С возвращением, сударь и сударыня!

На углу Камергерского наткнулся на стеклянный павильончик, торгующий блинами с разными начинками, в том числе и с любимой мною гречневой кашей. В очередях стоять я не любитель, но народу в павильончике было раз-два и обчелся — и я решил взять пару блинов. Передо мной стояла милая барышня в пальтишке на рыбьем меху, хлюпала носом и, оттого что озябла, никак не могла решить, какую выбрать начинку. Пока она раздумывала, я с интересом наблюдал, как лихо четыре поварихи пекут блины, как я люблю — с припеком, складывая их конвертом. Барышня явно тормозила и я, будучи человеком нетерпеливым, созрел для того, чтобы с присущей мне деликатностью дворового парня обратить ее внимание на блины с ветчиной и сыром. Или с красной икрой. Но меня опередила продавщица.

— Сударь, — сказала она, — могу ли я вам помочь с выбором? Честно говоря, я потерял дар речи.

Ну назвали бы меня товарищем, ведь нет уз их святее, или гражданином — по конституции. Но о чем я даже и мечтать не мог — столь любимым мною словом «сударь». Тем самым, за возращение которого так долго воевал покойный Солоухин! И вот на моих глазах свершилось. Я не знаю, спрашивать не стал, сама ли продавщица вернула в московский оборот эти слова: «сударь», «сударик», «сударыня», «сударушка» — или хозяин, вот умница, дал такую установку на правильное обращение с клиентами. Суть не в этом. А в том, что в нашу речь наконец вернулись слова, нужные и приятные во всех отношениях. Хотелось бы, навсегда. Ура!