дай Бог!..Мы обвенчались с ней в погребальном зале Троекуровского ритуально-развлекательного комплекса.На свадебной тризне злейшие друзья и незнакомые свидетели весело соболезновали нашим дальним родителям и танцевали под похоронный марш Шопена. От безутешного счастья я не чувствовал под ногами земли, ставшей для меня тяжким пухом… Каждый новый день нашей бесконечно короткой жизни отличался один от другого неповторимым однообразием.По утрам она возвращалась домой с работы, а я ждал момента, когда смогу наконец не целовать четырежды ее мягкие сухие губы, вдыхая трезвящий аромат изысканного перегара.Мы обожали друг друга без всякой взаимности. Я никогда не изменял с ней моим любовницам, а она ни разу не ложилась со мной в постель в присутствии своих возлюбленных…Каждый вечер два-три раза в год мы оставались наедине. Я молча беседовал с ней, глядя в распахнутое окно, плотно закрытое ставнями, а она металась из угла в угол, не находя себе места от счастья.Что-то четко необъяснимое притягивало нас, вызывая желание послать друг друга к чертям собачьим, раз и навсегда взявшись за руки. Но, видимо, слишком сильна была моя ненависть к ее любимым сериалам, а ее безудержно тошнило от моего увлечения джазом.И вот однажды, когда я, матерясь от возмущения, не мог оторваться от бразильского сериала, а она, блюя от восторга, слушала Эллингтона, мы вдруг бросились друг к другу, как два изголодавшихся наркомана, и, задыхаясь в судорогах взаимного оргазма, решили развестись…Я с того момента жил в полном одиночестве с навязчивым ужасом несбыточной надежды, ежечасно прогоняя от себя назойливые мысли о ее внезапном возвращении… А она все удалялась и удалялась, становясь все ближе и ближе, пока совсем не исчезла, оставаясь рядом…