Мама зацелует до смерти
Женщина, очевидно, не в себе. Если для нее уже тридцать лет назад было в порядке вещей запереть 12-летнего подростка дома, убедив мальчика в том, что внешний мир враждебен и «только мама не предаст» (как поет группа «Бутырка»), то чего ждать от нее в 70? Вряд ли ясности ума. А что до «мальчика», которому уже перевалило за сорок, то, упустив три десятка лет социализации, вряд ли он когда-нибудь будет способен к нормальной жизни взрослого мужчины. Скорее всего, просто захочет обратно к маме. Да, к той самой маме, которая лишила его свободы, раздолбала психику и грохнула здоровье. Но она — тот единственный островок безопасности, который ему знаком. Стокгольмский синдром, привет!
Этот пример кажется чудовищным и таким далеким от реальности. Дескать, это там, далеко — в Европах. И это же такой единичный случай… Но, для того чтобы отрезать ребенка от мира и внушить ему, что этот самый мир враждебен и опасен, совсем не обязательно приковывать его цепями к батарее. Вариантов, как навсегда привязать к себе ребенка, гарантированно лишив его чувства безопасности и шанса стать полноценным взрослым, целая палитра. Есть из чего выбрать в соответствии с вашими личными предпочтениями.
Первый — чувство вины. Оно нанизывается на малыша с самых ранних лет, как бусины на нитку. Вот ребенок захотел отправиться, например, на прогулку с друзьями. Вы провожаете его тяжким всхлипом: «Конечно… иди. Мать-то не нужна уже». Хорошо еще сопровождать этот номер отсчетом капель какого-нибудь сердечного лекарства или другим способом показать недомогание. Вряд ли он уйдет. А если и уйдет, поверьте, в его памяти навсегда отпечатается, как не в кайф отдыхать, пока мама там одна плачет. Вкус вины не перебьешь никаким мороженым — факт. И, скорее всего, ему уже никогда не будет «в кайф», потому что мама не плачет, только когда он сидит возле нее. Во всех остальных случаях он виноват в маминых слезах. Неприятно.
Второй — залюбить и изолировать. Необязательно так, как наша героиня из Стокгольма. Достаточно просто внушить ребенку, что вы с ним — команда, а остальные — это либо враги, либо просто случайные люди. Даже если с вами живет еще и папа. Даже если папа адекватный. Все равно он — чужак. Плохой полицейский. Любая критика и попытки воспитания со стороны — это атака. Важно, чтобы ребенок понимал, враги все, кроме маман. И учителя, и папа, и одноклассники. И будущий партнер, кстати, тоже. Все в нем ошибаются и не видят уникума, и только мама говорит, что он принц, каких не бывало. Или принцесса. Такой ребенок, повзрослев, не сепарируется естественным путем. Потому что отойти от мамы означает попасть в мир людей, для которых он — обыкновенный. А зачем?
Третий — «дай, я сама». Еще один способ воспитать максимально нежизнеспособного человека. Он не будет взрослеть и брать на себя ответственность, потому что есть мама, которая сама все сделает за него. Он же может спокойно впасть в детство, даже если ему сорок годиков. И взятки гладки.
Жертв такой материнской любви не обнаруживают при осмотре дома. Внешне они не похожи на стокгольмского пленника: не перепуганы, не изранены, зубы на месте. Но внутренне они оказываются такими же зависимыми от материнской опеки «малышами», не желающими покидать кокон. Драма в том, что зависимость имеет не так много общего с любовью. И когда мама душила ребенка жаждой обладать, стремлением к эксклюзивному праву на это живое существо, в результате она получает чадо, практически не способное на адекватную любовь. Ни к себе, ни к миру, ни к ней самой. В то время как любовь к матери — это, пожалуй, одно из самых естественных, чистых, простых и безболезненных чувств в мире.