/ Фото: «Вечерняя Москва», Игорь Ивандиков

С кем вы, мастера насилия

Развлечения
Завершившийся Венецианский кинофестиваль снова напомнил о семейных ценностях, ложных идеалах и милости к падшим. Итоги вы уже знаете. Корейское кино в лице неувядаемого Ким Ки-Дука снова в авангарде. Только вот когда на сцену приглашают Паоло Баратту, президента биеннале, чтобы вручить «Золотого льва» Ким Ки-Дуку за фильм «Пьета», зал бурлил не только аплодисментами, но и буканьем.

Потому что смотреть такое кино, пусть и мастерское, невыносимо — как принимать горькие пилюли. Градус насилия там просто зашкаливает. А выбирать жюри во главе с Майклом Манном было из чего. Конкурсная программа оказалась весьма сильной.

Самые разные по жанрам и творческим приемам ленты объединила, как ни банально звучит, тема кризиса. Везде. В экономике. В семье. В религии.

Одну из самых страшных картин социального неравенства и эксплуатации показал как раз Ким Ки-Дук в своей «Пьете». В его мире мастерских на задворках мегаполиса царит беспредел. Отморозки там правят бал, кровавый и беспощадный. Главный герой выбивает долги из нищих работяг, самозабвенно их калеча и уродуя. Он потрошит все живое, что попадется на его пути, — и тут вдруг вырастает внезапно обретенная мать.

Этот жесткий и пронзительный фильм о насилии и цене насилия говорит и о том, как может изменить человека материнская любовь, даже намек на семью. А «Пьета» для обладателя «Золотого льва» — символ объятия, которым обнимается все человечество.

— Наиболее повторяющаяся тема — это кризис, — подтверждает директор кинофестиваля Альберто Барбера. — Экономический кризис, который разрушительно действует на общество, а также кризис человеческих ценностей.

Проявляется он по-разному. У Ульриха Зайдля муж-инвалид  никак не может воззвать к состраданию фанатичку-жену («Рай: Вера»). Терренс Малик поведал, как в благополучной Америке даже  любящим супругам не достучаться друг до друга («К удивлению»). По-своему решил задачу наш Кирилл Серебренников, который решил поменять местами жертв и  виновников («Измена»)... Но почему «Измена» прошла почти незамеченной? Может быть, как раз потому, что социальные мотивы там почти не проявлены — герои действуют в  каком-то символическом выхолощенном вакууме без названия. Да и у них самих нет имен, и вся конструкция кажется несколько искусственной… А в Венеции любят конкретику.

amp-next-page separator